Смекни!
smekni.com

Тайна человека в романе "Бедные люди" (стр. 4 из 4)

Этот переломный момент в жизни и творчестве Достоевского обычно относится исследователями к зиме 1844 года и совпадает с ключевым этапом в творческой истории “Бедных людей” — когда первоначальная “сентиментальная повесть об обманутой девушке” соединяется с историями Макара Девушкина, отца и сына Покровских, “горемыки Горшкова”, — то есть возникает собственно роман “Бедные люди”14 . Трактуется это как переход от сентиментально-романтического к реалистическому или социально-критическому восприятию мира. Мне думается, что здесь речь идет несколько о другом. Я бы расценил это как первое осознание великим писателем онтологической реальности зла, то есть присутствия в мире того реального злого начала (“Кто-то гримасничал передо мною, спрятавшись за всю эту фантастическую толпу, и <...> хохотал и всё хохотал!”), в рабство к которой попадают не знающие истину люди (“передергивал какие-то нитки, пружинки, и куколки эти двигались”). И здесь можно снова вспомнить впечатление, произведенное на Девушкина “Шинелью” Гоголя. В своей работе “Холод, стыд и свобода. История литературы sub speciе Священной истории” С. Бочаров, вспоминая известные суждения о Гоголе В. Розанова (“И он, сидя на обледенелых развалинах его же собственным смехом разрушенного мира, складывает и не может сложить из плоских льдин то, что ему особенно хотелось бы, слова “Вечность” и “Вечная любовь””), утверждает, что этот не называемый даже по имени “он”, и “тот зловеще-таинственный образ некоего соглядатая”, которого увидел за текстом “Шинели” Девушкин, и “кто-то” из процитированного воспоминания Достоевского — указывают в одном направлении. Правда, Бочаров, вместе с американским исследователем Р. Л. Джексоном, считает, что розановский взгляд на Гоголя больше соответствует психологической реакции Девушкина, но не Достоевского, взгляд последнего на путь развития русской литературы “диалектичен”15. Мне же думается, что Достоевский просто видел дальше Девушкина. Не вдаваясь в подробный богословский и философский разбор данной проблемы, скажу лишь, что из такой мировоззренческой посылки возможны два пути: либо путь внутреннего воскресения человека — освобождения из рабства; либо фатализм обреченности, — зло не просто “таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты” (как писал Достоевский позднее — 25; 201), — оно непобедимо. Рискну предположить, что для молодого Достоевского вопрос этот еще не был решен ни “в сторону положительную, ни в отрицательную” (если пользоваться известными формулировками из “Братьев Карамазовых” — там применительно к Ивану). Этим объясняется, на мой взгляд, и болезненное, на грани срыва, состояние его духа в тот период, и состояние “мистического ужаса”, описанное им впоследствии, при воспоминании о тех годах, в “Униженных и оскорбленных”: “Это — самая тяжелая, мучительная боязнь чего-то, чего я сам определить не могу, чего-то непостигаемого и несуществующего в порядке вещей, но что непременно, может быть сию же минуту, осуществится, как бы в насмешку всем доводам разума придет ко мне и станет передо мною как неотразимый факт, ужасный, безобразный и неумолимый <...> Мне кажется, такова отчасти тоска людей, боящихся мертвецов. Но в моей тоске неопределенность опасности еще более усиливает мучения”.

Исследователи отмечают, что с возникновением христианства “античный идеализм сменяется христианским реализмом”: стала ясна причина пороков человека и открылся путь их преодоления. Я думаю, что идеалистический дуализм, некоторое манихейство миропонимания Достоевского в первый период его творчества способствовали тому, что “реализм в высшем смысле” в его произведениях еще не утвердился. Чтобы победить реальность зла, которое “ничто, но оно есть; небытие, но существует; темная бездна, перед которой изнемогает рассудок, но которую чует сердце” (К. Мочульский)16, чтобы преодолеть мучительный кошмар его неизбежности, нужно было открыть подлинную — а не отвлеченно-утопическую — реальность добра (что и произошло с Достоевским на каторге и после нее). Иначе “тайна человека” будет постоянно представляться темной и всепоглощающей бездной. Об этом свидетельствует, в частности, такое обстоятельство. Большинство произведений “докаторжного периода” творчества Достоевского поддаются более или менее аргументированным фрейдистским трактовкам: помимо уже названной Кэрол Флэт, назову здесь только работы отечественных ученых А. Бема, Т. Розенталь, И. Ермакова, К. Истомина,

Н. Осипова, для западных же приверженцев фрейдистского и психоаналитического методов “Бедные люди”, “Двойник”, “Хозяйка” и особенно “Неточка Незванова” (отношения Неточки с отцом и с Катей) являются излюбленным и богатым полем деятельности. При этом, повторяю, такие трактовки не выглядят смехотворными — в отличие от подобных же подходов к “Преступлению и наказанию”, “Идиоту” или “Карамазовым” (там сразу становится видна не то чтобы их неприменимость, но их весьма отдаленная “касательность” по отношению к главному содержанию).

Отсюда же — из не утвердившейся еще основы “реализма в высшем смысле” — и двойственность роли слова и “слога” в ранних произведениях: слова даже в конечной своей глубине не соединяют людей друг с другом и человека с Богом. Когда же утвердится “реализм в высшем смысле”, станет возможным то, что произошло с Подростком: “перевоспитал себя самого, именно процессом припоминания и записывания”.

Список литературы

1 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 тт. Т. 28(I). Л., 1985. С. 63. Далее все цитаты из произведений Достоевского приводятся по этому изданию. В цитатах слова, выделенные мною, даны полужирным шрифтом. — К. С.

2 Ветловская В. Роман Ф. М. Достоевского “Бедные люди”. Л., 1988.

3 В сб.: Новые аспекты в изучении Достоевского. Петрозаводск, 1994. С. 144—170.

4 Flath Carol A. Poor Folk: An Allegory of Body and Mind // Dostoevsky Studies. Vol. II. №. 2, 1998. P. 44—61.

5 Касаткина Татьяна. О творящей природе слова. Онтологичность слова в творчестве Ф.М. Достоевского как основа “реализма в высшем смысле”. М., 2004. С. 141—151.

6 Чернова Наталья. Книга как “персонаж”, метафора и символ в “Бедных людях” Ф.М. Достоевского // XXI век глазами Достоевского: перспективы человечества. М., 2002. С. 335—347.

7 Захаров В. Н. Христианский реализм в русской литературе (постановка проблемы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII—XX веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр / Сб. научных трудов. Вып. 3. Петрозаводск, 2001. С. 17.

8 Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995. С. 262.

9 Мочульский К. Указ. соч. С. 264.

10 Касаткина Татьяна. Указ. соч. С. 388.

11 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Изданiе въ авторской орфографiи и пунктуацiи подъ редакцiей профессора В. Н. Захарова. Т. I. Петрозаводск, 1995. С. 617, 621.

12 Виноградов И. По живому следу. Духовные искания русской классики. Литературно-критические статьи. М., 1987. С. 86—87, 99.

13 Виноградов И. Указ. соч. С. 94—95.

14 Бем А. Л. Первые шаги Достоевского (Генезис романа “Бедные люди”) // Бем А. Л. Исследования. Письма о литературе. М., 2001. С. 73—77.

15 Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999. С. 137—146.

16 Мочульский К. Указ. соч. С. 246.