Смекни!
smekni.com

Антиутопии: будущее без человека (стр. 2 из 4)

Еще одной сферой человеческой жизни, на которую распространяется тотальный контроль со стороны правящей элиты обществ, показанных в антиутопиях, является сексуальная сфера. Управление сексуальностью принимает наиболее радикальную форму в Океании Дж. Оруэлла: «Партия стремилась убить половой инстинкт, а раз убить нельзя, то хотя бы извратить и запачкать» [14. С. 60].

В Едином Государстве Е. И. Замятина реализуется несколько иной подход. Здесь половые отношения не запрещены, но при этом сведены к технически организованной процедуре. Что же касается Мирового Государства О. Хаксли, то здесь, на первый взгляд, особых ограничений нет, а сексуальность, напротив, становится предметом практически неограниченного потребления. Однако и в данном случае, как справедливо замечает С. С. Фалалеева, «инициируемая “сверху” сексуальная “свобода” в действительности строго регламентирована и является не чем иным, как средством тотального контроля масс» [15. С. 125].

Для чего нужна такая регламентация сексуальной жизни? Представляется, что в данном случае все Глав- ноуправители и Благодетели, олицетворяющие власть в рассматриваемых нами вымышленных мирах, опасаются не собственно сексуальности, а любви, которая хоть и не выводится из биологически заданного полового инстинкта, но в то же время может с ним пересекаться. Не случайно привязанность к одному партнеру в Мировом Государстве Хаксли считается подозрительной и не допускается, а любовь в Едином Государстве Замятина исключена как нечто иррациональное. Этим пытаются достичь вполне конкретной цели, которую персонаж романа «1984» О’Брайен, говоря от лица правящей Океанией партии, формулирует как уже достигнутую: «Мы разорвали связи между родителем и ребенком, между мужчиной и женщиной, между одним человеком и другим» [14. С. 180]. Уинстон и Джулия («1984»), как и главные герои романа «Мы» Д-503 и I-330, начинают разорванные связи восстанавливать и в итоге, не ограничиваясь просто сексуальной страстью, приходят к любви. Но именно в любви видится главная угроза существующему социальному порядку. Здесь можно согласиться с Г. Бичампом, который на это обращает внимание: «.Когда они (Уинстон и Джулия. - Д.К.) были арестованы полицией мыслей, нужно было погасить не их жизни, но их любовь (здесь и далее при цитировании англоязычных текстов перевод с английского наш. -Д.К.)» [16. С. 295].

Почему же наука, искусство, любовь в антиутопиях вдруг оказываются под запретом? Р. Пэйдэн, рассматривая идеологию Мирового Государства О. Хаксли, пишет об этом следующим образом: «Ясно, что Монд боится того, что люди разочаруются в поиске удовольствия и вместо этого начнут следовать неким трансцендентальным ценностям. Монд боится этой возможности, поскольку уверен, что непросто управлять людьми, которые структурировали свои жизни вокруг таких трансцендентальных ценностей» [17. C. 222-223]. Сказанное в полной мере можно отнести и к обществам, показанным Р. Брэдбери, Е.И. Замятиным и даже Дж. Оруэллом (с той оговоркой, что в Океании поиск удовольствия не является основным механизмом идеологического экранирования человеческих состояний).

Отметим, что ценности, которые несет подлинная культура, а не ее псевдокультурные эквиваленты, действительно имеют трансцендентальный характер. Они не выводятся из эмпирических поступков человека, но являются условием того, что в жизни человека возможны упорядоченные и осмысленные поступки. Однако чтобы такие ценности работали, человек должен их постоянно актуализировать, удерживать и воссоздавать. Для этого и нужна культура, несущая в себе артефакты, которые, говоря словами М.К. Мамардашвили, «есть амплификаторы, или усилительные приставки к нашим психическим, ментальным и другим возможностям, через которые - усиливаясь - мы оказываемся в пространстве порожденных мыслей, которые не порождались бы без прохождения через эти производящие произведения, или через артефакты» [18. С. 82-83]. Такими производящими произведениями являются наука (помимо ее возможного утилитарного значения), искусство, философия и т.д. И именно они в первую очередь подвергаются гонениям в обществах, изображенных в антиутопиях, - здесь пытаются уничтожить любой объект, способный привести человека к живой мысли.

В то же время, как уже отмечалось ранее, изгнание человеческого из человека возможно не только посредством прямого запрета, тотального контроля и насилия. Возможен и более тонкий механизм воздействия на сознание. Речь идет об идеологии. О. Хаксли в предисловии к роману «О дивный новый мир» проницательно замечает, что сугубо репрессивные механизмы управления посредством тюрем, депортаций и расстрелов явно недостаточно эффективны. Значительно больший эффект достигается, если заставить рабов не просто воспринимать свое рабство как должное, но и полюбить его [11. С. 12-13]. Воспитание такой любви в Мировом Государстве начинается еще до рождения (точнее, раскупорки) человека, продолжаясь уже после появления его на свет.

Схожую картину мы можем наблюдать и в других уже упомянутых ранее антиутопиях. Даже люди, живущие в полностью тоталитарном государстве Океания, показанном в романе «1984», в большинстве своем искренне это государство любят. В результате идеологического воздействия все пространство человеческой жизни оказывается занятым уже готовыми решениями и смыслами, а у человека создается лишь иллюзия того, что он мыслит и выбирает сам. Однако это и есть антропологическая катастрофа (разрушение человеческого в человеке) как неспособность «человека проникнуть к бытию (а значит и к себе) по причине идеологической непроницаемости человеческой жизни» [19. С. 26]. Расширяя принцип «cogito ergo sum» Р. Декарта, эту ситуацию можно описать следующим образом: «Если я мыслю, следовательно, я существую. Если я не мыслю, следовательно, меня нет».

Отметим, что конкретные способы деструктивного воздействия на человека посредством идеологического внушения, описанные авторами антиутопий, достаточно разнообразны. В частности, такое воздействие может осуществляться через язык. Действительно, в ряде антиутопий моделируется ситуация, когда язык максимально экранирует свободное мышление. Наиболее ярким примером здесь может выступать новояз - официальный язык Океании, специально разрабатываемый с целью сужения горизонта мысли (подробнее об этом см., например, [20, 21]). Однако роман Дж. Оруэлла в этом смысле не одинок. Так, например, Д. Келлнер обращает внимание на сходство механизмов воздействия языка у Дж. Оруэлла и О. Хаксли [9]. И в самом деле, люди, живущие в изображенном Хаксли Мировом Государстве, вместо самостоятельного мышления чаще всего повторяют уже готовые бессознательно усвоенные фразы. «Мозг рассуждающий, желающий, решающий - весь насквозь будет состоять из того, что внушено», - вот результат столь чтимой в Мировом Государстве гипнопедии (обучения во сне), приближающий человека к бездумному механизму, лишенному подлинно человеческих качеств [11. С. 40].

Р. Брэдбери в романе «451° по Фаренгейту» гипнопедию не упоминает, однако поведение людей в показанном им обществе удивительно похоже на поведение людей в Мировом Государстве Хаксли. Не случайно Кларисса Маклеллан - практически единственный живой персонаж в романе Брэдбери - утверждает, что люди вокруг нее ни о чем не говорят. Они «сыплют названиями - марки автомобилей, моды, плавательные бассейны и ко всему прибавляют: “Как шикарно!” Все они твердят одно и то же. Как трещотки» [13. С. 32]. И снова мы видим всю ту же картину замещения сознания готовыми идеологическими схемами - хочется вспомнить цитату, приведенную в конце предыдущего абзаца.

Есть свой вариант экранирующего человеческое языка и в романе «Мы» Е.И. Замятина. Здесь мышление главного героя Д-503 полностью предопределено языком классической научной рациональности, через призму которого он смотрит на мир (об этом см. также [22]). В свою очередь классическая наука предполагает детерминизм, четкость и однозначность. Однако ни мир, ни сам человек не укладываются в эту схему и не являются предзаданными и гарантированными. Поэтому, например, Д-503 просто не в состоянии увидеть красоту живой природы, воспринимая ее как нечто уродливое и неупорядоченное. Душа же в рамках такого мировоззрения вообще воспринимается как болезнь.

Что же касается «1984» Дж. Оруэлла, то здесь наиболее интересен даже не столько сам новояз, сколько так называемое двоемыслие, охарактеризованное в романе следующим образом: «Зная, не знать; верить в свою правдивость, излагая обдуманную ложь; придерживаться одновременно двух противоположных мнений, понимая, что одно исключает другое, и быть убежденным в обоих; логикой убивать логику; отвергать мораль, провозглашая ее; полагать, что демократия невозможна и что партия - блюститель демократии; забыть то, что требуется забыть, и снова вызвать в памяти, когда это понадобится, и снова немедленно забыть, и, главное, применять этот процесс к самому процессу - вот в чем самая тонкость: сознательно преодолевать сознание и при этом не сознавать, что занимаешься самогипнозом» [14. С. 41-42].

Как раз посредством двоемыслия партия лишает жителей Океании памяти. Однако роль памяти в жизни человека сложно переоценить. «Память. делает нас живыми людьми, создает тот контекст, благодаря которому возможны вера, творчество, любовь, возможна мысль, постоянно удивляющаяся миру», - пишут об этом В. Д. Губин и Е.Н. Некрасова [23. С. 187].

Действительно, память и язык - это средства увидеть это именно в качестве этого, а не просто некоего объекта. М.К. Мамардашвили поясняет данный момент с помощью следующих рассуждений. Можно представить себе марсианина, «который видит на Земле разыгрываемый в каком-то помещении спектакль - то, что известно людям как театральное представление. И вот я, марсианский наблюдатель, вижу относительные события, то есть действия и движения людей друг относительно друга на сцене, вижу взаимоотношения, которые возникают между ними, - на основе того, что я могу понимать язык в той мере, в какой могу соотносить звучащее слово с жестом, указывающим на предмет, который выбирается из множества предметов. Но если нет знания, что это театр, а это знание не вытекает из содержания наблюдаемых действий, то такое зрелище останется для марсианина мистическим и непостижимым в принципе (курсив наш. - Д.К.)» [24. С. 299-300]7. В рассмотренных нами антиутопиях посредством языка человека пытаются лишить такого дополнительного знания. В итоге человек может пройти мимо красоты, истины, мысли - всего того, что делает человека живым - и не заметить их.