Аваков А.И. (г. Москва)
Значительную роль в экономическом развитии современной России играют добыча, переработка и экспорт минеральных ресурсов, основные запасы которых находятся за Уралом. Макрорегион, включающий Сибирь и Дальний Восток, является стратегическим для развития всего государства, однако он оказывается оторванным от Европейской части России как в социально-экономическом, так и в информационном аспектах.
Подавляющая часть доходов субъектов федерации, где сосредоточивается добыча и переработка природных ресурсов, уходит в государственную казну, перераспределяется в столице и, так или иначе, остается в ней же. Не только рядовые сибиряки, но и региональные элиты Сибири и Дальнего Востока получают незначительную часть от общей прибыли. Региональная элита не может повлиять на фискальную политику Москвы. На фоне дисбаланса в экономическом положении субъектов Российской Федерации среди жителей Сибири и Дальнего Востока постепенно утверждается мнение о колониальной судьбе их макрорегиона.
Понимая всю сложность сложившейся ситуации, 29 ноября 2012 г. на заседании Государственного совета по вопросам развития Дальнего Востока и Забайкалья Президент России В.В. Путин особенно отметил, что далее невозможно рассматривать дальневосточные регионы как исключительно сырьевые. Президент подчеркнул важность обеспечения их современного, сбалансированного развития: «Нужно избавиться от ситуации, когда решение проблем идет недопустимо медленно, когда выделяемые немалые финансовые и материальные ресурсы размываются, а утвержденные планы зачастую так и остаются на бумаге» [5].
На примере Дальневосточного федерального округа (ДФО) видно, что проблемы экономического развития в макрорегионе обострились вследствие кризиса начала 1990-х гг., который был здесь особенно глубоким и длительным, в отличие от других регионов России. К 2002 г. промышленный потенциал ДФО уменьшился по сравнению с 1991 г. более чем на 42% (против 35% по России в целом), объем валовых инвестиций сократился на 69% (против 66% по России) [1, c. 172].
По Сибирскому федеральному округу уровень бедности к 2000 г. превышал среднестатистический, а за чертой бедности жило около половины населения округа. Соотношение доходов 10% наиболее богатых и 10% наиболее бедных слоев населения составила в 2000 г. 13, 7 раза [2, с. 73].
На этом фоне происходит отток наиболее активной части населения из Сибири и Дальнего Востока. В абсолютных цифрах население ДФО к началу 2011 г. по сравнению с 1990 г. сократилась на 1, 8 млн. человек, по сравнению с 2000 г. на 0, 6 млн. человек. При этом сальдированный миграционный отток населения в 2000-2009 гг. составил 265 тысяч человек [15, c. 28]. Демографическая база трудового потенциала
ДФО формируется в условиях суженного воспроизводства населения, сокращения абсолютной численности населения в трудоспособном возрасте и роста доли лиц старших возрастных групп в его структуре [1, c. 428] Сибирские и дальневосточные регионы видят выход из создавшегося положения в переориентации своих экономических связей с Европейской части России на страны динамично развивающегося Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) и в избавлении от опеки федерального центра, который, по их мнению, не приносит макрорегиону никакой пользы.
Для развития странам АТР требуются дополнительные сырьевые и энергетические ресурсы. В связи с этим страны АТР заинтересованы в использовании российских ресурсов, сосредоточенных в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Это, прежде всего, энергетическое сырье, металлы, лесная продукция, морепродукты. С учетом своих собственных планов и проектов страны АТР проявляют интерес к российским транспортным коридорам: Транссибу, Северному морскому пути и другим.
Как считает большинство экспертов, при правильной организации дела Китай станет одним из главных и оптимальных партнеров для России в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Член комитета Государственной думы по региональной политике и проблемам Севера и Дальнего Востока А.Н. Абалаков предостерегает по этому поводу: «Надо понимать, что конкурировать с мощной плановой экономикой Китая никому невозможно. В России существуют надежды на разработку сибирских месторождений редкоземельных металлов с помощью иностранных инвестиций. Осуществить это вряд ли удастся, поскольку Китай сейчас контролирует 97 процентов данного рынка» [11]. По многим оценкам, Китай рассматривает доступ к природным ресурсам Восточной Сибири и Дальнего Востока как стратегическую задачу, как способ удовлетворения растущих потребностей в нефти, газе, металлах энергетических и водных ресурсах [16, c. 17].
В 2010 г. доля Японии во внешнеторговом обороте Дальнего Востока и Забайкалья составила 23%, а общий товарооборот между Россией и Японией в докризисный период достиг 30 млрд. долларов (для сравнения, показатель российско-китайского товарооборота в 2, 5 раза выше). Кроме того, на современном этапе Республика Корея примерно на 70% зависит от экспорта нефти и газа с Ближнего Востока и равным образом заинтересована уменьшить эту зависимость за счет поставок из России [16, c. 19].
Все это влияет на экономическую ориентацию макрорегиона, который начинает связывать свое будущее именно со странами Азиатско-Тихоокеанского региона, не только заинтересованных в сотрудничестве, но и способных непосредственно влиять на улучшение социально-экономического климата на территории Сибири и Дальнего Востока. Кризисные явления в экономике и отсутствие реальной помощи федерального центра стимулируют обособление регионов Сибири и Дальнего Востока.
На этом фоне в Сибири происходит активное обсуждение вопроса о складывании особой этнической группы «сибиряк». По мнению сторонников данной точки зрения, сибиряки давно проживают на территории Сибири и Дальнего Востока, их связывает один язык, экономический уклад, общий психический склад и история, то есть они имеют все необходимые основания для выделения собственной национальности. Первым начал скрупулезно описывать различия в характерах сибирского русского населения и великороссов историк и публицист XIX в. А.П. Щапов [8, с. 86]. Этнограф П.А. Ровинский считал, что в отличие от России, в Сибири «...нет такого удаления двух классов мужиков и господ, образованных и необразованных» [8, с. 87]. Очевидно, что актуализация вопроса о национальности «сибиряк» является признаком того, что определенная часть населения Сибири и Дальнего Востока все меньше желает ассоциировать себя с Россией и русскими. По словам директора Института демографии, миграции и регионального развития Ю.В. Крупнова, «большой вопрос, где этих настроений больше – на Северном Кавказе или на российском Дальнем Востоке» [13].
Но если сибирское областничество является общественно-политическим течением, которое ставит своей целью всестороннее развитие Сибири и Дальнего Востока, их «ускоренную эволюцию» в составе России, то его радикальное крыло – сибирские сепаратисты, открыто выступают за отделение Сибири и Дальнего Востока от России.
Один из идеологов сибирского суверенитета Д.Н. Верхотуров пишет: «Эти пятнадцать лет достаточно показали, что федеральный центр в отношении Сибири осуществляет только одну политику – оставление на произвол судьбы.... Если некому позаботиться, то совершенно естественно позаботиться о самом себе. Иными словами, я считаю, что сибиряки сами должны взять свою судьбу в свои руки, должны стать самостоятельными. Иначе придется доживать жизнь среди обгорелых руин или бежать из Сибири» [3, с. 10]. При этом под самостоятельностью Д.Н. Верхотуров понимает такое положение, когда регион сам для себя определяет направление и характер развития, сам расходует необходимые
для этого ресурсы и является распорядителем полученных результатов, а представители региона, исходя из региональных потребностей и особенностей, сами намечают цели и вырабатывают политику их достижения [3, c. 93]. Еще один сибирский исследователь Б.М. Ишмуратов пишет: «Формирование конфедерации северных национальных территориальных автономий в качестве отдельного или особого субъекта обновленной федерации поможет, на наш взгляд, преодолеть отмеченные недостатки этносоциальной политики на единой организационно-правовой основе, облегчит достижение оптимального синтеза традиционного хозяйства с развитием новых промышленных форм природопользования в обширной арктической зоне страны» [6, с. 105]. В свою очередь, исследовательница Л.И. Щерестова так оценивает областническую идеологию: «В качестве автономной общины-области Сибирь может успешно развиваться в рамках русского государства. Потанин и его последователи не кривили душой, утверждая, что областники не стремятся к отделению Сибири от России. Считается, что общине-области необходима только экономическая и культурная автономия» [17, с. 155].
По оценкам социологов, категорически не согласны с идеями сибирских сепаратистов более 63% руководителей коммерческих организаций (что естественно, если принять во внимание количество филиалов московских банков в Сибири); 40% сельскохозяйственных работников; 39, 5% не работающих пенсионеров и инвалидов; 39, 3% работников органов власти и управлений федерального и регионального уровней; 35% студентов, наемных рабочих коммерческих и бюджетных организаций, частных предпринимателей, фермеров и руководителей бюджетных организаций.
Меньше других отвергают такие идеи безработные и домохозяйки (14, 1%), муниципальные служащие (18, 2%) и, как это ни странно, представители силовых структур, прежде всего – армии и милиции (20%) [12, c. 89].
Исследование развития Сибири и Дальнего Востока приводит к выявлению двух граней проблемы: развивать ли его в интересах обслуживания предприятий и населения европейской части страны, формируя ускорение добычи наиболее ценных природных богатств региона, особенно топливно-энергетических; или же развивать Сибирь и Дальний Восток комплексно, повышая уровень и качество жизни местного населения, укрепляя тем самым Россию в целом.