Факт значительной функциональной и онтологической подчиненности сознания системному целому организма человека слишком очевиден для всех, и потому не просто должен учитываться философией, но обязан быть адекватно и четко отражен в ее формализованных представлениях об иерархии управления в организме.
Сознание как слуга физиологии и психики
Факт подчиненности сознания нуждам своего организма-носителя, впрочем, не исчерпывает всей сложности его статуса. Еще Платон отмечал наличие "в душе каждого человека" трех начал: "разумного, аффективного и... вожделеющего" [20]. Если понимать под вожделеющим началом физиологию человека, то аффективное начало в современном прочтении, очевидно, подразумевает психику. Поскольку физиология занимает значительное место в жизни организма, следует признать, что сознание принимает живейшее участие и в обеспечении функционирования его "животной" составляющей, включено в механизм удовлетворения физиологических потребностей. Как ни противно это признавать для людей "высокой духовности", нашим системным целым, его функционированием, поведением и сознанием в значительной степени движут простейшие "физиологизмы". Это просто надо уметь видеть даже за сверхизощренными, искусно оформленными и обставленными нашим сознанием вариантами их удовлетворения. В этом случае, надо честно признать, физиология выступает полноправным субъектом деятельности человека.
Наряду с физиологией также весьма значительное место в жизни организма человека занимает психика. Как отдельные психические акты и процессы, так и непрерывное психическое сопровождение человеческой деятельности оказывают серьезное корректирующее и направляющее влияние на функционирование и поведение индивида. Выделение Платоном психики в качестве одного из важнейших отдельных движущих человеком начал следует признать вполне оправданным.
Таким образом, в функционировании человеческого организма вполне четко разделяются физиологические и психические проявления и процессы. Зачастую цели физиологического и психического начал не совпадают, тогда имеет место их противоборство и итоговое подавление одного другим. Нередкими примерами того, как сложные психические мотивы берут в поступках человека верх над примитивными физиологическими, просто изобилует мировая культура.
Если не ограничиваться, по примеру наших уважаемых философов, чисто художественным размазыванием гуманитарных оттенков, и использовать научную методологию, следует ставить вопрос о четком разделении в функционировании этих сфер и такой же четкой их отдельной локализации в материальном субстрате организма человека. Закономерно приходим к заключению об определенной автономии и активности по отношению к остальной части организма человека его нервной и нейро-гуморальной систем, которые ответственны за психические явления и, по сути, в сумме представляют собой материальный носитель психики человека. Проблема в этом случае опять переносится в понятную для всех и поддающуюся строгой формализации сферу материальных взаимодействий.
В тех нередких случаях, когда психическое начало берет верх над физиологическим, имеются основания вести речь о психике, как субъекте человеческого поведения. Таким образом, мы все дальше уходим от принятой у нас до сих пор примитивной трактовки субъекта. Приходится в очередной раз констатировать, что вся эта непростая ситуация может быть вполне адекватно описана и объяснена лишь с позиций синтезирующего реализма, который предусматривает факт относительной автономии и взаимной активности двух акцентированных начал.
Сознание, работающее, как мы установили выше, на целостный организм, в ситуации разделения последнего на две эти крупные составляющие, закономерно становится "слугой двух господ", двух разных потенциальных субъектов человеческого функционирования. Оно вынуждено потакать обоим началам, заботиться о поиске форм удовлетворения как физиологических, так и психических потребностей. В частности, во втором случае оно работает на обеспечение психического комфорта, получение удовольствий психического характера, избегание психических страданий и издержек. Для этого оно творит дизайн, культуру, искусство, развивает индустрию развлечений и игр, занимается психиатрией и психоанализом.
В господствовавших доныне условиях отсутствия четкости в интерпретации рассматриваемой ситуации у философов зачастую возникает соблазн приписать сознанию несвойственные ему функции и качества других компонентов организма человека. Уже упоминалось о попытках признать сознание управляющим центром "Я". В этом же ряду стоят стремления приравнять сознание ко всему внутреннему миру человека, ко всей субъективной реальности. В этой же статье В.А. Лекторского имеет место попытка свести к сознанию единство "всех компонентов внешнего и внутреннего опыта в данный момент времени". Здесь, на самом деле, налицо выход за пределы собственно мира сознания и вероломное вторжение в сферу эмпирического мира с лихим заимствованием элементов последнего. Впрочем, как мы уже отмечали, такое "стирание граней" вполне объяснимо для "пропустивших" эпоху интенсивных исследований мира опыта.
Ряд философов, близких к феноменологии, считает специфическим свойством сознания интенциональность, направленность на определенный предмет, объект. Однако следует обратить внимание на то, что подобная заинтересованная направленность сознания – это фактор, лишь сопутствующий углубляющемуся освоению предмета, осуществляемому всем организмом человека. Здесь стоит прислушаться к С.Л. Рубинштейну: "...Идея, образ, а значит, и вообще, сознание, мышление не могут быть приняты в качестве самостоятельного члена гносеологического отношения. За отношением идеи, образа и вещи, сознания или познания и бытия стоит другое отношение – человека, в познавательной деятельности которого только и возникает образ, идея, и бытия, которое он познает" [21].
В самом деле, в направленных действиях этого рода принимают участие, помимо сознания, еще и физиология с психикой. Изначально любому заинтересованному действию с предметом предшествует возникновение потребности в нем, коренящейся на более глубинном физиологическом или психическом уровне. Непосредственным организатором интенциональности выступает все-таки Я – управляющий центр организма. Именно он задает вектор вбирающему потоку, процессу освоения интересующего предмета, определяет сектор внимания. Сознанию же достается роль секретаря-подсказчика конкретных форм и условий взаимодействия с заинтересовавшим объектом.
Можно привести массу прочих примеров попыток приписывания сознанию разнообразных несвойственных ему качеств и функций психики. Сегодня неразбериха в этом вопросе необыкновенно разрослась и откровенно мешает достижению взаимопонимания между учеными разных школ. Проблема отделения-очищения качеств и функций собственно сознания от свойств прочих факторов организма человека, напомним, может быть эффективно решена лишь в рамках синтезирующего реализма, вносящего здесь необходимые ясность и точность в определение границ.
Сознание как особая реальность
Наблюдения психологов показывают, что в поведении детей в раннем возрасте отсутствует вклад механизмов пока не развившегося сознания, и потому превалируют "досознательные" мотивы, физиологические и психические, сродни ситуации с животными, обладающими психикой. В дальнейшем развивающийся ребенок все в большей степени демонстрирует в своем поведении признаки наличия разума. Вместе с тем происходит и переход от "нерефлексирующего субъекта" [22] к вполне четко отделяющему объективный мир от субъективного образа этого мира. Известный советский психолог Д.А.Леонтьев писал, что, несмотря на факт обусловленности сознания, как и человеческой психики вообще, потребностно-мотивационными структурами и в этом смысле его пристрастности, важно отметить, что в отличие от психики животных, обладающий сознанием человек способен на отражение и таких свойств реальности, которые могут противоречить его желаниям и влечениям (нравится мне это или нет, но такова истина; мир ужасен, но таковы его законы и т.п.) [Там же]. Человек, подчеркивал он, имеет возможность посмотреть на мир не только со своей, но и с "чужой" точки зрения, что допустимо лишь в случае обладания его сознанием некоторой самостоятельностью по отношению к психофизиологическому естеству своего носителя.
Фактически в представлениях Д.А. Леонтьева неявно подразумевалось параллельное сосуществование двух относительно независимых миров, мира природы и мира сознания, оперирующих, соответственно, материальными предметами и их идеальными субъективными образами. Понятно, что полноценно озвучить свой фактический дуализм Леонтьев в те времена тотального господства монизма не мог, поэтому его концепция так и осталась не до конца философски оформленной.