95. Реформа литературного языка в XVII в. не осуществляется. Однако во второй половине века, за вычетом собственно учено-богословской литературы, намечаются некоторые новые направления в развитии литературного языка. Ничуть не разрешая вопрос о реформе литературного языка, все они, однако, свидетельствуют о том, что господствующий литературный язык перестает отвечать потребностям общественного развития, и подготовляют его реформу. Первое из этих направлений представлено, например, в литературной деятельности монаха Симеона Полоцкого.
96. Симеон Полоцкий был белорусом по происхождению; образование он получил в основном в Киеве, как и большинство других ученых монахов, насаждавших схоластическую науку в Москве второй половины XVII в. Он писал богословские сочинения против раскола, проповеди, торжественные речи. Язык этих его сочинений мало чем отличается от языка других руководящих церковных деятелей его времени. Он пишет традиционным "ученым" церковнославянским языком, темным и высокопарным, так, что не случайно один провинциальный священник задумал переложить некоторые из этих его сочинений более простым слогом, утверждая, что их "простейшим людям за высоту словес тяжка быть слышати".
97. Но от других ученых деятелей своего времени Симеон Полоцкий отличался тем, что был в гораздо большей степени "европейцем". Поэтому в патриарших кругах к нему относились подозрительно, обвиняли в "латинстве", и от прямого обвинения в "ереси" его спасали лишь придворные связи: он был воспитателем детей Алексея Михайловича. Симеон Полоцкий был первым по времени придворным поэтом в России, писал торжественные оды, нравоучительные стихотворения, драматические произведения в стихах. В своих художественных произведениях он вдохновлялся и библейскими мотивами и классической древностью; в его панегирике "Орел Российский", поднесенном им Алексею Михайловичу, встречается свыше пятидесяти названий всяких древних мифологических и исторических персонажей. В своих сочинениях Симеон Полоцкий выступал по вопросам организации системы образования, причем высказывал немало прогрессивных для своего времени идей. Заслуги Симеона Полоцкого в истории русской литературы и русского просвещения XVII в. очень значительны.
98. Во многих своих стихотворных произведениях Симеон Полоцкий стремился сделать свой язык более доступным для читателя. Вот, например, отрывок из его панегирика "Орел Российский":
Тма (тьма), мрак без солнца. Без истины тоже.
О! утверди мир в правде, Христе боже!
Труп смрадный - тело без души бывает:
Царство без правды вскоре растлевает.
В Египте древле истину писаху -
Образ без руку (без рук) без ушес (ушей) ставяху.
Судий учаще да не дароемлют (т. е. не брали бы даров, взяток).
Ни плача винных (виновных) в ушеса приемлют.
Царских чресл сыну о то ся потщиши,
Да правду в мире твоем утвердиши.
Сие сотворив примеши от бога
Здравие, щастье на лета премнога.
Слава во веки твоя просияет,
Яко истина выну (всегда) пребывает!
99. Эта особенность литературной деятельности Симеона Полоцкого обращала на себя внимание современников; так, Генрих Лудольф, по-видимому, со слов москвичей, говорит, что "не так давно... некий монах, Симеон Полоцкий, перевел славянскими стихами Псалмы Давида и издал их... он избегал, насколько мог, употребления трудных славянских слов, чтобы быть понятным для большинства читателей...", но, прибавляет Лудольф, "тем не менее язык у него славянский, и много таких слов и выражений, которые в народной общей речи неизвестны". Эта характеристика Лудольфа совершенно справедлива.
100. То направление в развитии литературного языка, которое представлено в литературной деятельности Симеона Полоцкого, стремление приблизить церковнославянский язык к пониманию читателя, было очень серьезным знамением времени. Под пером Симеона Полоцкого церковнославянский язык как бы пытается приспособиться к новым общественным потребностям и, таким образом, удержать свое господство в литературе. Но эта попытка была заранее обречена на неудачу. Даже приближенный к пониманию читателя церковнославянский язык не мог больше господствовать в литературе. На очереди стоял вопрос о литературе на родном языке и о ее свободном и беспрепятственном развитии.
101. Второе направление в развитии литературного языка в XVII в. представляло в литературной деятельности замечательного писателя Аввакума. Сын сельского священника и дочери сельского кузнеца, Аввакум был одним из главарей раскола, старо-обрядничества. Страстный обличитель церковных властей, фанатический сторонник "старой веры", он претерпел жестокие преследования и в 1681 г. был сожжен живым "за великия на царский дом хулы". Особенности литературного языка Аввакума свойственны и некоторым другим литературным документам раскола, старообрядчества.
102. Аввакум выступает в литературе XVII в. как яркий противник господствующего в ученобогословской литературе высокопарного и витиеватого церковнославянского языка. Литературному красноречию он противопоставляет свое просторечие. Корни литературного красноречия он видит в греческом и латинском языках и призывает писать на "природном" языке.
103. Аввакум писал "простою речью" совершенно сознательно. Он с подчеркнутым пренебрежением называет свой стиль "вяканьем". Он знал, что за пользование простой речью его будут считать невеждой, но он не смущался этим и заявлял: "... аз есмь ни ритор, ни философ, дидаскальства и лагофетства не искусен, простец человек и зело исполнен неведения..."
104. Особенно ярко Аввакум высказывает свои взгляды на литературный язык в предисловии к своему лучшему сочинению, автобиографии, известной под названием "Житие протопопа Аввакума, им самим написанное". Предисловие начинается обычнейшей формулой, встречающейся у многих других авторов: "... аще что речено просто, и вы (т. е. читатели)... не позазрите просторечию нашему", т. е. не осудите за употребление простой речи; но продолжение этой формулы совсем не соответствует традиции; Аввакум продолжает: "понеже (потому что) люблю свой русский природный язык. Виршами философскими не обык речи красить, ни латинским языком, ни греческим, ниже еврейским, ниже иным каким ищет от нас говоры господь... того ради (потому) я и не брегу (т. е. пренебрегаю) о красноречии и не уничижаю своего языка русского...", в другом месте он говорит о том же: "... не подобает своего языка уничижать и странными (иностранными) языки (языками) украшать речи", попрекая царя Алексея Михайловича за употребление модного тогда греческого выражения кириелейсон (господи, помилуй), он пишет ему: "ты, ведь, Михайлович, русак а не грек. Говори своим природным языком...".
105. Сам выходец из народа, Аввакум своею "простою речью" пишет для "простого" люда. Установка Аввакума на широкого, непросвещенного читателя или слушателя очень ярко проявляется в одной мелкой, но характерной особенности его литературного изложения. Аввакум часто поясняет или переводит на русский язык отдельные церковнославянские слова и выражения, которые, по его мнению, могли бы остаться непонятными для его читателя. Так, например, он говорит: "восхитил Авраама выспрь, сиречь на высоту, к небу", "(бог) сотвори человека... яко (как) скудельник, - скуделю еже (что) есть горшечник горшок", "бысть же я... приалчен, сиречь есть захотел" и т. п.
106. Подобные переводы-пояснения появляются в XVII в. и у других авторов, тоже писавших для более широкого круга читателей, например у некоторых севернорусских составителей "повестей о чудесах", различных "святых", "несурядное житие сиречь буяческое", "рукоятные древа сиречь колотки" (т. е. костыли), "дружина или просто рещи артель" и т. п. Любопытно, что эти авторы систематически подчеркивают, ссылаясь на свою недостаточную образованность, что они пишут "простонаречием", "простым русским диалектом" и даже "поместною беседою".
107. Аввакум пишет, в основном, по-русски; по своим грамматическим особенностям его язык почти ничем не отличается от современных ему московских норм. Но церковнославянский язык занимает в произведениях Аввакума значительное место. Это и понятно. Аввакум находится целиком во власти церковнорелигиозного мировоззрения. Он борется с схоластической "философией" и "риторикой" не с точки зрения подлинного просвещения, а с точки зрения отсталого старомосковского правоверия. Он борется не с церковнославянским языком вообще, а с тем конкретным учено-богословским языком, который господствовал в его время в области науки и образования.
108. Церковнославянский язык, которым пользуется Аввакум, - это обычный церковнобогослужебный язык, многие слова и даже формы которого бытовали, по-видимому, и в разговорной речи духовенства. Аввакум прибегает к церковнославянскому языку или отдельным его формам при цитировании или изложении библейских или иных церковноучительных текстов, в рассуждениях на богословские темы, в стилистических целях - для выражения торжественности.
109. Часто церковнославянские слова и формы выступают у Аввакума без видимых оснований, как бы механически примешиваясь к изложению на русском языке. С другой стороны, при пользовании церковнославянским языком Аввакум очень часто употребляет и слова из живой народной речи, ставит рядом церковнославянские и народные слова. Все это придает языку Аввакума пестрый и неорганизованный характер. Но эта пестрота очень симптоматична. Она свидетельствует о том, что под пером Аввакума, в столкновении просторечных и церковнославянских элементов, разрушалась обособленность и замкнутость системы церковнославянского языка.