Что и продемонстрировали российские СМИ в период иракского кризиса!
В целом можно сказать, что иракские события стали серьезным уроком для международного сообщества. После крушения саддамовского режима, стало понятно, что ни дипломатическое лавирование, ни обращение к международному праву, ни прямая апелляция к наднациональным институтам не являются в современном мире эффективным инструментом сдерживания международной агрессии. Сегодня ни одно государство планеты, включая европейские страны, не гарантировано от повторения судьбы Аль-Джумхурии аль-Иракии, СФРЮ или Афганистана: вчера Белый Дом обвинил в производстве оружия массового поражения Багдад, днем раньше - предъявлял Украине претензии в продаже Хусейну зенитных комплексов “Кольчуга”, а завтра - вполне вероятно! – объявит диктаторскими режимы в Пхеньяне, Тегеране или Минске. Иракский кризис обнаружил, что в ответственные моменты принятия решений Вашингтон более не намерен считаться с позициями своих союзников по НАТО, что в современном мире никто не обладает индульгенцией на выживание, что Пентагон и Овальный кабинет отныне желают разговаривать с международным сообществом с позиции силы.
С другой стороны, - и здесь я солидарен с позицией Сергея Евстратова – продемонстрированная (в который раз!) в ходе иракского кризиса технология правового нигилизма создала серьезные предпосылки для формирования, так называемой, “правовой плазмы” – социального феномена, который, в отличие от “правового вакуума”, имеет много структур, маркированных, как правовые, но, в и динамике, проявляет себя, как стихия хаотичная (устремленная к хаосу), все более нечеткая, все менее управляемая. (Яркий пример тому – технология “двойных стандартов”, применяемая в Европейских интегративных структурах, что, впрочем, не дает основания для апологизации и самой обоснованности правовых систем в странах СНГ, основанных на лжи и насилии, как методах реализации политической воли, а вместе манифестируют планетарный процесс социальной энтропии).
Какие ресурсы планетарный политикум в состоянии противопоставить утратившей ощущение реальности супердержаве? Первое, что приходит в голову - кооперацию.
Неслучайно, ближайшим следствием иракской авантюры стала практически беспрерывная череда саммитов лидеров стран СНГ и Европейского Содружества весной-летом 2003 года. Очевидно, что иракский кризис стал катализатором интеграционных процессов в Европе (рекрутирование новых членов ЕС из числа стран Восточной Европы) и на постсоветском пространстве. Нужно сказать, что российские и европейские СМИ довольно скудно – что, впрочем, понятно! - освещали встречи глав государств в Краснодарском крае, в Подмосковье и на Средиземноморском побережье Европы. Однако общий смысл разговоров президента Путина с партнерами по СНГ нетрудно разгадать: наверняка на этих встречах речь шла о развитии сотрудничества в рамках Содружества, в том числе, и в оборонной сфере; безусловно, изучался вопрос, в какой мере российская политическая и экономическая элиты готовы “делится” ресурсами, доставшимися после им распада СССР.[iv][iv] В Европе же, надо полагать, обсуждался вопрос: на какой платформе проводить интеграцию сколков политического могущества Советского Союза: европейской или евроазиатской?
Апофеозом дипломатической активности лета 2003 года явился переговорный марафон в период празднования 300-летия Санкт-Петербурга – раут, на котором Джорджу Бушу-младшему была отведена роль запоздавшего гостя: ему вроде бы были и рады, но все основные вопросы к моменту его прибытия – в том числе, такой важный, как соглашение России и Великобритании о строительстве газопровода через Северное море (прямой удар по англосаксонской коалиции!) – оказались уже решенными. Внимательный телезритель мог заметить, некоторую неловкость, которую испытывал американский президент в Петербурге и во время последующего вояжа по Европе. И это вполне естественно: практически “на глазах” американской дипломатии происходило слияние двух интеграционных потоков - рамках ЕС и в рамках СНГ, – а мировая супердержава, только что состоявшийся победитель “ключевого звена” “оси зла”, оставлялась за “скобками” этого процесса (чем не Берлинский конгресс 1878 года?)!
Справедливости ради нужно отметить, что дальнейшее развитие интеграционных процессов в рамках СНГ и ЕС, получившее дополнительный импульс в результате иракского кризиса, далеко не очевидно: будучи сущностно различными, евразийский и европейский интеграционные процессы переплетаются, и, как бы, накладываются друг на друга, что, с одной стороны, порождает известную сумятицу в головах постсоветских (о Восточной Европе и Балтии мы сейчас не говорим!) лидеров – к кому примкнуть: к “родным” (Россия) или “богатым” (Европа), а с другой, - оставляет отрытым вопрос о том, насколько включение постсоветских государств в орбиту влияния ЕС и НАТО будет способствовать эффективности этих организаций. В тоже время, на самом деле, вчерашние “национальные кадры” советской номенклатуры вполне устраивает роль аутсайдеров, как европейского, так и евроазиатского проектов интеграции, факт разно направленности которых успешно используется ими в целях обогащения в ходе незавершенного перераспределения национальных ресурсов. Можно смело утверждать, что после иракского кризиса господ Кучму и Назарбаева, Ниязова и Шеварнадзе обуревают противоречивые чувства: с одной стороны, они испытывают понятное желание укрыться от непрогнозируемой американской дубинки под российским ядерным “зонтиком” (ясно, что, в случае конфликта с Америкой, Европа не готова гарантировать безопасность Грузии, Армении, Киргизии или Казахстана; Россия же в ближайшие семь-восемь лет, скорее всего, сохранит относительный атомный паритет с США!)[v][v], с другой, - им трудно избавиться от привычной боязни присутствия крупного иностранного (российского или европейского – неважно!) капитала в контексте перераспределения советского наследства. Кроме того, очевидно, что в стратегическом плане, ни Москва, ни Париж, ни Берлин, ни Рим (между которыми, кстати, - т.е., между Берлином и Римом - уже после иракских событий разгорелся, впрочем, вполне “домашний” дипломатический скандал) не собираются отказывать Вашингтону в роли мирового гаранта постсоветсткого мироустройства.
Одновременно, - ходом самих вещей (что американцы не понимают!) - не до конца продуманные действия Пентагона в Ираке немало способствовали повышению международного авторитета Москвы (негативный фактор, укрепляющий миф об эффективности горчаковского направления внешней политики!);[vi][vi] что провоцирует Штаты - вспомним демарш посла А.Вершбоу о снятии охраны с российского посольства в Тегеране (и это в момент подготовки встречи “в верхах”!) - на ответные дипломатические ходы. Между тем, сегодня, пусть ненадолго, Москва объективно играет роль крупного центра международной политики и только от нее самой зависит, в какой мере она использует это обстоятельство для решения насущных внешнеполитических проблем.
Summasummarum
Ничем не спровоцированная атака Соединенных Штатов на независимый Ирак пробудила к жизни иллюзию вседозволенности. Ближайшим следствием акта агрессии Вашингтона стала активизация интифады на всем протяжении “мусульманской дуги”: от Тель-Авива до станции метро “Тушино”, что в Москве.
Впрочем, такие последствия “антитеррористической операции” в Ираке легко поддавались прогнозированию и ими, этими обстоятельствами, американцы изначально готовы были пренебречь! Но вот, о чем наверняка не задумывались инициаторы “Шока и трепета” - это о “тектонических” процессах, доселе сокрытых в недрах европейской цивилизации, и “размороженных” бомбовыми ударами по Багдаду.
Думается, что при разработке сценария иракской войны, пентагоновские “ястребы” просто не принимали в расчет то не вполне очевидное обстоятельство, что человечество развивается не только в контексте политической оппозиции “Вашингтон - мировое сообщество”, но что в современном мире взаимодействуют множество других политических и социальных оппозиций. Например, такие как “политические и экономические элиты – народные массы”, “евразийская цивилизация – атлантическая цивилизация”, “негроиды – европеоиды”, “тоталитаристы – демократы”, “националисты” – “юнионисты” и т.д., и т.п. Приступив к исполнению функций лидера мирового сообщества, США, тем самым, возложили на себя обязанности гаранта международной, в том числе и социальной, стабильности.
В качестве единственной супердержавы, Вашингтон с неизбежностью стал объектом разного рода претензий не только политических элит стран-изгоев, но и огромной части многомиллиардного населения Земного шара.
Одновременно, являясь наиболее успешным воплощением традиции европейской государственности, США, вне зависимости от конкретных внешнеполитических установок, выполняет сегодня обязанности носителя общечеловеческих ценностей.
И вот этот лидер, этот образец для подражания, это средоточие государственной нравственности допускает – пусть в качестве возмездия (хотя, как говорит сатирик Задорнов, посмотрите: где Манхеттен, а где Ирак?!) - акт политического и военного произвола.
В результате Иракского кризиса произвол стал инструментом международной политики.[vii][vii] Но, что еще более существенно, ПРАВО СИЛЬНОГО ОБРЕЛО КАЧЕСТВО УНИВЕРСАЛЬНОГО МЕТОДА РЕШЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ!
Каковыми, помимо установления контроля над буровыми вышками, должны быть социальные последствия этой акции?
***
До весны 2003 года, опираясь на подавляющее техническое превосходство американской государственной машины над техническими потенциалами всех других стран мира, США успешно решали внешнеполитические задачи. Однако чреда успехов не может длиться бесконечно. Техника – не панацея, но средство достижения целей, поставленных человеком. Основой удачной внешнеполитической деятельности (как показал, в том числе и пример Советского Союза) является социальная стабильность, помноженная на человеческий фактор. В тоже время, важнейшим условием сохранения внутренней стабильности является легитимность принимаемых на государственном уровне решений. Ударом по Багдаду, администрация Буша разбудила силы, отдаленные последствия действий которых невозможно предугадать. Бомбардировкой мирных городов в очередной раз был развенчан образ американской демократии, как привлекательной перспективы человечества. И поэтому абсолютно правы были лидеры государств – европейских союзников США, когда оценили иракскую авантюру, как крупную политическую ошибку, угрожающую не только политическому благополучию Соединенных Штатов Америки, но и всей системе мировой безопасности (в том числе и зависимым от Вашингтона политическим элитам).