Жалованье учителей было очень низким. Ректор и преподаватели Славяно-греко-латинской академии в Москве получали от Монастырского приказа по настоянию Стефана Яворского годовое содержание в размере 100 руб. Студенты богословского и философского классов должны были обходиться 8 деньгами (4 коп.), а низших классов — всего 6 деньгами (т. е. 3 коп.) в день. Петр I в благодарность за поднесенные ему ректором Феофилактом Лопатинским хвалебные песнопения в честь победы под Полтавой повысил жалованье ректора до 300 руб., а учителей — до 150 руб. в год. В 1720 г. академия получила для выплаты жалованья преподавателям и на содержание учащихся сумму в 3300 руб. После того как управление церковными вотчинами, а тем самым и содержание академии, перешло в ведение Камер-конторы, жалованье учителей было в 1724 г. увеличено. Оно выплачивалось три раза в год, но делалось это нерегулярно и часто вместо денег выдавались продукты питания и дрова. Ученики низших классов тоже получали так называемое «жалованье», но в виде хлеба. Учителя монашеского звания жили в Заиконоспасском монастыре. Убогая обстановка их келий состояла из деревянной скамьи, служившей кроватью, с войлочным одеялом, стола и стула[33]. В Киевской Академии с жалованьем дело обстояло намного хуже. Большинство учителей составляли монахи, которые получали вознаграждение, главным образом, натурой: помещением для жилья, пропитанием, дровами, свечами. Учителя, жившие вне стен академии, получали продукты питания и дрова. Деньгами платили лишь от случая к случаю, на Рождество или на Пасху, да и то не более чем по нескольку рублей. Отсюда постоянные прошения учителей о выплате жалованья[34].
Чрезвычайно скудным было и жалованье учителей епархиальных семинарий. В основном оно выплачивалось натурой из архиерейского хозяйства: наряду с жильем преподаватели получали дрова и хлеб. Небольшие суммы денег перепадали им также весьма редко, и только после многократных прошений и жалоб на бедность. В 1740 г. Коллегия экономии установила штатное содержание для трех семинарий: Новгородская семинария стала получать 7895 руб. в год, Александро-Невская семинария в Петербурге — 1917 руб. и Казанская — 3000 руб.[35] Остальные семинарии твердого бюджета не имели. Нищенское содержание нередко приводило к побегам из семинарий как учеников, так и учителей. Недостаток в преподавателях ощущался в течение всего XVIII в., хотя семинарии вовсе не нуждались в большом их количестве, а лишь в соответствующем числу классов, так как в каждом классе все предметы вел один классный учитель. В преподавателях нуждались и академии. Так, Славяно-греко-латинская академия в 1736 г. при 9 классах располагала только 7 учителями. В первом классе один учитель приходился на 374 ученика. В 1-й половине XVIII в. число учащихся Московской Духовной Академии было очень неустойчивым: в 1717 г.— 290, в 1725 г.— 629, в 1736 г.— 383, в 1737 г.— 429, в 1738 г.— 460, в 1744 г.— 280, в 1750 г.— 200, в 1761 г.— 215. В Киевской Академии количество учащихся было значительно больше: в 1715 г.— 1100, в 1742 г.— 1234, в 1744 г.— 1160, в 1763 г.— 897, в 1765 г.— 1059, в 1768 г.— 1079[36]. В 26 семинариях к началу 1764 г. насчитывалось в общей сложности 6000 учеников[37].
Все духовные школы (и академии, и семинарии) в XVIII в. отнюдь не были сословными, в том числе и старейшая Киевская Академия, в которой наряду с сыновьями духовных лиц обучались дети служилого дворянства, мещан и даже крестьян. Среди выпускников Киевской коллегии, а позже академии — выходцев из недуховных сословий — были такие известные деятели Русской Церкви, как шляхтич Стефан Яворский или купеческий сын Феофан Прокопович. Надсословный характер Киевская Академия сохраняла в продолжение всего XVIII в. В 1790 г., например, в ней наряду с 419 воспитанниками духовного звания числились 232 разночинца, т. е. выходца из недуховных сословий. Лишь в конце столетия митрополит Самуил Миславский (1783–1796), по сообщению его биографа, возымел намерение сделать академию чисто духовным, или сословным, учебно-воспитательным заведением[38]. В Харьковской коллегии более половины учеников являлись сыновьями помещиков-дворян, и именно благодаря материальной помощи последних коллегия процветала[39]. В 1-й половине XVIII в. двери Московской Академии были открыты для детей всех сословий. С 1721 г. Святейший Синод допускал в Московскую Академию также иностранцев при том, однако, условии, что они под присягой обязуются вступить в пожизненную службу российской короне. В 1726 г. Синод разрешил даже принять в академию новообращенного татарина. В 1737 г., в царствование Анны Иоанновны, правительство направило на обучение в академию около 100 молодых дворян. Однако начальство академии не всегда было согласно с такого рода мерами. Так, например, в 1725 г. ректор академии Гедеон Вишневский отказался принять нескольких присланных ему молодых людей, ссылаясь на то, что «в той школе происходят в учении токмо духовных персон дети, которые б могли в духовный чин происходить». Эта тенденция стала преобладающей при митрополите Платоне Левшине (1775–1812). Теперь Московская Академия приобрела характер закрытого духовного учебного заведения: отныне в нее принимались только сыновья священно- и церковнослужителей (т. е. псаломщиков и т. п.)[40]. В другие семинарии эпизодически также принимались дети из различных сословий, особенно в Александро-Невскую семинарию в Петербурге. Это имело большое значение для культурного развития России в 1-й половине XVIII в.[41] г) Скудное финансирование духовных школ, неблагоприятно отражавшееся на учебном процессе, со временем стало предметом внимания церковных властей. На совместной конференции Святейшего Синода и Сената в 1762 г. Новгородский митрополит Димитрий Сеченов подчеркнул необходимость перевести духовные семинарии на штаты и точно определить источники средств для подобающего содержания духовных школ. Вопрос окончательно решился после того, как в 1764 г. церковные имения были секуляризованы, а доходы с них переданы под управление Коллегии экономии. Императрица Екатерина II соответствующей инструкцией церковной комиссии в 1762 г. сама положила начало обсуждению этой проблемы. Комиссия постановила, что духовные школы должны содержаться на средства Коллегии экономии, предложив выделить для этой цели сумму в 23 000 руб. Императрица увеличила ее до 25 000 руб. и утвердила проект комиссии. Эти деньги предназначались для духовных школ Великороссии, тогда как в Малороссии, где секуляризация еще не проводилась, положение дел оставалось прежним. Штаты отдельных семинарий устанавливались в зависимости от местных условий, а также числа учащихся и учителей. Больше всех получила Новгородская семинария (свыше 5500 руб.), а на последнем месте оказались семинарии в Тобольске и Вятке (по 326 руб. 77,5 коп.); Московской Академии было выделено 3000 руб. Эти суммы предназначались на оставшиеся 9 месяцев текущего 1765 г. Когда впоследствии был определен годовой бюджет, то выяснилось, что Коллегия экономии должна была выплатить в целом 40 000 руб., из которых одной Московской Академии причиталось 9000 руб. В 1784 г. штаты были увеличены и составили в общей сложности 77 500 руб., т. е. в среднем по 2000 на семинарию[42]. После секуляризации 1786 г. были установлены и штаты для малороссийских школ: Киевская Академия получала сперва 8400 руб., а затем, с 1787 г., по ходатайству митрополита Самуила — 9000 руб.; на штатное содержание перешли и семинарии[43].
При Павле I общий бюджет был в 1797 г. увеличен до 142 000, а в 1800 г.— до 181 931 руб. в год. При этом учитывалось, что две семинарии (Александро-Невская в Петербурге и Казанская) были преобразованы в академии, а также открыты новые семинарии. Теперь годовой бюджет академии составлял в среднем 12 000, а семинарии — 3000 руб.[44] При Александре I имело место дальнейшее увеличение штатов, но только реформа 1808–1814 гг. принесла полную отмену старых штатов и окончательное решение вопроса финансирования.
Штаты 1764 г. не могли улучшить материального положения школ: во-первых, выделенные средства были совершенно недостаточными; во-вторых, доходы епархиальных архиереев после секуляризации церковных земель значительно уменьшились[45]. Дополнительные трудности создала отмена школьного сбора, взимавшегося с духовенства почти во всех епархиях. Все это вынуждало епископов искать новые источники средств. Во многих епархиях для нужд школ стали использоваться денежные штрафы с духовенства, как то делал еще до 1764 г. Киевский митрополит Арсений Могилянский. «Архиереи,— пишет П. Знаменский,— недаром повсюду старались выставлять свои семинарии на вид, заводили в них торжественные акты, диспуты, публичные экзамены, привлекали семинаристов к участию в разных губернских торжествах и т. п.; чрез это они невольно заинтересовывали публику в их благосостоянии и привлекали к ним щедрость жертвователей»[46].
С именем Московского митрополита Платона Левшина связано учреждение специального фонда, из которого на особых условиях выплачивались стипендии студентам академии. В 1789 г. митрополит Платон передал попечительскому совету 4000 руб., распорядившись, чтобы годовые проценты с этой суммы в размере 200 руб. шли на стипендии пяти студентам. Одновременно он составил устав для студентов, содержащихся на средства Московского митрополита Платона. Каждый студент Московской Академии, говорится в § 4 Устава, намеревающийся получать стипендию, должен подписать обязательство, что не изберет себе никакого иного поприща, кроме как духовного. Каждый год следует задавать этот вопрос стипендиатам, чтобы установить, не изменили ли они свое намерение. Если намерения изменились, то выплата стипендии немедленно прекращается. Условиями для присуждения стипендии являлись, как гласил § 5, бедность родителей, а также успехи в учении, примерное поведение, хорошие способности и прилежание. Фонд Платона просуществовал до 1860 г. На его средства выучились 38 «платоников»:
13 — до 1814 г. (в Славяно-греко-латинской академии) и 25 — после (в Московской Духовной Академии). Еще один фонд Платона предназначался для Троицкой семинарии. Лишь немногие выпускники семинарии, бывшие стипендиатами этого фонда, приняли монашество; большинство стали преподавателями в духовных школах или священниками[47].