круглосуточным наблюдением сотен вооруженных агентов, готовых в любой момент
отразить налет отряда лихих кавалеристов, усиленного ротой пулеметчиков.
Такое могло случиться только в сказке, но в то сказочное время никто ничему
не удивлялся. И высокие заборы с массивными воротами, и скрытая кустами
колючая проволока под электрическим током, и тройная проверка документов, и
сложный порядок представления посетителей Хозяину -- все казалось
необходимым, естественным.
Попав на территорию дачи, автомашина совершала крутую петлю вокруг
деревьев, скрывавших фасад здания. Кошачьей натуре генсека претили прямые
ходы, и это тоже воспринималось как должное.
Но было одно обстоятельство, существенно отличавшее Кунцево от Кремля:
подбор и назначение охранников и обслуживающего персонала дачи осуществлял
не кто иной, как Берия. Сталин иногда капризничал: то ему надоела грузинская
обслуга, то ему не нравились русские садовники.
Но Берия сумел сохранить свои командные позиции и в последней игре
пустит этот козырь в ход.
Тревожно сложились последние годы Властелина, в постоянном ожидании
удара. Он знал, кто отравил в 1936 году Нестора Лакобу. И кто отправил в
иной мир бывшего советника Мао Цзэдуна Петра Владимирова.
За Лаврентием Павловичем числились и другие химические опыты, да и сам
Сталин не ограничивал себя в выборе средств. Вспомним устранение Владимира
Михайловича Бехтерева в 1927 году.
По свидетельству Светланы Аллилуевой, все продукты питания -- мясо,
рыба, овощи, фрукты, хлеб, вино -- подвергались лабораторному исследованию и
поступали на кухню -- каждый пакет в сопровождении акта, заверенного
подписью токсиколога и круглой печатью.
Никита Хрущев вспоминает, с какой опаской генсек относился ко всему
поданному на стол. Пытаясь сохранить достоинство, Сталин намекал на
понравившееся ему блюдо, и тогда кто-нибудь, отведав просимого, предлагал
ему.
В той среде бытовал еще один способ уничтожения ближнего -- аэрозоли.
"Иногда,-- пишет Аллилуева,-- доктор Дьяков появлялся у нас на квартире В
Кремле со своими пробирками и брал пробу воздуха из всех комнат".
Медицинский персонал, стоявший на страже здоровья Вождя, подбирали
прежде всего по признаку безусловной преданности. Лейб-медики Сталина и
членов Политбюро находились под неусыпным надзором Берия, так что вельможные
пациенты могли чувствовать себя в двойной безопасности.
Лечебно-санитарное управление Кремля (позднее -- IV Главное управление
при Министерстве здравоохранения) располагало сетью поликлиник, аптек,
больниц, санаториев для работников высшей номенклатуры, но и в этой закрытой
системе для генсека и малых вождей были созданы особые условия.
Попробуем теперь представить себе графически облик сталинской крепости.
По углам ее -- четыре мощные сторожевые башни: личная охрана (Власик),
личная канцелярия и Особый сектор (Поскребышев), комендатура Кремля
(Косынкин) и лейб-медики.
Генерал Власик имел обыкновение под утро, после очередной ночной
попойки, обходить все помещения кунцевской. дачи: нет ли какого беспорядка,
не забыл ли кто из вождей что-либо... Так было и этой декабрьской ночью. Но
вот у двери последней комнаты он заметил на полу вдвое сложенную бумагу с
грифом Совета Министров, поднял ее, положил в карман. Потом, в тюрьме, он
будет клятвенно уверять, что даже не читал текст, что хотел утром вручить ее
Вождю, что товарищ Сталин знает его более тридцати лет... Однако дело было
представлено Хозяину в таком виде, что он сам приказал не щадить изменника.
Вслед за Власиком впал в немилость Александр Поскребышев, тот самый
генерал Поскребышев, которого Сталин иронически называл "Главным". Для тех,
кто общался с генсеком, он действительно был главным после него, ибо только
Александр Николаевич в любое время дня знал, в каком расположении духа
изволит пребывать Вождь, кому он мирволит и кого собирается спустить с
Олимпа.
Берия не утруждал себя разработкой новых видов провокаций. Начальник
личной канцелярии генсека тоже оказался виновен в утечке сверхсекретной
информации.
Третья башня рухнула 15 февраля 1953 года. В тот день внезапно
скончался генерал Петр Косынкин. О безвременном уходе коменданта Кремля на
другой день сообщила "Красная Звезда". Здоровяку генералу едва исполнилось
пятьдесят лет, но инфаркт настигает и более молодых.
Оставалась последняя опора Сталина -- медики. Но большая группа
кремлевских врачей, включая его лейб-доктора Виноградова, уже три месяца
томится в тюрьме. Врачи успели чистосердечно признаться в террористических
замыслах и шпионской деятельности.
Дезориентированный последними событиями, Вождь натренированным нюхом
почуял смертельную опасность и решил вовсе отказаться от врачебной помощи.
Кого ему прикомандируют на этот раз? Кто будет контролировать действия новых
врачей? Органы безопасности поспешили арестовать вместе с
врачами-вредителями начальника Лечсанупра Кремля Егорова, министра
здравоохранения СССР Смирнова заменили новым человеком -- Третьяковым.
Это свершилось помимо воли генсека. Сталин утратил твердость руки. И
точность дальних расчетов. Многоопытный дворцовый интриган внезапно удаляет
от себя таких абсолютно преданных помощников, как Молотов, Ворошилов,
Каганович, и широко открывает двери своего дома Берия и Маленкову. Знает им
истинную цену, догадывается о намерениях этой нечистой пары, и все же... И
все же впускает их внутрь крепости. Он надеется на то, что Хрущев с
Булганиным сыграют роль противовеса, некоего сдерживающего начала. Как в
старое доброе время, он жаждет крови. Он по-прежнему уверен в себе, но
события уже вышли из-под его контроля. Его верные многолетние помощники
Власик и Поскребышев удалены от дел.
Берия ожидает команды Хозяина. Ему не терпится свести счеты с его
многолетними подручными -- Поскребышевым и Власиком. Но Сталин сохранил
жизнь обоим. В этой игре "казнить -- миловать" Сталин верховодил сам. Здесь
он никакой самодеятельности не терпел.
Меж тем четверка продолжала исправно посещать диктатора на даче.
Глубоко ошибаются те, кто полагает, что все четверо представляли группу
единомышленников. Уже вначале они разбились на пары, но самый отработанный
тандем Берия -- Маленков в действительности не был тандемом.
Профессиональный полицейский не мог делиться своими тайными планами с
партфункционером. Что до этого простака Никиты и благообразного статиста
Булганина, то кто ж принимал их всерьез? Боялись они Лаврентия Павловича до
дрожи в печенках. И Маленков, которому генсек доверил ведение
партийно-организационных дел, имел все основания опасаться такого
напористого и властного партнера, Берия и не таких под себя подминал.
Его главенство в последней при жизни Сталина четверке соратников было
бесспорным. Как ни старался генсек изолировать товарища Лаврентия от
органов, он продолжал негласно командовать аппаратом насилия. Ни один член
Политбюро не чувствовал себя в безопасности при нем. Надо также отдать
должное незаурядной натуре Лаврентия Павловича. В той аморфной среде он
резко выделялся волей к действию и решительным характером. Помноженные на
отшлифованное временем коварство, эти черты сделали его безусловным лидером
в канун исторической весны 1953 года.
В воспоминаниях Никиты Хрущева, иногда противоречивых, несуразных даже,
встречаются свидетельства очевидца и участника событий, рисующие вполне
достоверную картину. Его отношение к Берия было сложным, но одно он уловил
сразу: шеф тайной службы, став фаворитом Сталина, приобрел огромную власть.
И способен на все. Вот характерное признание Хрущева: "Я был более
откровенен с Булганиным, чем с другими...
-- Ты знаешь, какая ситуация сложится, если Сталин умрет? Ты знаешь,
какой пост захочет занять Берия?
-- Какой?
-- Он хочет стать министром госбезопасности. Если он им станет, то это
начало конца для всех нас... Что бы ни случилось, мы абсолютно не должны
допустить этого.
Булганин сказал, что согласен со мною, и мы начали обсуждать, что мы
отныне должны делать. Я сказал, что поговорю обо всем этом с Маленковым".
Четверка была лишь осколком бессмертного Политбюро. Члены его жили в
постоянном ожидании подвоха со стороны коллег, удар мог последовать и
сверху.
Пустым такое существование не назовешь.
В этой обстановке выживали лишь самые покорные и осторожные блюдолизы.
От нашей же четверки потребовалось нечто иное -- мужество. Ибо настала пора
действовать.
Как же совершился переворот? Сохранился рассказ Хрущева в передаче
Аверелла Гарримана, бывшего посла США в Советском Союзе. Это первое по
времени свидетельство Гарриман опубликовал в 1959 году. В рассказе
отсутствует главное -- сведения о странных обстоятельствах смерти Сталина.
Однако здесь Хрущев сообщает некоторые подробности, опущенные в более
поздних воспоминаниях.
"Он никому не верил, и никто из нас ему тоже не верил". Далее следует
описание весело проведенного в обществе Вождя субботнего вечера. Поутру все
четверо -- Хрущев, Берия, Булганин, Маленков -- разъехались. По воскресеньям
Сталин обычно звонил им, обсуждал с четверкой предстоящие дела, но на этот
раз он остался на даче и никого не вызвал. Лишь в понедельник вечером
начальник охраны на даче сообщил, что Сталин болен. Четверка немедленно
отправилась в Кунцево. Они застали генсека в тяжелом состоянии. "Мы
находились с ним три дня, но сознание к нему не возвращалось".
В своих воспоминаниях Хрущев не отходит от этой версии, он только