В продолжение линии этого недооформленного дуализма выступил в 1962 году Э.В. Ильенков со своим знаменитым определением сознания как "субъективного образа объективного мира" в статье, написанной для философской энциклопедии [23]. Серьезное развитие этого определения грозило обнажением его дуалистических корней с последующими неизбежными репрессиями, поэтому ситуацию не стали обострять, и определение так и "зависло" на долгие времена отдельным бельмом на глазу отечественной философии. Его надо признать ярким образцом жалкого трепыхания творческой мысли в тесных тенетах идеологии того времени. Выручила этих скрытых дуалистов сложившаяся традиция рассмотрения мира сознания в качестве чего-то малозначимо-вторичного по отношению к стержню марксистской философии - материи, а также в качестве ни к чему не привязанной свалки философских отходов, допускавшей присвоение ему практически любых качеств, вызывающих споры в отношении других категорий, и приклеивание практически любых ярлыков.
Философов отнюдь не заботило, что проблемы, сваленные ими в беспорядке в мир сознания, так и остаются там нерешенными. Более того, в хаосе этой свалки они вообще теряют какие-либо шансы на разрешение. В частности, очевидно, что акцентированный в определении Ильенкова субъективный образ должен был бы иметь возможность формироваться на каком-то отдельном онтологическом основании, в идеале - опирающемся на особый материальный субстрат, а их-то философы, активно жонглирующие этим определением, до сих пор не только не спешат исследовать, но и очень тщательно обходят. Так и суждено было бы прозябать бедному субъективному образу на этой злосчастной свалке, если бы ни пришедший в наше время на выручку синтезирующий реализм.
Совершенно беспомощными выглядят попытки философов, толком не разобравшихся с природой сознания, постичь сущность рефлексии или самосознания. Без четкого понимания того факта, что функция самосознания может быть адекватно интерпретирована и объяснена только при условии признания особой выделенности сознания по отношению к остальным факторам организма, противопоставленности им в функционально-деятельностном, онтологическом и причинном отношениях, сделать это невозможно. Сознание, заглядывающее во внутренний мир собственного организма в попытках познать и, возможно, проконтролировать некоторые актуальные аспекты его жизни, должно с очевидностью обладать собственной автономией и активностью. Таким образом, следуя дальше по пути рационального членения человеческого бытия на естественные составляющие, неизбежно приходим к выделению в особую ипостась, отличную и отдельную от остальной психики, самого сознания индивида. Опять-таки прав оказался Платон, выделивший разумное начало в ряд основных свойств человеческой "души".
О физической локализации материального субстрата-носителя сознания известно, что он находится в области коры головного мозга и представлен там некоей сложной и замысловато распределенной схемой. Проблемная тема биофизической и функциональной автономии этого участка пока мало изучена. Однако со временем, безусловно, это белое пятно будет закрыто.
Некоторая относительная автономия мира сознания по отношению к физиологической и психической сферам позволяет ему противопоставлять их мотивам свои собственные. Доводы разума, диктуемые рациональными схемами и чувственными образами поведенческих установок, призванные более тонко и успешно вписывать индивидуума в окружающий природный и общественный мир, будучи приняты организмом, позволяют в нередких случаях вести речь о сознании, как субъекте деятельности и познания. Однако детальный анализ развития ситуаций в случае столкновения нескольких мотивов, среди которых имеют место и доводы сознания, приводит к выводу, что, во-первых, мотивация сознания побеждает далеко не всегда, поскольку оно участвует в споре "на общих основаниях", а, во-вторых, после акта принятия решения сознание вынуждено вставать на возобладавшие позиции победившей группы мотивов или отстаивать выработанный в итоге общего спора компромиссный вариант.
В вышеупомянутом определении сознания В.А. Лекторского в качестве важной особенности сознания рассматривается его единство. Со времен И.Канта с его концепциями "трансцендентального субъекта" и "единства трансцендентальной апперцепции", это не слишком большая научная подвижка.
По Канту, для возникновения подлинного знания необходимо, чтобы произошло соединение (синтез) чувственного созерцания с категориями рассудка. Чувственно-образное единство мира сознания, будучи наполнено дискретными логическими элементами и пронизано согласованными между собой рациональными схемами и структурами, образует, выражаясь современным языком, единую сложную систему.
Гуманитарии, с избытком заполонившие рубежи отечественной философии, закономерно оказываются способными в такой ситуации постичь лишь факт образного единства сознания. Что касается аппарата сложных рациональных построений, в частности, теории сложных систем, ее математического обеспечения, то подняться до этого им, к сожалению, не дано в силу иной специфики их сугубо художественного образа мышления. Отсюда – царящие у нас недооформленность, неполноценность и несовременность текущих философских представлений практически в любой сфере.
Модельный мир сознания
Пожалуй, несколько выбивается из этой общей удручающей канвы определение образа в той же НФЭ (И.П. Фарман) [24]. Образ здесь определяется как результат реконструкции объекта в сознании человека. Чувственные и мысленные слагаемые образа предстают, как результат абстрагирующей деятельности субъекта, способ репрезентации объекта субъекту. Образ, понятый как синтез наглядности и абстрагирования, признается результатом продуктивной деятельности воображения, создающего различные модели и конструкции и проводящего мысленные эксперименты. Отмечается зависимость объективности научного познания от адекватности образа исследуемым объектам и процессам. Функцией гносеологии провозглашается построение идеализированных схем и моделей познания.
Что ж, вполне современная прагматичная трактовка. В этом определении сознание предстает как независимое активное начало, пытающееся реконструировать слагаемые внешнего мира в некоем своем отдельном внутреннем мире, для чего творит там модели-репрезентации реальности. Здесь достаточно прозрачно подразумевается существование двух относительно независимых миров: реального природного мира и идеального мира сознания. Каждый из этих миров наполнен элементами и фрагментами своей особой природы. Реальный мир природы складывается из материальных предметов и процессов и пронизан множеством разнообразных материальных взаимодействий. Мир сознания составлен из искусственно созданных идеальных объектов (конструктов) и схем их взаимодействия и взаимосвязи, являющихся модельными подобиями-аналогами их реальных источников.
Пора, наконец, перестать ходить вокруг да около и сделать решающий вывод, что между этими мирами имеются классические отношения прообраза и модели. Так что изучать вопрос взаимодействия миров следует, вооружившись всеми возможностями теории моделирования с развитым аппаратом формальной и математической логики. Это опять-таки задача не для самых рафинированных и эстетствующих гуманитариев.
Проблему "параллелизма" между природным (трансцендентным) и духовным (трансцендентальным) началами пытались решить давно. Кроме известных дуалистов эту тему активно разрабатывали Ф.Й. Шеллинг и И.Кант. Строгое философское разрешение проблема онтологической и причинной подоплеки существования относительно независимого от остальной реальности мира сознания и его особой активности получила лишь в наши дни, в рамках теории синтезирующего реализма [25].
Именно посредством активного моделирования осуществляются коммуникация и взаимная корреляция между миром сознания и окружающим миром природы.
Как мы уже признали выше, организм обладает своим автономным внутренним миром, который диктует ему свои особые внутренние цели. Над осуществлением этих целей работает центральная нервная система, которая призвана осуществлять ориентированное на успех управление всем организмом. Механизм управления при этом с необходимостью опирается на эталонную схему или модель успешного действия. У примитивных организмов эта модель является врожденной и предстает в виде системы безусловных рефлексов и инстинкта. Такого рода модель нельзя признать вполне надежной и гибкой. Поэтому примитивные организмы гибнут в массовых количествах. На пике природной эволюции центральной нервной системы организмов возникло сознание, как особый его отдел, отвечающий за обеспечение более надежного, тонкого и гибкого управления посредством активно модифицируемой, беспрерывно совершенствуемой разновидности модели успешного действия. Таким образом, основной функцией сознания, как элемента системы управления организмом, следует признать решение сверхзадачи - созидание и совершенствование общей целостной модели успешного действия индивидуума.
В рамках решения этой сверхзадачи сознание вынуждено заниматься "хозяйственными" вопросами обеспечения удовлетворения множества сопутствующих прагматических мотивов, к сожалению, неоправданно игнорируемых отечественной философией, но зато хорошо изученных американской школой философского прагматизма. Поскольку организм человека представляет собой сложное образование, сплав физиологических, психических и разумных факторов, модель успешного действия должна удовлетворять целому комплексу условий. В качестве наиболее значимых задач, решаемых моделью успешного действия, следует назвать следующие: эффективность действий, экономия усилий, достижение комфорта (физического и психического) и избегание (минимизация) вредных и опасных издержек.Эффективность действий, в свою очередь, напрямую зависит от степени адекватности моделей природной реальности, от согласованности модели поведения и модели реальности, от уровня и качества развития используемых человеком орудий труда или, выражаясь технократическим языком, гаджетов. На данном этапе актуализируется роль познания, как адекватного моделирования реальности, в качестве, подчеркнем, одного из важнейших средств обеспечения эффективности действий.