Буддийское монашество.
1. Посвящение.
Посвящение в монашеский орден в Индии было двухэтапным: первый этап — приём в монашескую общину — pravrajya, второй — собственно посвящение — upasam pada. Это два различных и отделенных во времени акта. Для осуществления первого необходимо было лишь достичь 15 лет; для второго — 20-ти плюс разрешение родителей. Для первого вполне достаточно, чтобы монах обучил новичка основам поведения и 10-и запретам, а также принял от него обет. Для второго — собрание монахов, на котором наставник(-ца) задаёт вопросы, касающиеся обстоятельств, предшествовавших посвящению. Затем Затем посвящаемому сообщают 5 заповедей, запрещающих воровство, убийство, нарушение целомудрия, ложь, опьянение. Он вступает в убежище Дхармы, клянётся сохранять своё тело и разум чистыми и вести совершенный образ жизни.
Анализ санскритского, сакского, согдийского и тохарского текстов вместе с сообщением И-цзина, а так же относящимся к новому времени описаниями, позволяет реконструировать эту церемонию достаточно полно. В целом она была очень близка той, что нашла отражение в « Винас » и других древних текстах, отличаясь незначительными деталями.
Иначе обстояло дело в Японии.
В VIII в. сложился порядок официального утверждения монашеских санов государственными светскими учреждениями. Ещё в конце VII в. была определена ежегодная квота кандидатур (10 человек), которые после соответствующих экзаменов получали специальные дипломы из « гэмбарё », свидетельствующий об их принадлежности к буддийскому духовенству.
Пополнение буддийских монашеских общин не ограничивалось только такими ежегодными утверждениями. Немало (весьма возможно, чуть ли не подавляющее большинство) монахов появлялось в храмах во время массовых “обращений” в честь какого-либо знаменательного события (рождение наследников, выздоровление после болезни “императора или членов его семьи, после успешного вызывания дождя и т. п.); увеличивалось монашество и за счет внеурочных посвящений.
Порядок экзаменов для монахов регулировался правительственными указами; в частности, известен такой указ от 11-й луны 6-го года Тэмпё (734 г.). Постриг в монахи разрешался в том случае, если кандидат усваивал определенный набор доктрин, мог декламировать сутры и в течение трех лет вел надлежащий, с точки зрения буддийской этики и “Сонирё”, образы жизни, “выполняя чистые деяния” .
В государственном храмовом архиве Сёсоин сохранились документы, по которым можно судить об экзаменационных требованиях к будущим монахам. В 732 г. от экзаменующихся требовалось умение декламировать отрывки “из Лотосовой сутры, “Сутры золотого света” и др. и полностью “Сутру о Вималакирти”. Наизусть нужно было знать один свиток из “Сутры о Якуси”, главу о Каннон из Лотосовой сутры, а также “десять заклинаний” из “Сутры сердцевины о „праджня-парамите” (большинство указанных текстов рассматривается в следующей главе) В 742 г. требования к монахам возросли: помимо названных сутр надлежало декларировать “Сутру о сетях Брахмы” (яп. “Боммокё”) с комментариями.
Поскольку декламации сутр (и прежде всего “сутр, защищающих страну”) придавалось в VIII в. сакральное значение, то неудивительно, что от монаха и монахини требовалось в первую очередь знание как текста, так и ритуала его чтения.
Но такая строгость присутствовала не везде: в то время как во всех странах монашеские обеты принимаются на всю жизнь, в Таиланде возник обычай принятия обета на определенный срок. В начале XIV в. король Лугай на протяжении трех месяцев вел монашескую жизнь в одном из мужских монастырей, что положило начало уникальному тайскому обычаю, согласно которому мужчины имеют право принимать монашеские обеты на короткое время. В Таиланде есть люди, регулярно принимающие обеты на год или на несколько месяцев. Ничего подобного мы не находим ни в одной буддийской стране. Более того, тайской культуре присуща вера в духов. В этом контексте буддизм использовался следующим образом: монахи начитывали различные священные тексты, чтобы защитить людей от злых духов. Монахи считались избранными и высоко уважаемыми людьми, получавшими пропитание в виде подаяния, население преданно поддерживало их регулярными приношениями. Поскольку любой человек мог стать монахом, хотя бы на короткое время, это никогда не рассматривалось как экономически тягостное явление.
Вывод: Из трех направлений явно выделяется Дзэн (в отношении посвящения в монашескую общину). Не трудно заметить, что такой подход к профессиональной подготовке монашества непосредственным образом соотносился с генеральной тенденцией развития японского буддизма как государственной идеологии. Система отбора монахов и экзаменов давала возможность центральной власти достаточно гибко управлять кадрами в буддийских монастырях, чего не скажешь об Индии и Китае, где монашество было как бы ”автономным” институтом и посвящению не уделялось особого внимания, тем более со стороны государства.
Хотя следует заметить, что в Китае трудности всё же присутствовали: желающий постричься в монахи, должен был приобрести соответствующую одежду на свои средства, а позволить себе это мог не каждый .
2. Запреты и правовые нормы.
Монастырская жизнь была строго регламентирована; этот регламент опирался на определённый важный документ — монастырский устав, в Индии, а позднее и в Китае это был «Винаи», в Японии — «Сонирё».
Правовое положение монашества в Японии (и шире — дзэн-буддийской церкви) регулировал специальный раздел «Тайхорё» — «Сонирё» («Указы относительно монахов и монахинь»), состоящий из 27 статей. Согласно «Рёсюгэ», комментарию к «Тайхорё», образцом для создания «Соинрё» послужил несохранившийся танский монашеский кодекс «Даосэнгэ». «Сонирё» — жесткая регулятивная инструкция деятельности членов монашеской общины. В каждой из 27 статей указывается, что не должен делать монах (или монахиня) и какое наказание он получит за ослушание. Непосредственный контроль за соблюдением предписаний возлагался на «санго» и «сого». Наказания за проступки делились на «тяжелые» и «легкие». «Тяжелое» наказание заключалось в «возвращении в мир», т.е. в изгнании из монашества; к «легким» — уборка и ремонт храмов, исполнение различных хозяйственных работ.
В большинстве статей «Сонирё» определены наказания (как правило, «легкие»—сроком от десяти до ста дней, но иногда :и «тяжелые») за нарушение монашеских заповедей. Однако наиболее интересными представляются статьи (их десять), по которым можно судить о социальном статусе духовенства и
соответственно церкви. Строго пресекалась самостоятельная проповедническая деятельность монахов. «Возвращением в мир» наказывалось сооружение за пределами храма культовых мест (яп. «додзё»), чаще всего площадок с навесом, и обращение населения (прежде всего крестьян) в буддийскую веру, а также «ложные проповеди о преступлениях и счастье» (ст. 5). Монахи не имели права «одалживать свое имя» кому-либо из мирян (ст. 16). Чтобы устроить «мирские дела» частного плана, монах должен был получить разрешение не только от храмовых, но и провинциальных светских властей (ст. 17). Такое же позволение необходимо было иметь для занятий медитацией, а для ухода в «горы и леса» требовалось разрешение из «гэмбарё» (ст. 13). Монахам нельзя было становиться домашними слугами (ст. 24). Рядовому духовенству запрещалось иметь личную собственность (ст. 18). Буддийским монахам также строго запрещалось заниматься лаоскими гаданиями (ст. 2), толковать небесные значения и, имея их в «виду», «вести разговоры о государстве» (ст. 1). В последнем случае, безусловно, речь идет об индивидуальных акциях подобного рода.
Наконец, члены монашеской общины не имели права изучать военные книги (ст. 1). «Сонирё» подчеркивал пиетет духовенства перед светскими властями: при встрече с чиновниками высокого ранга монахи должны были «скрываться от их глаз» (ст. 19). Следует подчеркнуть, что практически во всех случаях нарушений монашеством установлении «Сонирё» администрация храмов должна была информировать об этом провинциальные государственные органы, а те, в свою очередь, «гэмбарё». Преступники из духовенства, согласно «Сонирё», могли быть наказаны не только «возвращением в мир», но и переданы затем уголовному суду. М. Исида совершенно правильно отметил, что «Сонирё» — это по существу только «кодекс запретов», отнюдь не помогавший буддийским общинам и церкви в целом гармонично регулировать свою деятельность.
В Индии внутримонастырская жизнь регламентировалась Винаи. Те же самые ограничения существовали и в китайском буддизме махаяны, так как китайская Виная была почти целиком скопирована с индийского оригинала и практически ничем не отличалась от него.
Следует сразу отметить, что в Винаи, по сути, существовал лишь один всеобъемлющий строгий запрет — на сельскохозяйственные работы, поскольку при обработке земли массами гибнут различные «живые существа» и, значит, адепт нарушает закон ахимсы (не-насилия), создавая «адскую карму», влекущую за собой весьма неблагоприятные последствия для того, кто это делает. Поскольку самим монахам Виная категорически запрещала возделывать землю, то этим занимались монастырские рабы, арендаторы и послушники (т. е. новички, которые еще не были пострижены в монахи и не приняли соответствующих обетов). Так, например, в одном китайском переводе из Винаи указывалось, что «тем, кто следует Пяти Предписаниям (Винаи), не разрешается принимать участие в торговых сделках, строить здания, держать рабов и выращивать животных. При этом необходимо самым строжайшим образом избегать всех видов сельскохозяйственных работ и огородничества... воспрещается также резать траву и рубить деревья...» .
Школа чань была единственной школой средневекового китайского буддизма, которая вполне осознанно и открыто игнорировала все эти запреты, в том числе и самый строгий из них — запрет на сельскохозяйственные работы, и даже, более того, официально кодифицировала столь вопиющие нарушения общепринятых правил Винаи в своем собственном монастырском уставе, составленном чаньским патриархом Байчжаном (720—814гг). Этот устав, в ряде своих пунктов резко отличавшийся от прежних правил Винаи, регулировал обязанности чаньских монахов, организацию и административную структуру чаньских монастырей и впоследствии получил название «Свод правил Бай-чжана» («Байчжан цин-гуй»). Новые правила были впервые введены в монастыре Да-чжи фэн-шэп чаньсы, построенном под непосредственным руководством патриарха, и именно с этого момента начинается история институциализированного, «монастырского» чань-буддизма, так как до Байчжана чаньские монахи либо вели бродячий образ жизни (существовал даже специальный термин, обозначавший бродячего монаха: «юпь-шуй» — «подобный облакам и воде»), либо ютились в монастырях школы винаи.