Сознание, нельзя не признать, стремится держать под постоянным наблюдением-сопровождением поведение человека. Это вездесущее сопровождение некоторые философы склонны незаслуженно расценивать как полновластный контроль. Например, Сократ и Ж.-П. Сартр наивно считали сознание ответственным за все, что происходит с человеком. Однако здесь необходимо более трезво оценивать ситуацию, как это, например, делал З.Фрейд, который обратил наше внимание на тот факт, что сознание является частью более широкого свойства человека – психики. Психика, в свою очередь, делит контроль над поведением человека с его физиологией. Таким образом, частное бытие человека на деле контролируется целым рядом внутренних факторов, и реальные поведенческие акты складываются из воздействия их сложного итогового соотношения. Чего действительно нельзя недооценивать, так это поистине штурманского стремления сознания "прокладывать курс" в сложных условиях противоборства и компромисса между всеми этими факторами, дипломатического поиска вариантов примирения их специфических мотивов и адвокатского рвения в отыскании для них разумных оправданий.
Классическая философия, надо отдать ей должное, пережила в свое время масштабный период борьбы детерминизма с телеологией. Философский мир тогда разделился на два могучих лагеря. Известные сторонники строгой теоретической линии указывали на невозможность возникновения каких-либо особых "внутренних целей" и побудительных причин в локальных материальных образованиях в рамках теории детерминизма того времени. Не менее знаменитые сторонники прагматической линии, сплошь и рядом наблюдая воочию очевидные свидетельства существования этих самых целей и причин в живых организмах и человеке, делали отчаянные попытки "вписать" их в рамки философской теории. Однако проблему в те времена решить, к сожалению, так и не удалось. Классический детерминизм устоял, телеология потерпела поражение.
Дискуссия вспыхнула с новой силой в ХХ веке в связи с увлечением общественного сознания кибернетикой. Необходимость адекватного описания работы автоматов, принципа "обратной связи" в технике требовала пересмотра устоявшейся философской догмы. Эта дискуссия захватила и нашу страну. В среде научной общественности вновь начала пробивать дорогу прагматическая линия в этом вопросе. В частности, замечательный советский математик А. Н. Колмогоров в 1959 г. подчеркивал, что развитие кибернетики дает новый материал для философского анализа понятия "целесообразность" в применении к машинам и живым системам [3]. Прагматическую линию в развернувшейся дискуссии, помимо математиков, кибернетиков, физиологов и психологов поддержал ряд известных философов, наиболее значительный вклад из которых внес Украинцев Б.С., опубликовавший на эту тему серию значимых работ [4,5,6,7,8]. Противостоящее им теоретико-догматическое крыло представлял, в частности, редактор журнала "Вопросы философии" И.Т. Фролов [9], который, рассматривая проблему применительно к человеку, писал: "распространение этого принципа [целесообразности] за сферу сознания ни к чему, кроме телеологии, привести не может" [10]. А телеология была для строгих детерминистов сродни ереси или ругательству. Исходя из классической традиции, И.Т. Фролов связывал целесообразность исключительно с сознанием и мышлением и исключал существование связи направленности процессов в живых системах с понятием внутренней цели. "Неприкаянность" же сознания в неоклассическом представлении, его деонтологизированность, оторванность от глубоких философских оснований позволяла "валить" на него, как на "крайнего стрелочника", все непонятное, что было в философии, без опасения быть обвиненными в пристрастиях к телеологии или чему-либо еще. Фактически представления о внутренних целях были приравнены к произвольным, ни с чем в реальности не соотнесенным "выкрутасам" лукавого мышления.
Поскольку и в те годы так и не было предложено варианта теории детерминизма, предусматривающего существование локальных, внутренних причин и целей, для материалистов предусматривалось лишь односложное решение данной проблемы: детерминизм или смерть! В итоге вновь возобладала установка на выбрасывание за борт всего похожего на телеологию с ее внутренними локальными целями. Вместе с этим, к печали прагматиков, так и не удалось достичь адекватного описания и объяснения принципа работы автоматов и организмов. Вопрос остался открытым.
Любопытно, что в своей работе тридцатилетней давности [11] В.А. Лекторский идентифицировал сознающего и познающего субъекта как "природное существо, включенное в объективную реальность". Более того, он охарактеризовал субъекта и объект как "расчленения действительности", "материальные системы со связью", что можно расценить как некоторую дань прагматизму. Однако вопрос о причинном и онтологическом статусе "расчленения", "природного существа" и "материальной системы" так с тех пор и остался не раскрыт. В итоге эти находки раннего периода творчества, похоже, пали в яростной битве старого детерминизма с телеологией и сегодня В.А. Лекторским не акцентируются.
Впрочем, попытаемся быть объективными: позицию И.Т. Фролова и иже с ним в их времена можно понять и отчасти оправдать. Её можно трактовать как достойное уважения стремление строго придерживаться теоретических принципов.
К сожалению, этого никак нельзя сказать о позиции В.А. Лекторского и Кo;, которые продолжают настаивать на догматической линии, не взирая на то, что сегодня в нашем распоряжении уже имеется давно искомый философской мыслью модернизированный вариант детерминизма, союзный с телеологией и рационально обосновывающий существование локальных детерминирующих центров и внутренних целей в недрах автоматов и организмов, в том числе и человека. Вот уже восемнадцать лет автор данных строк безуспешно пытается всеми доступными средствами привлечь внимание ведомой этими ретроградами философской общественности к синтезирующему реализму [12], учению, базирующемуся на полноценном разрешении телеологической проблемы и ориентирующемуся на синтез разнородного конструктивного философского знания. Все эти годы бессменно возглавляемый В.А. Лекторским ведущий философский журнал страны "Вопросы философии" снобистски и цинично игнорирует и факт успешного разрешения важной философской проблемы, и само учение как таковое.
Когда-нибудь, надеемся, станет достоянием гласности реальная история противоборства кланов и группировок в советской и российской философии ХХ века. Наблюдаемым же фактом сегодняшнего дня является печальная констатация: вместо двух некогда живых противоборствовавших традиций в ней осталась одна – теоретико-догматическая с большой склонностью к стагнации. Достойно сожаления, что в итоге досадных перипетий оказались утрачены серьезное и значительное современное фундаментальное направление в отечественной философии, дух дискуссии и развития.
Ситуация усугубляется еще и тем, что фиксируемая ныне тенденция к гипертрофированию в философских исследованиях социо-культурно-исторического начала и нивелированию физического и биологического начал являет собой еще и итог "сокрушительной победы" партии "гуманитариев" над партией "естественников" на Олимпе отечественной философии. В итоге этой "победы" оборвались или оказались "задвинуты" далеко на периферию исследовательского поля чрезвычайно значимые традиции в нашей философии науки. В частности, так получилось, что знаменитая на весь мир философско-методологическая традиция русской школы исследования поведения, или объективной психологии, основы которой были заложены И.М.Сеченовым, И.П. Павловым, В.М. Бехтеревым, А.А. Ухтомским сегодня толком не имеет достойного продолжения.
Идеи И.М. Сеченова о непрерывном циклическом управлении поведением организма в среде посредством рефлекторного кольца, о значимости центрального торможения и интериоризации как свидетельств обладания организмом особой внутренней силой сопротивления внешним раздражителям, способностью противостоять им и следовать собственной внутренней программе, нашли затем развитие в дополняющей традиционное учение о рефлексах концепции И.П. Павлова о рефлексе цели, как основной форме жизненной энергии каждого организма. Актуализация рефлекса цели являла собой попытку дополнить детерминистскую схему анализа поведения посредством включения в нее принципа мотивационной активности.
Данная философско-методологическая традиция была подхвачена в советский период знаменитыми психологами и психофизиологами С.Л. Рубинштейном, П.К. Анохиным и Н.А. Бернштейном.
В центре интересов С.Л. Рубинштейна выступали проблемы детерминации психических явлений, в связи с чем он разработал новую концепцию объяснения детерминации, направленную против механистических взглядов. Согласно этой концепции, внешние причины воздействуют на объект посредством внутренних условий, которые в свою очередь формируются в процессе взаимодействия человека с миром. В связи с этим им была предложена отличная от общепринятой в те времена трактовка субъекта как человека, проявляющего себя на высшем уровне активности, целостности и автономности. Он категорически выступал против практикуемых у нас доныне "деонтологизации" человека и отрыва от него его сознания. Его учение явилось, по сути дела, реакцией на нивелирование отечественной философией роли природного естества человека. В рамках его антропологической философской концепции был разработан принцип единства воздействия и изучения, согласно которому психология раскрывает свои тайны в процессе преобразования исследуемых объектов посредством практических действий [13]. Надо ли говорить, что отечественная философия постаралась поскорее затереть и забыть это учение.