Выборы патриарха в XVII в. происходили на Соборе епископов Русской Церкви. Инициатива созвания Собора исходила, как установил Н. Ф. Каптерев, от царя. Петр с такой инициативой не выступил, а назначил местоблюстителя патриаршего престола, который и возглавлял Церковь в течение 20 лет. Можно назвать две причины, почему Петр не захотел созывать Собор для выборов нового патриарха. Во-первых, у него могло не быть кандидата на патриарший престол, во-вторых же, в то время (т. е. в начале 1701 г.) Петр, видимо, не мог еще решить, оставлять ли сам институт патриаршества или же нет. Относительно первой из названных причин можно с определенностью сказать, что подходящего кандидата в патриархи у Петра не было. Как известно, после смерти патриарха Иоакима 16 марта 1690 г. Петр намеревался возвести на патриарший престол Псковского митрополита Маркелла (1681–1690). Последний отличался образованностью и знанием иностранных языков, что в нем особенно ценил Петр, кроме того, Маркелл не разделял враждебности к иностранцам и Западу, которая явно присутствовала в завещании патриарха Иоакима. Однако кандидатура Маркелла не нашла одобрения в окружении царицы, поскольку его позиция в споре о ереси «хлебопоклонников» была недостаточно отчетлива, что давало повод к подозрениям в «латинстве». Патриархом стал Адриан, митрополит Казанский, не блиставший ученостью и не отличавшийся энергией, но именно поэтому он лучше вписывался в окружение царицы Наталии. Маркелл же получил Казанскую митрополию[14]. С. Ф. Платонов высказывает следующие соображения по поводу того, почему Петр не слишком торопился с выборами патриарха: «Нет нужды предполагать, как делают некоторые, что уже тотчас после смерти Адриана Петр решился упразднить патриаршество. Вернее думать, что Петр просто не знал, что делать с избранием патриарха. К великорусскому духовенству Петр относился с некоторым недоверием, потому что много раз убеждался, как сильно не сочувствует оно реформам. Даже лучшие представители древней русской иерархии, которые сумели понять всю национальность внешней политики Петра и помогали ему как могли (Митрофаний Воронежский, Тихон Казанский, Иов Новгородский),— и те были против культурных новшеств Петра. Выбрать патриарха из среды великорусов для Петра значило рисковать создать себе грозного противника. Малорусское духовенство держало себя иначе: оно само подвергалось влиянию западной культуры и науки и сочувствовало новшествам Петра. Но поставить малоросса патриархом было невозможно потому, что во время патриарха Иоакима малорусские богословы были скомпрометированы в глазах московского общества как люди с латинскими заблуждениями; за это на них было воздвигнуто даже гонение. Возведение малоросса на патриарший престол повело бы поэтому к общему соблазну. В таких обстоятельствах Петр и решил остаться без патриарха»[15]. Эти мысли Платонова, по-видимому, правильно характеризуют тогдашнюю позицию Петра. Однако следует помнить и о других причинах, воспрепятствовавших Петру заняться поисками кандидата в патриархи. Это было время, когда все свое внимание царь должен был направить на военную реформу. После поражения под Нарвой 20 ноября 1700 г. ему пришлось формировать новые полки. К этому добавились неудачи в Польше. Много сил царь посвятил также переговорам с Данией и Польшей об общих действиях против Швеции[16]. Надо думать, тогдашнее положение просто не позволяло Петру заняться церковными делами. Тем не менее достойно внимания, что местоблюстительство патриаршего престола он возложил не на кого-либо из старейших представителей великорусского духовенства, а на молодого малороссиянина Стефана Яворского, от которого вправе был ожидать если не полной поддержки своим реформам, то по крайней мере лояльности к ним. Должность местоблюстителя просуществовала два десятилетия, и в течение всего этого времени Петр не предпринял никакой попытки так или иначе разрешить вопрос о высшем церковном управлении. Конфликт с царевичем Алексеем Петровичем, случившийся как раз в это время, казалось бы, должен был подтолкнуть царя к окончательному решению церковной проблемы, поскольку здесь Петр опять столкнулся с оппозицией как низшего, так и высшего духовенства.
Не боясь впасть в ошибку, можно с уверенностью предположить, что факты, которые выявились на допросах по делу царевича Алексея, окончательно убедили Петра в необходимости установить новый тип церковного управления: устранить патриарха как единоличного владыку и учредить коллегию, т. е. такой порядок, который, по мнению Петра, был наилучшим в принципе и ограничивал произвол отдельных лиц во всех сферах управления. Сверх того, Петр решил полностью подчинить это новое коллегиальное церковное управление государственной власти, чтобы исключить малейшую самостоятельность, если бы она оказалась в противоречии с интересами государства. Феофан Прокопович получил задание написать для будущего высшего церковного управления «Духовный регламент», который должен был дать ему точное определение в указанном смысле.
При жизни Петра Духовная коллегия, переименованная позднее в Святейший Правительствующий Синод, действовала всего четыре года. Как мы увидим далее, в эти годы коллегия не эволюционировала. Когда 28 января 1725 г. Петр умер, Синод в принципе ничем не отличался от того, каким он был 25 января 1721 г., в день своего основания. В то же время Синод петровского времени сильно отличался от Синода последующего периода. Организация петровского Синода была очень проста, и хотя он имел некоторую связь с Сенатом, но подчинялся непосредственно власти царя. После смерти Петра Синод начинает развиваться самостоятельно, расширяясь и формируясь в орган управления. Но эта сторона его истории ни тогда, ни впоследствии не имела особого значения.
Характерно другое — изменяются отношения между Синодом и государственной властью. Набирает силу обер-прокуратура, которая хотя и была учреждена еще при Петре, но поначалу занимала скромное место. И то, что по прошествии века власть обер-прокурора сравнялась с министерской, а сами обер-прокуроры превратились в средостение между епископами Синода и монархом, вряд ли входило в замыслы Петра. Это было уже искажением петровских порядков. Можно даже сказать, что и сама государственная церковность, сознательно созданная Петром, также сильно изменилась. Носителем государственной церковности в течение двухсот лет оставался Святейший Синод, а он управлялся фактически министром — обер-прокурором. Поэтому всякий, кто упрекает Петра за его церковную реформу, должен принять во внимание ее послепетровскую эволюцию. Петр ответствен лишь за создание государственной церковности, которая выражалась в непосредственном подчинении церковной коллегии, т. е. Святейшего Синода, главе государства. Все последующие изменения в отношениях между Церковью и государственной властью в рамках государственной церковности были результатом послепетровского развития.
Создание Петром государственной церковности порождает вопрос о том, какую роль играли при этом личные религиозные воззрения царя и в какой мере они отразились в его церковных преобразованиях.
б) Петр не был атеистом, напротив — он был несомненно человеком верующим, но его религиозность не носила того церковного характера, который был свойствен русскому благочестию времен Московской Руси. Петру было три года восемь месяцев, когда умер царь Алексей Михайлович (30 января 1676 г.), поэтому вряд ли уместно говорить о каком-либо влиянии на него его отца. Мать Петра, царица Наталья Кирилловна, выросшая в семье боярина Матвеева, получила воспитание в традиционно-православном духе. Самого Матвеева и его семьи уже коснулись западные веяния — надо полагать, в той же мере, как и глубоко верующего царя Алексея Михайловича. Но проявлялись они лишь во внешних сторонах повседневной жизни, тогда как в делах, относившихся к вере, к культу и обрядам, все оставалось по-старому. Матвеев был весьма верующим человеком, что передалось и его воспитаннице, будущей матери царя Петра. Царица Наталья коротала свое вдовство, по тогдашнему обычаю, в своем дворце. В этой совершенно древнерусской обстановке провел свои детские годы и Петр. Пяти лет он начал обучаться грамоте. Его первый учитель Зотов проводил занятия по старинной программе. Освоив азбуку, Петр читал сперва Часослов, затем Псалтирь, Евангелие и, наконец, Апостол. Мальчик учился охотно, со вниманием и обладал хорошей памятью. Доказательство тому — многочисленные цитаты из Священного Писания, рассеянные по страницам писем Петра вплоть до последних лет его жизни[17]. На взгляды юного Петра оказали также влияние его встречи с иностранцами из Немецкой слободы в Москве — его религиозность приобрела протестантский оттенок. Именно поэтому он дистанцировался от обрядового благочестия Московской Руси, в атмосфере которого провел свои детские годы. Было бы, однако, в корне неверно относить религиозные взгляды Петра и его антипатию к московскому благочестию исключительно на счет его сношений с иностранцами. Петр обладал для этого слишком самостоятельным характером и острой наблюдательностью, которая позволяла ему реально оценивать все плюсы и минусы старомосковской жизни. Не последнюю роль при этом сыграло то обстоятельство, что уже с юных лет он имел возможность наблюдать за духовенством, участвовавшим в политических событиях, и убедиться в недостатках его образования, которое царь ценил более всего и развития которого добивался всеми силами. Он понимал, что внешние проявления религиозности, которые он называл обычно ханжеством, вовсе не были выражением подлинной веры. Именно это главным образом и отталкивало его от «московского православия». Вот почему он уже с самого начала был лишен возможности разглядеть положительные стороны тогдашнего русского благочестия, воспринять его метафизическое содержание. «Он не понимал, что такое Церковь,— как метко отмечает Ю. Ф. Самарин,— он просто ее не видел; ибо сфера ее выше сферы практической, и потому он поступал, как будто бы ее не было, отрицал ее не злоумышленно, а скорее по неведению»[18]. Петр не отрицал Церкви как учреждения, но в то же время смотрел на нее с чисто практической точки зрения — как на учреждение, которое может принести государству двоякую пользу: во-первых, в области образования и, во-вторых, посредством морального влияния на свою паству. Исходя из этого, Петр последовательно стремился к превращению Церкви в часть государственного управления, в задачу которой входило лишь воздействие на народ. Это вполне соответствовало его рассудочной религиозности, сводившей всю религию и религиозную жизнь к морали. Это определяло все направлявшиеся им мероприятия духовной власти. С этой точки зрения рассматривал Петр и свои обязанности самодержца, то есть человека, которому свыше доверено руководство многомиллионным народом. Но своим долгом он считал не только управление, но и преобразование жизни этого народа в направлении, которое представлялось царю единственно правильным. Петр верил, что Господь, Создатель мира, руководит его действиями как царя, и в продолжение всей своей жизни сознавал свою ответственность самодержца перед Творцом. Это чувство ответственности толкало его на решительные, иногда даже недопустимые с христианской точки зрения поступки, как то отчетливо видно на примере конфликта его с сыном Алексеем. В официальных документах (в Военном уставе и «Духовном регламенте») Петр называл себя «христианским самодержцем» и всегда был убежден в Божественном происхождении своей власти[19]. Все свои действия и усилия по переустройству жизни в России Петр рассматривал именно с точки зрения долга и ответственности перед Богом. В своих письмах к духовным и светским лицам он пишет об этом открыто и без всякой задней мысли, ибо фальшь была ему абсолютно чужда и ненавистна. «С помощию Божиею» и с верою, «что все находится не в человеческой, но в Его Воле», приступал Петр к любому делу. Перед битвой он пишет: «Завтра надеемся увидеть врага, милость Божия да будет с нами», а в письме после одержанной победы читаем: «Господь Бог нынешнюю кампанию так счастливо начати благоволил». Спуск на воду судна он приказывает «во имя Божие». Дав Меншикову команду к наступлению, он добавляет: «Сохрани Бог». Такого рода высказывания часто встречаются в письмах Петра[20]. После каждого благоприятно закончившегося дела он неизменно замечает: «Всеблагой Господь не выказал гнева Своего»[*] , или: «Выну буди Вышнему хвала», или: «С превеликою радостию приняли и Господу Богу сердечно благодарим». О своем самочувствии Петр пишет: «Сегодня мне, слава Богу, лучше»[*]; «Поздравляю Вас с праздником Воскресения Господня и Его победы над смертию. На днях меня охватила проклятая лихорадка, т. ч. всю Страстную неделю я мучился, а в Пасхальную ночь только из-за людей был я у ранней обедни. Сегодня же я здоров»[*]. После победы под Полтавой (1709) Петр повелевает отслужить благодарственный молебен, ибо «Викторию Господь Бог нам даровати изволил». После битвы при Гангуте он пишет в одном из писем: «Всемогущий Господь соизволил почтить Россию»[*]. По заключении Ништадтского мира Петр сказал: «Зело желаю, чтоб наш весь народ прямо узнал, что Господь Бог прошедшей войной и заключением мира нам сделал. Надлежит Бога всею крепостию благодарить». В корреспонденции Петра найдется много примеров такого рода. Более того, иногда Петр действует в духе почтенной старины: после побед под Азовом и под Полтавой он в знак благодарения закладывает монастыри; он перевозит мощи святого Александра Невского в Петербург, чтобы освятить новый город, и основывает Александро-Невский монастырь[21]. Едва ли справедливо считать, будто религиозность Петра была проникнута духом западного рационализма. Он почитал иконы и Божию Матерь, как он признался патриарху Адриану во время процессии по поводу казни стрельцов; он благоговейно лобызал мощи, охотно посещал богослужения, читал Апостол и пел в церковном хоре. Современникам была известна его начитанность в Библии, цитаты из которой он метко употреблял как в беседах, так и в письмах. Феофан Прокопович замечает, что «аки всеоружие (Петру.— Ред.) было изученныя от Священных Писаний догматы, наипаче Павлова послания, которая твердо себе в памяти закрепил». Тот же Феофан говорит, что Петр «и в разговорах богословских и других слышати и сам не молчати не токмо, как прочие обыкли, не стыдился, но и с охотою тщался и многих в сумнительстве совести наставлял»[22]. Эта склонность Петра к участию в беседах на религиозные темы засвидетельствована в «Возражениях на «Камень веры»», где рассказывается, что Петр принимал участие в споре с Талицким, которого «кратко явными Христовыми словами победил и в раскаяние привел»[23]. Типичными для Петра являются этически-религиозные рассуждения из его записок «О блаженствах против ханжей и лицемеров». На одной стороне листа он приводит текст заповедей, а на другой делает собственноручные пометы, перечисляя те или иные грехи и добавляя свои размышления на этот счет. В заключение он пишет: «<Вопрос> Описав все грехи против заповедей, один токмо нахожу грех лицемерия и ханжества не обретающийся между прочих вышеописанных, что зело удивительно,— чего для? <Ответ> Того ради, понеже заповеди суть разны и преступлении разны — против каждой; сей же грех все вышеописанные в себе содержит... Против первой грех есть атеистство, который в ханжах есть фундаментом, ибо первое их дело — сказывать видения, повеления от Бога и чудеса все вымышленные, которых не бывало; и когда сами оное вымыслили, то ведают уже, что не Бог то делал, но они,— какая ж вера в оных? А когда оной нет, то суть истинные атеисты». О второй заповеди Петр пишет: «Против второй — страха Божия не имущии. О сем же и толковать не надобно, понеже-де, когда лгут на Бога, какой уже страх Божий обрестися может». В отношении четвертой заповеди он замечает и одновременно вопрошает: «Против четвертой. Может быть, что натуральных отцов некоторые и почитают (но сие наудачу), но пастырей, иже суть вторые по натуральных отцы от Бога определены, как почитают, когда первое их мастерство в том, чтоб по последней мере их обмануть, а вяще тщатся бедство им приключить подчиненных пастырей оболганием у вышних, а вышних — всеянием в народе хульных про оных слов, подвигая их к бунту, как многих головы на кольях свидетельствуют»[24].