(женские символы и техники власти в русской этнической традиции)
Эта статья находится в русле исследований концепта “материнства”, как одного из ключевых феноменов русской этнической культуры. Наше внимание привлекла прежде всего роль этой символики в организации и регуляции отношений власти.
К вопросу о женском лидерстве.
1. Власть-“материнство”
Для русской этнической традиции характерно маркирование отношений власти символикой “порождения”, и в первую очередь – “материнства”.
В новгородских говорах матик - старший в доме, остающийся главным на хозяйстве, вообще коновод, зачинщик. Матка - предводитель партии в разного рода играх, в основном - соревновательных, где делятся на две партии. В криминальном арго мама, матка - глава воровского сообщества (независимо от пола) .В хип-культуре мама, мэм, мать - женщина, опекающая новичков, которая обучает их субкультурным нормам и знакомит с людьми тусовки; так же называют и женщину-группового лидера. Мамы и матери, - наименования авторитетных женщин в религиозно-мистических (буддистских, индуистских) сообществах. Все это выглядит как если бы отношения власти (лидерства) в этих сообществах строились по матрице “материнства”.
Та же матрица просматривается и в фольклорных текстах. Например, в духовных стихах о Голубиной книге. Кн.Владимир вопрошает библейского “царя Давыда” об устройстве природных и социальных иерархий: “А который царь над царями царь,/ А который город городам мати, / А которая рыба всем рыбам мати...” и т.д. И получает ответ: “Расалим город городам мати... Окиян море всем моря мати... Уж и Тит рыба всем рыбам мати...”, так что, по замечанию Г.П.Федотова, “все главы космической и социальной иерархии (град, церковь) именуются матерями. Не отечество и не царство (“царь зверей”), но именно материнство полагается в основу иерархии”. Надо учесть еще мифологическую роль князя Владимира, как устроителя христианской государственной иерархии на Руси. Ту же матрицу использует и “большая” власть, в критической ситуации маркируя себя знаками “материнства”. Можно вспомнить в этой связи известный плакат художника И.Теидзе “Родина-Мать зовет!” и послевоенные памятники Матерям, зовущим на битву (монумент Матери Родине на Мамаевом кургане на месте Сталинградской битвы и под.) или оплакивающим уже понесенные жертвы. Власть идентифицирется здесь с “матерью”, приписывая себе функцию “порождения” и, вероятно, связанные с нею права. Наша задача – определить, какие, т.е. обрисовать комплекс поведенческих программ, установок, ожиданий, которые традиция связывает с “материнством”.
2. Материнство и власть.
Традиция определенно связывает с материнством управленческие функции. Это, например, фиксируется в языке. Целый ряд объектов, обладающих семантикой ‘главенства, доминирования’, маркирован “материнской” лексикой: матера - в севернорусских и сибирских говорах “сухое место среди болот”, “материк, суша”, самая густая часть леса, главное русло реки (в отличие от протоков); матка - самая страшная, сплошная оспа (владим., волог.) или самая крупная оспина (владим., воронеж.), а в языке севернорусских, сибирских и каспийских рыбаков и охотников матка - самодельный компас: “Как курица водит цыплят, так маткою управляется судно”.
Подобное соотнесение на практике проявляется как установка на лидерство в семье. Уже готовясь к обретению статуса матери, во время свадьбы, новобрачная совершала ряд действий, направленных на обеспечение себе главенства. В церкви первой ступала на место отправления венчальных обрядов. Заходя в дом мужа, шагала через порог правою ногой и тихонько приговаривала: “Ваша хата хлеб печеть – а моя верх береть!” – “И, - говорит ее соседка, - командовала всеми. Вот вам – слово же – ведь что-то же есть?!. Мать, может, научила, бабка ли, тетка ли…” В женской среде передавались магические способы обеспечения главенства и, по всей вероятности, реальные модели лидерства. Во всяком случае, фольклор выражает женскую установку на лидерство вполне однозначно:
Нам такую семью надо,
Чтобы все боялися,
Чтобы свекор и свекровка
Мене подчинялися!
Мужчины подобных мер не предпринимали, поскольку и без того мужчина считался главою семьи в глазах официальных властей (неся за нее материальную и любую другую ответственность перед законом). Фольклор, однако, подчеркивает различие между формальным главенством (принадлежащим мужу) и фактическим управлением:
Исподний жернов перемалывает верхний
Мой (Мужнин) верх, а ее (жены) макушка (о большине в доме…)
Без мужа, что без головы; без жены, что без ума.
Ср.: бытующее по сей день выражение: “муж – голова, а жена – шея: куда повернется, туда и голова смотрит”.
В общем,
Женский обычай – не мытьем, так катаньем (а свое возмет).
Ночная кукушка денную перекукует
Утро вечера мудренее, жена мужа удалее.
В то же время пословицы акцентируют подспудный, неявный характер женского лидерства и упор на ненасильственные (преимущественно, речевые) методы управления:
Жена мужа не бьет, а под свой нрав ведет
Муж комельком (т.е. палкой), жена язычком.
День ворчит, ночь верещит – плюнь, да сделай!
Неумение осуществлять управляющие функции ставилось женщине в вину:
У плохой бабы муж на печи лежит, а хорошая сгонит.
С исчезновением внешних факторов дискриминации женщин исчезает и видимость патриархальности. Приведем несколько характерных рассуждений о распределении лидерства в семье жителей с.Пинаевы Горки в 1997 г.
В семье кто главный?
(мужчина, 1952 г.р.): Кто ведет хозяйство. Кто раньше встанет, кто раньше обряжается – тот и главный. Отец у нас… покладистый был, мать командовала. Покупками распоряжалась мать…
(мужчина, 71 год): Сейчас денежки – у женщины в кармане. Мужчины теперь не хозяева. Потому что мужчины стали больше заливать. Раньше мужчина был хозяин: он знал, что купить.
(женщина, 65 лет): А теперь нельзя стало давать деньги-то мужчине. Потому что кошелек у них рваный, деньги-то теряются! (смех)”. Впрочем, тут же замечают, что “Теперь пьют и женщины”, но, тем не менее, это не отменяет общую установку на женской распоряжение семейной казною (как главное выражение главенства).
(мужчина, 69 лет, иронически): В семье главный мужчина, он решает все вопросы: как выпить, как у жонки выпросить… Надо сена накосить – мужчина решай, надо стог сметать – мужчина решай (т.е. жена его посылает работать. – Т.Щ.).
Все сходятся в том, что область мужского главенства в основном связана с работой, вообще с деятельностью вне семьи:
(женщина 1932 г.р.): У родителей (в семье) папа был главный, как мужчина. Деньги были у мамы, а работал он председателем колхоза. Мужчина работает, зарабатывает деньги. Детей направляет на работу: навоз возить, рожь скирдовать, лен расстилали ходили (это мне лет 12 было, я самая старшая), полоть ходили в колхозе…
Дальше она говорит уже о своей собственной семье:
Главной в семье у нас была мать его. Но распоряжаться деньгами она не могла. Аванс получили – она пойдет, все потратит, назанимает. Я говорю: - Знаешь что, я матери деньги не отдам: что это такое – не дожить до получки! И стала я командовать. Деньгами командовала я. И стала я деньги копить”.
Примечательно, что спор за главенство идет между женщинами. Основной прерогативой главы семьи единодушно считают (и мужчины, и женщины) право распоряжаться семейными доходами. Другую сторону главенства – физические наказания, вообще силовые функции – мы рассмотрим позже, в специально посвященной этому части наших заметок.
О нормативной стороне лидерства. Традиция отводит матери роль хранительницы нравственного закона, определяющего единство семейного коллектива: “Весь мир в семье от матери”. На матери лежала основная ответственность за нравственные качества и судьбы детей, что в еще большей степени проявляется в наши дни. Характерная сценка в питерском дворе, где я живу (1997 г.). Дети (лет 10-11), расшалившись, бросаются камнями и попали в черного пса старой женщины – дворника. Та кричит на них – в том смысле, что “дети пошли – без царя в голове”, “нет на них закона”, “что из вас вырастет, все по тюрьмам сядете, туда и дорога” и “куда матери смотрят”. Мимо проходит женщина тех же лет, останавливается и кричит ей в ответ: “А такие и матери пошли: вынь да выбрось, пьянь, убить таких мало!…” Недовольство поведением детей сразу же поднимает тему материнской ответственности (Какова матка, таковы и детки. Яблоко от яблони недалеко катится).
Нарушение материнского закона (завета), по известным (и отложившимся в фольклоре) представлениям, служит причиною бесчисленных несчастий и полного крушения личной судьбы. Наиболее яркое выражение такого рода представления получили в жанре “жестокого романса”. В одном из романсов поется о девушке, сбежавшей и соблазненной, а потом опозоренной и брошенной с новорожденным сыном на руках:
Мать совета не дала
Да ехать с моряками.
Не послушалася я
Да матери совета.
Я с любимым моряком
А еду вокруг света.
Через год, не через два,
Да я и доплыла.
На руках тебе несу
Да матросенка-сына…
В некоторых текстах прямо формулируется мораль:
Не губите молодость, ребятушки,
Не любите девок с ранних лет,
Слушайте советы родных матушек,
Берегите, мальчики, завет…
Мать предстает как источник и олицетворение Закона, нарушение которого ведет к непоправимым последствиям. Тот же стереотип воспринимает и криминально-тюремная традиция. Несколько тюремных песен:
Говорила сыну мать,
Не водись с ворами,
В Сибирь-каторгу сошлют,
Скуют кандалами!
(песня политзаключенных начала ХХ в.)
Я сын подпольного рабочего-партийца…
Ну, и оставшись без отцовского надзора,
Я бросил мать, а сам на улицу пошел,
И эта улица дала мне кличку вора,
И до решетки я не помню, как дошел
(тюремная песня 1930-х гг.).