Очевидны некоторые отличия от рассказов Новгородской и Никоновской летописей. Из приведенного отрывка становится ясно, что: 1) действительно, особого желания идти войной перед вторым походом Всеволод не испытывал, иначе “неции злии человеци” остались бы без работы; 2) в войске присутствовали иностранные наемники; 3) битва на Ждановой горе закончилась бегством новгородского войска в целом; 4) по прибытии в Новгород начали искать виновного в происшедшем; 5) Всеволод не сидел сложа руки, а, видимо, осознавая свою вину и то, что петля сжимается, почел за благо оставить, пока не поздно, новгородский стол и укрыться в «немецкой стороне»; 6) план Всеволода сорвался - его перехватили; 7) довольно долго новгородцам пришлось изолировать Всеволода с семейством, причем держать под вооруженной охраной, численность которой до конца не известна, но ясно, что было несколько десятков вооруженных мужчин. Этот факт, на наш взгляд, вовсе не говорит о боязни внешней угрозы, так как ей эта охрана противостоять не смогла бы. Видимо, опасаться приходилось сторонников Всеволода в самом Новгороде, которые могли при случае организовать побег.
Предыдущая попытка бегства к “немцам” говорит о том, что бежать в Киев смысла не было, так как Ярополку тогда хватало своих проблем в Киеве. По данным летописей, не заметно какой-либо активности сторонников Всеволода в течении этих двух с лишним месяцев. Это, видимо, объясняет то обстоятельство что смута зародилась на сей раз в войске, причем еще и в разбитом. Да и сам настрой основной части населения делал подобные затеи смертельно опасными. С другой стороны, то, что Всеволода так долго держали под арестом говорит о: 1) отсутствии элемента стихийности в выступлении, а значит ситуация, как и в 1132 г., была контролируемой; 2) наличии колебаний и разногласий в среде восставших. Относительно первого аспекта следует предположить, что ситуацию вновь контролировало боярство, точнее, оно удерживало общество от настоящего бунта. Надо думать, что в этот раз это было сделать труднее, так как проблему создавала новгородская рать, разбитая в походе, но желавшая выяснить, кто виноват. Другими словами, ополчение сразу после поражения при “Ждане горе” превратилось в фактор нестабильности. Скорее всего, псковичи и ладожане, так кстати оказавшиеся в Новгороде во время веча 1136 г., в значительной части были участниками суздальского похода, в котором, как мы помним, участвовала все жители Новгородской земли. Правда, И. Я. Фроянов полагает, что события развивались не столь внезапно и стремительно, как это бывает при восстании, именно потому, что посылали гонцов за псковичами и ладожанами, а потом ожидали их сбора.[99] Однако летопись не только не говорит о послах за представителями пригородов, но напротив, указывает, что смута началась сразу по возвращении войска. То есть предполагать роспуск всех иногордних участников ополчения по домам с февраля 1135 по май 1136 г. у нас нет никаких причин. По второму моменту можно сказать что новгородцы выжидали, как сложится ситуация на юге Руси. Проще говоря, опасались усиления Киева в лице Ярополка. Одной из причин, почему не было смысла выпроваживать Всеволода, было то, что не надо было в случае чего догонять его вновь, как в 1132 г. Не могло не создавать и проблему наличие различных социальных слоев на вече. Интересы боярства, купечества и всего остального свободного люда не могли совпадать на все 100%, хотя, на сей раз, объединяющая цель и оказалась столь сильна.
Тем временем кровопролитная распря Ольговичей и Мономаховичей вылилась в крупномасштабное поражение киевского князя Ярополка в 1135 г.[100] Стало ясно, что Киев потерял былую силу и в этот момент имел более важные дела, чем проведение своей политики в отдаленных землях. Таким образом, на момент начала событий 1136 г. внешней угрозы для Новгорода Киев по существу не представлял.
Итак, Всеволод был перехвачен во время бегства, изолирован и, кроме того, ему были предъявлены пункты обвинения. Некоторые из них дошли до нас и вызвали дискуссии среди историков. Вот известные нам провинности Всеволода: 1) «не блюдеть смердъ»; 2) «чему хотелъ еси сести Переяславли»; 3) «ехал еси съ пълку переди всехъ, а на то много; на початыи велевъ ны, рече, къ Всеволоду приступити, а пакы отступити велить»”.[101] Из Никоновской летописи известны еще некоторые обвинения: “почто въсхоте ити на Суждальци и Ростовци, и пошедъ почто не крепко бися и почто напередъ всехъ побежалъ; и почто въздюби играти и утешатися, а людей не управляти; и почто ястребовъ и собакъ собра, а людей не судяше и не управляаше”.[102] К сожалению, полный перечень нам не известен, но и то, что известно наводит на мысль, что это был своего рода импичмент образца 1136 г. Князя судили за его проступки и поступки. В этот момент социальная опора Всеволода в Новгородской земле, как никогда, была близка к нулю. Сами пункты обвинения по своей сути направлены не против княжеской власти как института управления, а против конкретного князя – Всеволода Мстиславича. Была полностью дискредитирована как внутренняя, так и внешняя политика, проводимая, а лучше сказать, не проводимая этим князем. Более того, ему по существу ставится в вину именно слабость княжеской власти, попустительство своими прямыми обязанностями и легкомысленность. Все это не нравилось новгородцам по той простой причине, что оказывало отрицательное влияние на жизнь новгородского общества. То есть зачастую их не устраивал тот момент, что князь вроде бы был, но порой было ощущение, что его нет.
Историки придавали весьма важное значение эпопее 1136-1137 гг. в политическом развитии Новгорода. Н. А. Рожков, например, с волнениями 1136 г. связывал завоевание новгородцами права избирать и изгонять князей: “Сам факт изгнания создал прецедент, окончательно лишивший новгородского князя верховной власти”. Именно этот случай поставил вече выше князя и закрепил эту ситуацию. В результате вече стало единственным носителем суверинитета.[103] М. Н. Тихомиров считал невозможным рассматривать восстание 1136 г. в отрыве от восстания 1132 г.[104] Однако эти события стали “своего рода гранью в истории Великого Новгорода. До этого времени в Новгороде обычно княжил старший сын киевского великого князя. После 1136 г. на новгородском столе происходит быстрая смена князей, вследствие чего усиливается значение боярского совета, посадника и тысяцкого”.[105] В сходном ключе высказывался В. В. Мавродин: “1136 г. обычно считают годом утверждения вечевого строя в Новгороде. В ходе событий 1118-1136 гг. Новгород сложился в вечевую боярскую олигархическую республику с избираемыми на вечевых сходах посадниками и тысяцкими, с приглашаемыми, ограниченными в своих правах, князьями, с боярской аристократией и т. п.” Все это он считал результатом классовой борьбы, которая неуклонно усиливалась.[106] В. Т. Пашуто увидел в событиях 1136 г. проявление классовой борьбы, вылившееся в восстание крестьянства и городской бедноты. Исследователь, как и В. В. Мавродин, заострял внимание на пункте обвинений, связанном со смердами, и отмечал переплетение антифеодального восстания с борьбой за самостоятельность. Результаты же восстания были присвоены боярством.[107] Согласно Б. А. Рыбакову, с момента этого восстания Новгородская земля окончательно стала боярской феодальной республикой.[108] Аналогичная концепция изложена И. И. Смирновым: “Итогом борьбы явилась ликвидация зависимости Новгорода от Киева и образование Новгородской республики. Князь потерял свое значение главы Новгородского государства”.[109]