Окончив юридический факультет экстерном за один год, в 1896 году В.А. Маклаков стал присяжным поверенным округа Московской судебной палаты. Сначала он был помощником А.Р. Ледницкого и Ф.Н. Плевако, но скоро, благодаря открывшемуся ораторскому дару и личным качествам, стал одной из «звёзд» русской адвокатуры. Его речи по делу долбенковских крестьян, на процессах Бейлиса и Н.Э. Баумана относятся к лучшим образцам русского судебного красноречия. Он занял «на этом поприще одно из первых мест, как занял бы его всюду, где нужен ум, знания, быстрота, ясность суждений, даровитость»[25].
§ 2. В.А. Маклаков – юрист и политик
Свой приход в политику русский адвокат изображал как цепь случайностей, однако, по мнению исследователей, человеку, имеющему прекрасное образование, отстаивающему принципы права и свободы, не мог быть уготовлен в тогдашней России другой путь[26]. Власть всё больше противопоставляла себя обществу, поэтому даже высшие и благонамеренные его слои осознавали необходимость продолжения реформ. «Освободительное движение» стало ответом на нежелание власти пойти на компромисс с обществом.
В начале 1900-х годов Маклаков сближается с земской средой и уже в 1903 году становится секретарем кружка «Беседа» (1899-1905), члены которого (Ю.А. Новосильцев, Д.А. Олсуфьев, М.А. Стахович, Н.А. Хомяков, Д.Н. Шипов и др.) были сторонниками установления в России конституционного строя и проведения реформ при сохранении самодержавия. Целью их объединения было «пробуждение общественной деятельности, общественного мнения» через земские и дворянские собрания, а также путём печатного и живого слова. В эту организацию входили только люди, непосредственно работавшие в земствах (Ф.Ф. Кокошкин, Д.И. Шаховской, П.Д. Долгоруков, Г.Е. Львов и др.). Маклакова привлекала именно их опытность и реалистичность, умение быстро принимать решения; как и они, он был противником резких изменений в государстве и обществе.
Политические знакомства будущего активного участника общественного движения не ограничивались земской средой. С 1897 года он ежегодно совершал поездки в Париж на Пасху и Рождество, а после образования «Союза Освобождения», объединившего либеральную русскую общественность, активно сотрудничал с редакцией их журнала «Освобождение», доставляя различную документацию, выступая с докладами. Кроме того, заграницей он читал доклады в «Высшей школе общественных наук» М.М.Ковалевского и был близко знаком с эсером М.А.Натансоном. Возможно, в это время он и познакомился с французскими масонскими организациями и в 1906 году одним из первых был введён в Послушание Великого Востока и вступил в две ложи - под главенством Высшего Совета старинного Шведского ритуала – «Космос» и «Синайская гора». Русское масонство начала ХХ века не связывало себя с революцией, военными переворотами, уничтожением Христианства, мировым господством, захватом власти, не ставило оно перед собой и просветительских, мистических задач[27], в отличие от большинства подобных организаций, существовавших в мире в этот период. Их программа не была чисто масонской, скорее всего, она была политической, направленной на уничтожение Самодержавия, введение демократического режима в России, а иногда, нацеленной на карьерный рост по ступеням служебной лестницы. Достигнув своей политической цели к 1916-1917 годам, они (масонские организаций) стали увядать, а их члены покидали страну.
В 1905 году В.А.Маклаков присутствовал на заседании Московского дворянского собрания, где отстаивал необходимость совещательного органа при монархе и представительного образа правления. Участие в создании Адвокатского союза, организации не столько профессиональной, сколько политической и выступления в ряде процессов, имевших широкий политический резонанс, так же заставили общественность говорить о нем. Учитывая его взгляды и убеждения, неудивительно, что в 1906 году он стал членом Конституционно–демократической партии (и ЦК), которая, по его мнению, должна была носить временный характер, т.е. функционировать до установления в стране конституционного строя, а её главная задача сводилась к подготовке к выборам в Законодательное собрание
В своих мемуарах Маклаков объяснял, что связывало его с партией и как он понимал её предназначение. Партия «приносила надежду, что... реформы можно получить мирным путём, что революции для этого вовсе не надо, что улучшения могут последовать в рамках привычной для народа монархии..., кадетская партия внушала... пафос Конституции, избирательного бюллетеня, парламентских вотумов. В Европе всё это давно стало реальностью и поэтому перестало радостно волновать население. Для нас же это стало новой «верой». Конституционно–демократическая партия её воплощала»[28]. Он искренне верил, что кадеты предлагали путь мирного преобразования России, который «ничем не грозил, не требовал жертв, не нарушал порядка в стране»[29].
Таким образом, ему была близка общая программа кадетов, провозглашавшая свободу, «ограждённость прав» человека, социальную справедливость, но уже с первых партийных заседаний наметились расхождения с большинством партии. Их разделяло «отношение к средствам борьбы», вопрос о будущем партии и сотрудничестве с существующей властью. Позднее, В.А. Маклаков обвинял своих товарищей в том, что они вступили в «союз» с Революцией, изменили либерализму. При всех существовавших недостатках и мерзостях, он не хотел разрушать старую Россию, даже для построения светлого будущего на её месте, а желал изменить её и улучшить. По его мнению, после Манифеста 17 октября кадеты должны были самораспуститься, а правое крыло (лидером которого он и являлся) отделиться и образовать собственную партию, которая начала бы строить государственную жизнь на новых началах, но так как этого не произошло, это привело к «бессилию и атрофии партии»[30].
Ошибкой кадетской фракции в I-ой Думе он считал её убеждённость её членов, что она легко сможет победить историческую власть, осудить полученную конституцию, создать ответственное перед Думой Министерство. Многие партийцы думали, что власть, испугавшись революции, не распустит её (Думу), поэтому и обратились к народу с безнадёжным призывом к «пассивному сопротивлению», а это было «бесполезным и неудачным шагом»[31].
В I Думу Маклаков не баллотировался, а дорогу во вторую ему открыл роспуск Думы и подписание большинством кадетской фракции Выборгского воззвания, лишившего её представителей возможности участвовать в политической борьбе. Новый депутат от г. Москвы быстро стал думской «звездой», думским «златоустом». Блестящий судебный оратор не обязательно будет столь же хорош на парламентской трибуне (например, Ф.Н. Плевако, который ничем не проявил себя на думском поприще), но выступления Маклакова позволили ему претендовать на неофициальный титул лучшего оратора России. Для Думы он составил новый Наказ, ограничивавший прения левых и правых партий, выступил как яростный противник террора, сделал доклад по вопросу об отмене военно-полевых судов, которые, как он считал, били по идее права и закона, по самой идее государства и разрушали его.
Большинство политиков того времени замечали «особое» положение, занимаемое партийным «златоустом». П.Н. Милюков неоднократно подчёркивал, что Маклаков всегда занимал особую позицию в партии, но она мирилась с таким положением, так как его товарищ был несравненным и незаменимым оратором по тонкости и гибкости юридической аргументации, хотя «фракция не всегда могла поручать... выступления по важнейшим политическим вопросам, в которых, как мы знали, он не всегда разделял мнения к.-д.»[32]. Отрицая заигрывания с революцией, он считал, что сотрудничество с властью возможно, особенно с тех пор как во главе правительства встал П.А. Столыпин. Этот человек мог спасти конституционную монархию, так как понял необходимость для власти сотрудничества с общественностью, но, в то же время, Конституция для него была средством спасти «то обаяние монархии, которое сам монарх убивал»[33]. Первоначально, В.А. Маклаков, как и многие члены партии кадетов, в роспуске Думы и перевороте 3-го июня 1907 года видел только отрицательные стороны, сравнивал его с 2-м декабря во Франции, позднее пришло иное понимание случившегося: «Если этот переворот насильственно прекратил острый период ожесточённой борьбы исторической власти с представителями передовой общественности..., то он в то же время начал короткий период «конституционной Монархии», то есть совместной работы власти с представителями общества в рамках октроированной конституции»[34]. Таким образом, III Дума, где кадеты теперь занимали меньшинство, для него стала реальной возможностью воплотить свои идеи компромисса с политическими противниками и правительством в жизнь.
Речи Маклакова в этот период по вопросам о введении в Западном крае земств, об отмене «черты оседлости» для евреев, о деле Азефа и др. показали думцам, что работать с царским правительством сложнее, нежели рассуждать об этом. Так, например, при обсуждении запроса по делу Азефа Маклаков настаивал на его невиновности, так как он был не провокатором, а добросовестным агентом полиции, честно выполнявшим своё задание. И в данной ситуации именно Правительство и государство являлись преступниками, которые совершали антиправовые действия, использовали провокации. «В этот момент, - говорил Маклаков, - совершалось что-то противоестественное, совершалось объединение Правительства, государства с преступлением. В этот момент исчезало государство, исчезало Правительство, ибо, ведь, государство есть только правовое явление. Когда государство перестаёт поступать по закону, то оно не государство, оно – шайка. Правительство в это время не есть власть, опирающаяся на закон, а оно есть тоже преступное сообщество, хотя и не тайное».