Таким образом, в теории женского воспитания Руссо стоит на патриархатных позициях, поскольку, несмотря на признание позитивной роли женской чувственности в культуре и постановку проблемы женского' воспитания, он фактически является,-противником женской эмансипации. С одной стороны, Руссо. настаивает на существовании нередуцируемых сексуальных различий между мужчинами и женщинами и в этом его теоретическая позиция близка позиции современных феминистских теорий сексуального различия. С другой стороны, Руссо трактует сексуальное различие реакционным образом: условием репрезентации женской чувственности у него выступает мужской рациональный контроль, а единственно возможной сферой реализации женской субъективности — патриархатная семья.
2) Кант о различии мужского и женского разума
Иммануил Кант (1724-1804), основоположник немецкой классической философии — наиболее значительный после Руссо теоретик гендерной проблематики эпохи Просвещения. Для Канта разум — это основное качество человеческой субъективности, так как, по его убеждению, только наличие разума делает индивидов людьми в собственном смысле слова и обеспечивает наличие гражданского состояния в обществе. Поэтому Кант, в отличие от Руссо, считает, что различие мужской и женской субъективности определяется не особенностями женской чувственности, а различием интеллектуальных позиций, то есть способом, которым мужчины и женщины используют свой разум.
В своей интерпретации гендерных различий Кант не ограничивается аргументом Руссо о том, что разум женщин — просто более слабый чем у мужчин, так как для Канта, предпринявшего радикальную критику способности разума как таковой, не существует “сильного разума” в том смысле, в котором Руссо понимал мужской разум как актуализацию принципов Общей Воли. Основным парадоксом эпохи Просвещения для Канта является то, что люди, обладая своим собственным разумом, не решаются положиться на его силу и поэтому постоянно стремятся воспользоваться чужим разумом, опереться на авторитеты, что, по его мнению, особенно характерно для женщин.[12]
В связи с этим Кант в работе Ответ на вопрос: что такое Просвещение? формулирует основную задачу Просвещения — задачу пользоваться своим собственным разумом, не рассчитывая на разум других: "имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения".[13] В то же время, по мнению Канта, эта задача не так проста, как представляется на первый взгляд. Сложность ее заключается в том, что стремящийся самостоятельно мыслить субъект должен сверять свои мысли с требованиями всеобщего законодательства для того, чтобы убедиться в правильности и обоснованности своих решений. Кант выделяет три основные разновидности всеобщего законодательства — принцип трансцендентального единства апперцепции как основной закон чистого разума, моральный категорический императив и законы суждения. Для того, чтобы определить, действительно ли является его поступок рациональным или нравственным, человек должен, согласно Канту, сверять свои действия не с тем или иным конкретным примером рационального или нравственного поведения, который всегда носит частный, ограниченный характер, а с требованием трансцендентального единства апперцепции или морального категорического императива, которые является абсолютно всеобщими и универсальными.
В то же время, осознавая себя в ситуации невозможности выполнить требования всеобщего законодательства, каждый индивид, независимо от его пола, переживает чувство, которое Кант считал определяющим в структуре человеческой субъективности — чувство вины. При этом, несмотря на то, что чувство вины, согласно Канту, является универсальной характеристикой для человеческой субъективности в целом, он отличает конструкцию мужской вины от женской, на основании этого различая интеллектуальные установки мужского и женского субъекта в культуре.
Согласно Канту, конструкция мужской вины строится как конструкция внутренней вины, или совести, когда мужской субъект, переживая чувство нехватки по отношению к всеобщему закону, находит его причину внутри себя и стремится ее устранить. При этом если мужской субъект непосредственно относится к инстанции всеобщего закона, то для женского субъекта данное отношение всегда опосредовано отношением к другим, являющимся для женщины формой замещения ее отношения к инстанции всеобщего законодательства.[14] В результате вина у женского субъекта формируется в виде конструкции внешней вины, или, как уже было сказано, стыда, когда в качестве причины несоответствия всеобщему закону для субъекта всегда выступает внешний Другой, а не сам субъект.
Различие конструкций мужской и женской вины Кант поясняет на примере различий мужских и женских преступлений, определяемых им как “преступления, связанные с честью пола” и направленных на выход из ситуации вины. Наиболее характерным женским преступлением, связанным с “честью пола”. Кант считает детоубийство, когда женщина, стремясь устранить вещественное свидетельство своего безнравственного поведения, убивает своего ребенка. У мужчин наиболее характерным видом преступлений, связанных с “честью пола”, Кант считает дуэль, когда для мужчины важен в первую очередь не определенный результат — например, смерть обидчика, но сама возможность исполнения долга по отношению к всеобщему нравственному закону.[15]
В обоих случаях гендерно маркированный индивид выступает у Канта не как автономный субъект, а как социальный конструкт, произведенный структурой всеобщего закона. Поэтому, по мнению Канта, с одной стороны, суд не вправе карать смертной казнью за преступления, связанные с “честью пола” (дуэль или детоубийство), так как в них виноват не индивид, а человеческое общество, а, с другой стороны, разные конструкции мужской и женской вины определяют разные конструкции мужского и женского субъекта в процессе познания. Мужской субъект, сконструированный внутренней виной, является у Канта рефлексивным субъектом, ориентированным на познание себя и своего места в мире, отношение своего “я” к миру, а мужской разум определяется Кантом как “глубокий ум”,[16] склонный к философскому познанию разум, пытающийся ответить на знаменитые кантовские метафизические вопросы “что я могу знать?”, “что я должен делать?” и “на что я могу надеяться?” относительно требований всеобщего законодательства. В отличие от мужского женский субъект, конституированный внешней виной (или стыдом), относится к миру не всеобщим, а сугубо частным образом, его знание о мире является ситуативным (“прекрасный ум”), а все метафизические вопросы теряют для него свой трансцендентальный смысл. По мнению Канта, женский субъект представляет больший, чем мужской, интерес не для философии, а для антропологии, которую Кант рассматривал как науку, занимающуюся изучением различных телесных, дорефлексивных реакций людей под воздействием внешних обстоятельств.[17]
Таким образом, в философии Канта сохраняются приоритеты, характерные для патриархатной философской традиции в целом: хотя Кант a priori не отрицает право женщин на разум и даже настаивает на необходимости развития способности рационального мышления у женщин, он, в то же время, отдает явное предпочтение интеллектуальной способности мужского субъекта в процессе познания, вследствие которой только мужской субъект, по мнению Канта, способен выступать субъектом философского знания. Женский субъект, как следует из философии Канта, не имеет доступа к сфере привилегированного философского познания, выступая лишь в качестве объекта антропологического анализа, что обуславливает его подчиненное положение и более низкий статус в культуре в целом.
3) Мери Уоллстонкрафт в защиту женских прав и женской эмансипации
Несмотря на то, что большинство философов-просветителей стояли на патриархатных позициях, именно в эпоху Просвещения впервые были высказаны идеи в защиту женских прав и женской эмансипации. Знаменательно, что одной из первых в истории философии эти идеи сформулировала женщина — Мери Уоллстонкрафт (1759-1797) в своей книге. В защиту прав женщин (1792). Философский проект Мери Уоллстонкрафт фактически является первым феминистским, проектом в истории философской мысли.
Обосновывая идею женских прав, Уоллстонкрафт опиралась на положения либеральной теории английского философа Джона Локка о необходимости признания равных прав для всех “полноценных граждан”. Парадоксом концепции либерализма Локка, направленной против деспотизма абсолютистской власти, является то, что в качестве “полноценных граждан” возможного либерального общества признаются независимые по отношению к монарху владельцы частной, преимущественно земельной собственности, которым в первую очередь атрибутируется способность обладать разумом, то есть быть рациональными субъектами (чтобы быть способными управлять собственным земельным наделом). Соответственно и для Мери Уоллстонкрафт — как теоретика либеральной концепции женских прав — наиболее важным становится философский тезис о признании женского субъекта рациональным: только в таком случае она имеет шанс войти в локковский либеральный континуум “полноценного гражданства”. А также и тезис о том, что женская чувственность является не чисто естественной, а социально обусловленной характеристикой: “Если женщины должны исключаться без права голоса из участия в естественных правах человечества, — пишет Уоллстонкрафт, — докажите сначала, избегнув упрека в несправедливости и непоследовательности, что они лишены разума”.[18]