"Разве мы с Машей - пишет он в 1814 г. - не на одной земле?.. Разве не можем друг для друга жить и иметь всегда в виду друг друга? Один дом - один свет; одна кровля - одно небо. Не все ли равно?.."
"Послание императору Александру", написанное Жуковским в 1814 г., навсегда решило его судьбу. Императрица Мария Федоровна выразила желание, чтобы поэт приехал в Петербург. Перед своим отъездом, Жуковский, по-видимому, вполне уже примирившийся с своею судьбою (незадолго до того он еще раз говорил с Протасовой, и также неуспешно), писал своему "другу Маше": "Я никогда не забуду, что всем тем счастием, какое имею в жизни, - обязан тебе, что ты давала лучшие намерения, что все лучшее во мне было соединено с привязанностью к тебе, - что наконец тебе же я обязан самым прекрасным движением сердца, - которое решилось на пожертвование тобой... В мыслях и чувствах постараюсь быть тебя достойным! Все в жизни - к прекрасному средство!.".
В 1817 г. Мария Протасова вышла за профессора Майера. Мечты любви - грустной, меланхолической - и позже продолжают звучать в поэзии Жуковского. С любовью Жуковского совершилось отчасти тоже, что некогда произошло и с любовью Данта: подобно тому, как Беатриче из флорентийской девушки мало-помалу превратилась в высокое и дивное творение католической теологии, предмет любви Жуковского сделался для него символом всего высокого, идеального. После смерти Марии (1823) Жуковский пишет ее матери: "Ее могила - наш алтарь веры... Мысль о ней - религия... Теперь знаю, что такое смерть, но бессмертие стало понятнее. Жизнь не для счастия; жизнь - для души, и следственно Маша не потеряна. Кто возьмет ее у души? Ее здешнею можно было увидеть глазами, можно было слышать, - но ее тамошнею можно видеть душой, ее достойною".
"Скорбь о неизвестном, стремленье вдаль, любви тоска, томление разлуки" остались существенными нотами поэзии Жуковского. Характер ее почти исключительно зависел от идеально мистического настроения поэта, вызванного неосуществившимися мечтами о счастливой любви. Обстоятельства времени, сантиментально-меланхолические литературные вкусы, развившиеся в нашем обществе к этому времени, - как нельзя лучше пришлись к субъективному, личному чувству Жуковского. Внесением романтического содержания в свою поэзию Жуковский значительно расширил утвердившийся до него сантиментализм нашей литературы; но, развивая романтические мотивы, Жуковский опять следовал больше всего указаниям того же чувства. Из содержания средневекового романтизма он брал только то, что отвечало его собственным идеально-мистическим стремлениям и мечтам.
Значение Жуковского состояло в том, что поэзия его, будучи субъективною, в то же время служила общим интересам нашего умственного развития. Субъективизм Жуковского был важным шагом вперед по пути отрешения русской литературы от холода псевдоклассицизма. Она внесла в русскую литературу малоизвестный ей дотоле мир внутренней жизни; она развивала идеи человечности и своим неподдельным, задушевным чувством возвышала нравственные требования и идеалы.
Общий характер поэзии Жуковского вполне выразился в первый период поэтической деятельности его, к 1815 - 16 гг., позднее его оригинальное творчество почти иссякает и воздействие его на русскую литературу выражается почти исключительно в переводах, принадлежащих к крупнейшим фактам истории нашей литературы. Помимо высокого совершенства формы, мягкого, плавного и изящного стиха, они важны тем, что ознакомили русского читателя с лучшими явлениями европейского литературного творчества. "Благодаря Жуковскому", говорил Белинский, "немецкая поэзия - нам родная". По тому времени это была высокая задача, открывавшая русскому читателю совершенно новые и широкие горизонты.
Годы 1817 - 41 обнимают собою период придворной жизни Жуковского, сначала в качестве преподавателя русского языка вел. княгинь Александры Федоровны и Елены Павловны, а с 1825 г. - в качестве воспитателя наследника престола, Александра Николаевича. К этому периоду относятся нередкие поездки Жуковского заграницу, отчасти вследствие его служебных обязанностей, отчасти для леченья. Поэтические произведения его появляются теперь как бы случайно. Так, отправившись осенью 1820 г. в Германию и Швейцарию, Жуковский в Берлине принимается за перевод "Орлеанской Девы" Шиллера, который и оканчивает к концу 1821 г.; под живым впечатлением осмотра Шильонского заика в Швейцарии он переводит "Шильонского узника" (1822), Байрона. К тому же времени относятся переводы из Мура "Пери и Ангел" и некоторых других пьес. Тяжелые утраты, понесенные поэтом в 1828 - 29 гг. - смерть императрицы Марии Федоровны и близкого друга, А. О. Воейкова, - вызывают перевод баллад Шиллера: "Поликратов перстень" и "Жалоба Цереры".
Под влиянием Пушкина Жуковский пишет "Спящую царевну", "Войну мышей и лягушек", и "Сказку о царе Берендее" (1831). Зиму 1832-33 г. Жуковский проводить на берегах Женевского озера. К этому времени относится целый ряд переводов из Уланда, Шиллера, Гердера, отрывков "Илиады", а также продолжение перевода "Ундины" Ламотт-Фуке, начатого еще в 1817 г. и вполне оконченного лишь в 1836 г. В 1837 г. Жуковский объездил с наследником цесаревичем Россию и часть Сибири, годы 1838 - 1839 Жуковский проводит с ним в путешествии по Западной Европе. В Риме он особенно сближается с Гоголем; обстоятельство это не осталось, по-видимому, без влияния на развитие мистического настроения в последнем периоде жизни Жуковского.
Весной 1841 г. окончились занятия Жуковского с наследником. Влияние, которое он оказал на него, было благотворное. Еще в 1817 г., приветствуя в послании к импер. Александре Федоровне рождение своего будущего питомца, Жуковский выражал желание:
Да на чреде высокой не забудет
Святейшего из звания: человек.
В этом истинно-гуманном направлении Жуковский и вел воспитание наследника. 21 апреля 1841 г., в Дюссельдорфе, состоялось бракосочетание 58-летнего поэта с 18-летней дочерью его давнишнего приятеля, живописца Рейтерна. Последние 12 лет жизни Жуковский провел в Германии, в кругу своих новых родных - сначала в Дюссельдорфе, позднее во Франкфурте на Майне - чуть не ежегодно собираясь побывать в России, но, по болезненному состоянию своей жены, так и не успев осуществить этого желания. К первому году брачной жизни Жуковского относятся сказки: "Об Иване царевиче и сером волке", "Кот в сапогах" и "Тюльпанное дерево". В начале 1842 г. он оканчивает перевод поэмы "Наль и Дамаянти", начатой еще в предыдущем году по немецким переводам Рюккерта и Боппа, и приступает к переводу "Одиссеи".
В печати первый том "Одиссеи" вышел в 1848 г., второй - в 1849 г. Почти одновременно был окончен Жуковским и другой обширный труд - перев. "Рустема и Зораба" (1848). Уже давно начата была Жуковским поэма, к созданию которой он подготовлял себя продолжительным и усердным чтением. Она называлась "Странствующий Жид". Первая мысль о ней относилась еще к 1831 г.; в конце 40-х годов Жуковский написал первые 30 стихов и снова принялся за поэму лишь за год до своей смерти, но окончить поэму почти совершенно ослепшему поэту не пришлось. Он умер в Баден-Бадене 7-го апреля 1852 г., оставив жену, сына и дочь. Тело его было перевезено в Петербург и с большими почестями предано земле в Александро-Невской лавре, подле Карамзина. В 1883 г. повсеместно в России праздновался столетий юбилей его рождения, а в 1887 г. в Александровском саду, на средства спб. думы, поставлен небольшой памятник-бюст из бронзы.
Не считая отдельных произведений и переводов, соч. Жуковского выдержали 8 изданий (1815, 1818, 1824, 1835 - 44, 1849 - 57, 1869, 1879, 1885; последние два - под ред. П. А. Ефремова). Жуковский любил рисовать виды, о чем свидетельствуют его швейцарские виды и "Шесть видов г. Павловска" (СПб., 1824, скопированы в книжке Шторха: "Путеводитель по саду и по городу Павловску"). "Письма" Жуковского к имп. Александре Федоровне (1874), к вел. кн. Константину Николаевичу (1867) и имп. Александру Николаевичу, к А. И. Тургеневу, И. Козлову, А. О. Смирновой и др. и письма к нему вел. кн. Александры Николаевны, Карамзина, Гоголя, И. И. Дмитриева, К. Н. Батюшкова, Е. А. Баратынского, П. А. Плетнева, А. С. Пушкина и др. помещены в "Русск. Арх. " разных годов (см. в указат. "Русск. Арх.", 1884 г., отдел "Русские писатели"). О Жуковском сведения разбросаны в воспоминаниях и записках Ф. Вигеля, С. Глинки, Жихарева, "Мелочах" М. Дмитриева и др. Ср. также свящ. И. Базарова, "Последние дни жизни Жуковского " (СПб., 1852, из. "Ж. М. Н. Пр.", перепеч. в "Русск. Арх. 1869 г. № 1); И. Давыдова, "Памяти Жуковского от II-го отд. акд. наук" ("Изв. Акд. Н.", т. I); "Очерк жизни и поэзии Жуковского" (речь Я. К. Грота на акад. собр. 30-го янв. 1883 г., по случаю празднования столетия рождения Жуковского); П. Загарин, "Жуковский и его Произведения" (М., 1883); ценнейшая биография Жуковского принадлежит другу его доктору К. К. Зейдлицу (первоначально по-немецки, Митава, 1870; по-русски СПб., 1883); Лучшая критическая оценка Жуковского сделана Белинским. Ср. также "О стихотворениях Жуковского", П. Плетнева (СПб., 1852); "Жуковский и романтизм", М. Достоевского ("Пантеон" 1852, № 6); А. Никитенко, "Жуковский со стороны его поэтического характера и деятельности" (СПб., 1863); С. Шевырева, "О значении Жуковского в русской жизни и поэзии" ("Москвитянин" № 1 и в "Акте моск. унив. 1853"); Пономарева, "Странствующий жид. Предсмертное произведение Жуковского" (СПб., 1885); И. А. Бычков: "Бумаги Жуковского, поступившие в Импер. публ. библиотеку в 1884 г. (СПб., 1887) и в "Русском Вестнике" (1888, № 5) - "Из неизданных сочинений Жуковского".