21- 23 сентября фашисты провели ряд массированных налётов на корабли и Кронштадт. 23- 26 сентября враг неоднократно предпринимал попытки наступать на Пулковские высоты, на Петергоф и Ораниенбаум, но его атаки всегда отражались артиллерийским, миномётным и ружейно- пулемётным огнём, а также ударами авиации. Одновременно по врагу наносились ощутимые контрудары силами стрелковых частей и соединений.(4) В районе Петергофа в тыл вражеских войск был высажен морской десантный отряд с целью содействия приморской группе в проведении операции. Моряки действовали не только смело, но и предельно дерзко. Каким- то образом противник обнаружил подход десанта и встретил его огнём ещё на воде. Моряков не смутил огонь противника. Они выбрались на берег, и немцы, естественно, побежали. К тому времени они уже были хорошо знакомы с тем, что такое "шварце тодт" ("чёрная смерть"), так они называли морскую пехоту. Десантные отряды моряков неоднократно высылались в тыл противника. Везде и всюду они проявляли чудеса храбрости и высоко держали честь и достоинство советского Военно- Морского флота. Блестяще действовали и стрелковые бригады, сформированные из моряков Балтфлота.
Гитлер был в бешенстве. Он понимал, что время работает не на Германию, а на Советский Союз, который, преодолевая огромные трудности, мобилизирует силы и создаёт новые средства борьбы. Период летних побед кончился безвозвратно. Наступила осень, а за ней- зима, к которой немецкие войска не были подготовлены. В последние дни сентября советские войска не только оборонялись, но уже и перешли к активным действиям, Был организован ряд контрударов в районах Колпина, Пушкина, Пулковских высот. И эти действия, видимо, окончательно убедили противника в том, что оборона Ленинграда ещё сильна и сломить её наличными силами не удастся.(3)
К концу сентября фронт на подступах к Ленинграду окончательно стабилизировался. Но город оказался блокированным. Фашистские войска стояли на берегу Финского залива. Затем линия фронта проходила через Урицк, Пушкин, Слуцк, несколько южнее Колпина и далее по Неве до Ладожского озера. Фашисты сумели захватить даже Тихвин и подошли к Волхову, но занять его не смогли. На реку Свирь они не вышли и с финскими войсками не соединились. (1)
При защите Ленинграда войска и население проявили массовый героизм и невиданное упорство. Вся их борьба на подступах к городу была подвигом. Среди множества примеров героизма тружеников Ленинграда нельзя не отметить подвиг ленинградских портовиков. Угольная гавань, где имелись большие запасы топлива, находилась всего в трёх километрах от переднего края обороны. С вражеского наблюдательного пункта, расположенного в Лигово, просматривалась вся гавань. Зная, что у её причалов получают топливо корабли Балтийского флота и транспортные суда, гитлеровцы с первых же дней блокады стремились разрушить причалы и склады и уничтожить запасы топлива. Только в ночь на 11 сентября в районе Угольной гавани, Лесного мола и Южной дамбы фашистские самолёты сбросили 12 тысяч зажигательных бомб, а с 13 сентября начали артиллерийский обстрел, который вели в течение всей блокады. Несмотря на это, рабочие- портовики во главе с начальником участка А. Е. Мамруковым обеспечивали погрузку топлива на корабли, уходившие в бой.(2)
В первых числах октября разведка фронта установила, что гитлеровцы роют землянки, утепляют блиндажи, укрепляют передний край минами и инженерными средствами. Разведка фронта сделала вывод, что фашисты готовятся к зиме. Это подтвердили и захваченные в плен немецкие солдаты. Оборона на подступах к Ленинграду осталась почти без изменения до 18 января 1943 года, когда блокада города была прорвана. Закрепились позиции сторон и на реке Свирь.(4)
Немецко- фашистское командование, не добившись решающих результатов, вынуждено было отказаться от дальнейших попыток взять Ленинград штурмом. Оно решило сломить сопротивление защитников города длительной блокадой, систематическим артиллерийским обстрелом и бомбардировками с воздуха.(2) Гитлер говорил: "Этот город надо уморить голодом. Перерезать все пути подвоза, чтобы туда мышь не могла проскочить. Нещадно бомбить с воздуха, и тогда город рухнет, как переспелый плод."[4] (см. Приложение 3)
К началу осады из Ленинграда вывезли только очень небольшую часть жителей (менее 500 тысяч). Около 2,8 миллиона человек не успели уехать. В осажденном городе осталось более 400 тысяч детей.(5)
Бомбы обрушивались на жилые дома, госпитали, школы, многочисленные ленинградские музеи. Гибли тысячи людей. Разрушались культурные и исторические памятники. Правда, ленинградцы сделали всё, чтобы спасти их от разрушения. Знаменитый Медный всадник продолжал стоять на своём месте, но был со всех сторон обложен мешками с песком. Клодтовских бронзовых коней сняли с Аничкова моста и спрятали в подвал. Приняли все меры, чтобы сохранить коллекции картин Эрмитажа и Русского музея. Во время бомбардировок были разрушены и сгорели многие продовольственные склады города.(1)
Самой тяжёлой оказалась первая блокадная зима. Не было электричества, и почти весь город погрузился во тьму. Дома не отапливались. В январе перестал работать водопровод, и воду приходилось брать из прорубей.
Осаждённый Ленинград оказался почти без запасов продовольствия. Хлеб доставляли теперь только по воздуху и по ледовой дороге через Ладожское озеро. Грузовики шли по льду под постоянными бомбёжками, поэтому этот путь прозвали "Дорогой смерти" (позднее появилось другое, более распространённое название- "Дорога жизни").
Жительница города Елена Кочина записала в своём дневнике 15 ноября: "Надвигается голод! Развилась своеобразная ленинградская кулинария: мы научились делать пышки из горчицы, суп из дрожжей, котлеты из хрена, кисель из столярного клея".[5] С 20 ноября ежедневная норма хлеба для рабочих составляла всего 250 грамм, для служащих, иждивенцев и детей- 125 грамм. "Это совсем маленький кусочек: тяжёлый, липкий, сырой, - замечала Е. Кочина. – Хлеб содержит всякую дрянь и лишь немного муки". Изредка выдавалась банка консервов, пакетик крупы, несколько кусочков сахара. 10 декабря она сделала такую запись: "Почти все ленинградцы стали дистрофиками. Одни распухли и блестят, как будто покрыты лаком, - первая степень дистрофии, другие высохли- вторая степень".[6] В конце декабря хлебная пайка стала почти вдвое тяжелее- к этому времени значительная часть населения погибла. Весной 1942 года при таянии снега на улицах и площадях нашли около 13 тысяч трупов ("подснежников", как их тогда называли). Власти зарегистрировали более 250 случаев людоедства, а на рынках стали торговать сомнительным студнем.
Педагог Л. Раскин, выступая перед коллегами в 1946 году, вспоминал о положении детей, оставшихся без родителей: "Дети лежали в постелях истощённые с широко открытыми глазами. Едва передвигались. Ужас от перенесённого застыл в глазах. Кожа лица, рук и тела была непроницаема от грязи. Вши ползали по исхудавшим тельцам. Многие дети не видели по 15- 20 дней горячей пищи, даже кипятка".
В то же время руководители города, все приписанные к столовой Смольного, а также сотрудники НКВД получали нормальное питание. На самолётах в осаждённый город доставлялись колбаса, сгущённое молоко, даже консервированные фрукты. Во время блокады продолжала работать особая пекарня, где выпекались сдобные булки, пирожные, белый хлеб. В неофицальных беседах ответственные работники объясняли её существование тем, что "пекари даже в условиях блокады не должны терять своего мастерства".[7](5)
В музее Пискарёвского кладбища Ленинграда (Санкт- Петербурга) экспонируется дневник маленькой девочки Тани Савичевой. Изо дня в день она записывала: "Женя умерла 28 декабря в 12:30 часов утра 1941 года. Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня 1942 года. Лека умер 17 марта в 5 часов утра 1942 года. Дядя Лёша- 10 мая в 4 дня 1942 года. Мама- 13 мая в 7:30 часов утра 1942 года. Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня…"[8] Таню успели эвакуировать на Урал, но она прожила недолго и умерла там от истощения.
После первой блокадной зимы летом 1942 года ленинградцам стало немного полегче. По ладожскому озеру увеличился подвоз продуктов. Да и сами ленинградцы постарались обеспечить себя продовольствием. На всех газонах и клумбах, в парках и скверах были разбиты огороды, и горожане занялись выращиванием самых разных овощей. Там, где ещё прошлым летом цвели розы, теперь зрели кочаны капусты, цвела картошка, зеленели морковь, редиска, салат. Ленинградцы приводили в порядок улицы, очищали их от мусора, разбирали развалины домов.
Летом 1942 года на стадионе имени Кирова состоялся даже футбольный матч. Ход матча транслировался не только для ленинградцев, но и для немецких солдат на их родном языке. Это был удар посильнее бомбёжки! Фашистская пропаганда вбивала в головы своим солдатам, что Ленинград вымирает, что его гибель неизбежна, а тут футбол! Работали кинотеатры- жители города даже во время блокады смотрели фильмы. В филармонии давались концерты. А в театрах ставились спектакли. И каждый раз рабочие, школьники. Солдаты с фронта заполняли залы до отказа. В городе в дни блокады впервые исполнялась знаменитая Седьмая, Ленинградская, симфония Д. Шостаковича, исполнялась с блеском большим симфоническим оркестром. В Ленинграде работали заводы, они выпускали оружие для фронта. Остановился транспорт, на работу люди ходили пешком, ночевали прямо в заводских цехах у станков. Работали мастерские - в них ремонтировали повреждённые танки и самолёты.(1) Особенную стойкость, волю к победе проявляли славные коллективы заводов "Электросила" имени С. М. Кирова, Ижорского, Балтийского и других предприятий города Ленина. Известный английский публицист А. Верт, посетивший Ленинград, с восхищением писал о ленинградцах: "Для этих людей стало делом чести держаться до конца. Быть путиловцем, кировцем… звучало для них подобно знатному титулу".[9] Потомственный рабочий Кировского завода Н. А. Балясников, умерший в блокаду от истощения и болезней, сделал такую запись в своём дневнике: "Как много лишений приходиться переносить нам, ленинградцам! Кажется, больше уже и придумать нечего. Но не возьмут нас немцы, не сломят. Ни голодом, ни холодом, ни обстрелами".[10](2)