Смекни!
smekni.com

Художественная деталь, ее роль и значение в произведениях прозы Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского (стр. 2 из 6)

В 60 - 70-х годах возникает борьба идей: либеральной идеи и революционно-демократической. Демократы считали, что для России наилучшим будет революционный путь.

Русские либералы 60-х годов ратуют за путь «реформ без революций» и связывают свои надежды с общественными преобразо­ваниями «сверху». Но в их кругах возникают разногласия между западниками и славянофилами о путях намечаю­щихся реформ. Западники начинают отсчет исторического развития с преобразований Петра I, которого еще В. Белин­ский называл «отцом России новой». К допетровской истории они относятся скептически. Но, отказывая России в праве на «допетровское» историческое предание, западники выводят из этого факта парадоксальную мысль о великом нашем преимуществе: русский человек, свободный от груза истори­ческих традиций, может оказаться «прогрессивнее» любого европейца в силу своей «переимчивости». Землю, не таящую в себе никаких собственных семян, можно перепахивать смело и глубоко, а при неудачах, по словам славянофила А. С. Хомякова, «успокаивать совесть мыслию, что как ни делай, хуже прежнего не сделаешь». Западники возражали, что молодая нация может легко заимствовать последнее и самое передовое в науке и практи­ке Западной Европы и, пересадив его на русскую почву, совершить головокружительный скачок вперед.

Славянофилы то­же отрицали «безотчетное поклонение прошедшим формам нашей старины». Но заимствования они считали возмож­ными лишь в том случае, когда они прививались к само­бытному историческому корню. Если западники утверждали, что различие между просвещением Европы и России сущест­вует лишь в степени, а не в характере, то славянофилы полагали, что Россия уже в первые века своей истории, с принятием христианства, была образована не менее За­пада, но «дух и основные начала» русской образованности существенно отличались от западноевропейской.

Западная Европа унаследовала древнеримскую образо­ванность, отличавшуюся от древнегреческой формальной рассудочностью, преклонением перед буквою юридического закона и пренебрежением к традициям «обычного права», державшегося не на внешних юридических постановлениях, а на преданиях и привычках.

В европеизации России славянофилы видели угрозу самой сущности русского национального бытия. Поэтому они отри­цательно относились к петровским преобразованиям и пра­вительственной бюрократии, были активными противника­ми крепостного права. Они ратовали за свободу слова, за решение государственных вопросов на Земском соборе, состоящем из представителей всех сословий русского об­щества. Они возражали против введения в России форм буржуазной парламентской демократии, считая необходимым сохранение самодержавия, реформированного в духе идеалов русской «соборности». Самодержавие должно встать на путь добровольного содружества с «землею», а в своих решениях опираться на мнение народное, периодически созывая Зем­ский собор. Государь призван выслушивать точку зрения всех сословий, но принимать окончательное решение едино­лично, в согласии с христианским духом добра и правды. Не демократия с ее голосованием и механической победой большинства над меньшинством, а согласие, приводящее к единодушному, «соборному» подчинению державной воле, которая должна быть свободной от сословной ограничен­ности и служить высшим христианским ценностям.

Взгляд Тургенева на общественную ситуацию 60-70-х годов.

В 1859 году Тургенев написал статью «Гамлет и Дон Кихот», которая является ключом к пониманию всех тургеневских героев. Характеризуя тип Гамлета, Тургенев о дворянах, «лишних людях», под Дон Кихотами же подразумевает новое поколение общественных деятелей – революционеров-демократов.

Гамлеты, по его мнению, - эгоисты и скептики, склонность к анализу заставляет их всё подвергать сомнению. Гамлеты нерешительны, в них нет активного, действенного начала. В отличие от Гамлета, Дон Кихот совершенно лишён эгоизма, готов пожертвовать собой ради торжества истины и справедливости. Их энтузиазм лишен всякого сомнения, но результат их действий – «в руке судеб», так как последствия своей деятельности Дон Кихот не анализирует.

Отражение точки зрения автора на общественное положение того периода в «Отцах и детях».

Это восприятие общественного положения того периода нашло отражение в «Отцах и детях».

В романе все стремятся выглядеть прогрессистами. Прогрессистами считают себя и братья Кирсановы. И яростная полемика Павла Петровича и Базарова вызвана тем, что суть преобразований им представляется по-разному.

Павел Петрович «страдал» англоманией. Его так изображает автор: «человек среднего роста, одетый в тёмный английский сьют». Приветствуя Аркадия после долгой разлуки, он поцеловал племянника, только когда «совершил предварительно европейское «shakehands» - «рукопожатие». Читал Павел Петрович «всё больше по-английски; он вообще всю жизнь свою устроил на английский вкус, редко видался с соседями и выезжал только на выборы, где он большею частью помалчивал, лишь изредка дразня и пугая помещиков старого покроя либеральными выходками и не сближаясь с представителями нового поколения».

Тургенев не случайно подчеркивает англоманию Павла Петровича как прогрессиста на английский манер, он считал необходимым покончить с традициями русского абсолютизма и хотел бы, чтобы Россия, как и Англия, стала парламентской монархией. По тем временам это было весьма крамольной идеей. Недаром Тургенев замечает, что Павел Петрович высказывался на дворянских съездах, «пугая помещиков старого покроя либеральными выходками». Но в управлении государственной жизнью по определению Павла Петровича главную роль следовало отвести аристократии. Он ссылался на западный образец: «Аристократия дала Англии свободу и поддерживает её».

Авторская позиция по отношению к либералам и к их стремлению взять власть в свои руки.

Ключ к разгадке авторской позиции по отношению к либералам и либерализму, возможно, кроется в пейзаже, изображающем поместья Кирсановых и Одинцовых. Места, где располагалось именье Кирсановых, «не могли назваться живописными. Поля, все поля тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова»; «попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избёнками под темными, часто до половины размётанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетеными из хвороста стенами», «и церкви, то кирпичные с отвалившейся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разоренными кладбищами». Заметно, что, несмотря на самые передовые идеи Николая Петровича, имение неухожено, бедно, разрушено, не хватает хозяйственной руки.

«Усадьба, где жила Анна Сергеевна Одинцова, стояла на пологом открытом холме, в недальнем расстоянии от желтой каменной церкви с зеленою крышей, белыми колоннами и живописью alfresco над главным входом, представлявшую «Воскресенье Христово» в «итальянском» вкусе». «За церковью тянулось в два ряда длинное село с кое-где мелькающими трубами над соломенными крышами. Господский дом был построен в одном стиле с церковью, в том стиле, который известен у нас под именем Александровского».

То, что барин в своем селе выстроил церковь «в итальянском вкусе», хотя на Руси издавна существовали собственные, прекрасные традиции церковного зодчества, показывает, как далеко от истоков своей национальной культуры оторвались представители социальной элиты. То, что на деревенских крышах трубы виднелись «кое-где», означает, что большинство домов топилось по-черному. Благоустраивая свои усадьбы и церкви в европеизированном духе, дворяне в то же время безразличны к бедам и нуждам простого народа, за счёт которого они живут.

Данная детализация - косвенный ответ на утверждение Павла Петровича о том, что аристократы должны возглавить государство, так как они «уважают права других», и смогут защитить интересы низших сословий. Тургенев показывает, что аристократы не способны возглавить государство, они не представляют себе крестьянской жизни и не могут навести порядок даже в собственных поместьях, не говоря уже о защите прав низших сословий.

Эпоха Александра II как «повторение пройденного».

Характерно, что, описывая барский особняк, автор использует не общепринятые названия архитектурных стилей, а называет стиль Александровским.

В романе вообще много указаний на Александровскую эпоху. Например, в городе, куда отправились Аркадий с Евгением Базаровым по дороге к родителям Базарова, губернатором был Матвей Ильич Колязин. «Он … был из «молодых», то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и на каждой груди носил по звезде». «Подобно [прежнему] губернатору… он считался прогрессистом», «тщеславие его не знало границ». «Он даже следил, правда, с небрежной величавостью, за развитием современной литературы: так взрослый человек, встретив на улице, встретив на улице процессию мальчишек, иногда присоединяется к ней». «В сущности, Матвей Ильич недалеко ушел от тех государственных мужей Александровского времени, которые, готовясь идти на вечер к г-же Свечиной, жившей тогда в Петербурге, прочитывали поутру страницу из Кондильяка».

Базарову, оказавшемуся в доме Одинцовой, приходит на ум неожиданная аналогия: «Ведь ты знаешь, что я внук дьячка?» - говорит он Аркадию. И добавляет: «Как Сперанский». М.М. Сперанский, выходец из среды сельского духовенства, стал видным государственным деятелем благодаря своим незаурядным способностям в период правления Александра I. А в 1809 г. Сперанский представил Александру I обширный проект государственных преобразований, предусматривающий превращение России в конституционную монархию, причем дворянству он отводил ведущую роль в государственно-политической жизни.