Другой популярной идеей был перевод сельского хозяйства на фермерский путь, который позволил бы не только быстро накормить Россию, но и начать экспорт зерна. Но ни разу не были приведены экономические и иные расчеты и выкладки, призванные ответить на вопросы: как можно было совершить этот "большой скачок", если Россия по урожайности зерна отставала от Вьетнама, Замбии, Пакистана, Бангладеш и Никарагуа, и как можно было осуществить массовую фермеризацию, если отсутствовали необходимые для этого производственно-техническая база и социокультурные предпосылки?
Для либерально-радикальной идеологии было характерно утверждение о возможности быстрого и без ухудшения положения народа перевода всей экономики на рыночные рельсы. Согласно плану "500 дней", разработанному весной-летом 1990 г. группой либеральных экономистов во главе с Г. Явлинским, предполагалось уже в течение первой половины названного срока провести широкомасштабную приватизацию экономики, а также ее демонополизацию. В течение второй половины планировалось снятие в основном государственного контроля за ценами, допущение глубокого спада в базовых отраслях экономики, регулируемой безработицы и инфляции в целях резкой структурной перестройки экономики. К окончанию 500-дневного срока разработчики программы обещали экономическую стабилизацию по всем основным показателям. При ретроспективном рассмотрении утопические черты этой программы очевидны.
Столь же оптимистичными были рассуждения радикал-либералов о политическом переустройстве России: у них не возникало никаких сомнений, что многопартийность, политический плюрализм, разделение властей и правовое государство утвердятся в России быстро и безболезненно. Утопические черты идеологии и конкретных обещаний радикал-либералов выявились уже в первые месяцы их практической деятельности в 1991 г., а в полной мере раскрылись к концу 1992 г., когда стали ясны результаты реформ, связываемых с именем Е. Гайдара. Отмечу, что многие лидеры и участники российского радикального движения, не вошедшие во властные структуры, подвергли изъяны гайдаровских реформ острой критике, пытаясь доказывать, что они не соответствуют радикально-либеральным заповедям. По моему же заключению, объективное сравнение реформ Гайдара и радикально-либеральной программы 1989-1991 гг. обнаруживает, что при определенных различиях (например, вопреки радикально-либеральной программе Гайдар в силу объективных причин вынужден был "освободить цены" на несколько месяцев раньше запуска процесса приватизации) им присуще безусловное теоретическое единство.
В рамках журнальной статьи нет возможности раскрыть содержание гайдаровских реформ, как и показать реализацию либерально-радикальных схем в период после 1991 г., их минусы и плюсы (а такие тоже имелись). Укажу только на наиболее важные несовпадения между идеологическими обещаниями радикал-либералов и практическими результатами их деятельности.
Уже первая гайдаровская реформа - освобождение цен с января 1992 г. - привела к неожиданным и драматическим результатам, похоронив главное обещание радикал-либералов - провести реформы без серьезного ухудшения положения народа. Вместо прогнозировавшегося реформаторами роста цен примерно в 3 раза их увеличение на основные потребительские товары составило 10-12 раз, так что запланированное увеличение зарплаты и пенсий на 70%, оказавшееся мизерным в сравнении с реальным ростом цен, привело к тому, что большинство населения оказалось за чертой бедности. В последующие годы разрыв между ростом цен и доходами не только сохранился, но, как это имело место в 1995 г.. даже усилился.
Другая крупная реформа Гайдара и радикал-либералов - введение экономической свободы в промышленности - должна была стать основой структурных изменений. Свободная конкуренция призвана была отобрать те товары (и товаропроизводителей), которые удовлетворяли потребности общества, и отторгнуть те, которые были ему не нужны. Но в действительности в силу целого ряда причин экономическая свобода привела к жесточайшему кризису большинства предприятий, погрязших во взаимных долгах. Проблема взаимных долгов осталась дамокловым мечом российской промышленности и в последующем, парализовав инвестиционный процесс и возможность какого-либо роста производства. В самом тяжелом положении, фактически ненужными рынку оказались наукоемкие отрасли. Экономическая свобода вместо ожидавшейся структурной перестройки породила процесс деиндустриализации страны.
Особые надежды либеральные реформаторы возлагали на ваучерную приватизацию, которая, согласно их обещаниям, должна была обратить массы россиян в средний класс -собственников и акционеров. Исходя из оценки российских предприятий на 1 января 1992 г. в 1,4трлн. руб., каждому россиянину на приобретение акций был выделен приватизационный чек стоимостью в 10 тыс. руб. Но вследствие инфляции и кризиса сбыта только взаимные долги предприятий к середине 1992 г., т.е. еще до начала раздачи ваучеров, в полтора раза превысили эту сумму, что лишало большинство россиян шансов на приобретение доходных акций и вхождения в средний класс. Так рухнула идея о быстром создании в России среднего класса и построении народного капитализма. Вместо этого восторжествовала обозначившаяся еще во времена Горбачева тенденция "трансформации власти в собственность", т.е. присвоения собственности советской промышленно-чиновничьей и партийной бюрократией. В результате номенклатурный социализм уступил место номенклатурному капитализму.
Не выдержали испытания на прочность и политические обещания демократов. "Разделение властей" рухнуло в сентябре-октябре 1993 г., уступив место президентскому режиму, обставленному демократическими учреждениями. Вместо обещанного правового государства стал утверждаться чиновничий произвол. В целом вместо планировавшейся радикальными либералами североамериканской или западноевропейской модели стала утверждаться смесь раннекапиталистической и латиноамериканской. Подобные результаты реформ имели одним из главных следствий "кризис доверия" со стороны масс россиян не только к новой власти, но и к либерализму, под знаменем которого осуществлялись реформы. Драматическим следствием кризиса реформ и либерализма стала и реанимация коммунистических и державно-националистических идей и движений, которые стремительно набирали силу, поставив под угрозу весь процесс преобразования России в демократическое общество. 114
Неудивительно, что среди самих радикал-либералов возникли дискуссии по поводу непредвиденных результатов реформ. Одна из наиболее распространенных точек зрения заключалась в утверждении (с ним выступили Ю. Афанасьев, Ю. Буртин, Г. Попов), что роковую роль сыграло нравственное "перерождение" и "предательство" либералов у власти, как и то, что они действовали не в строгом соответствии с заветами демократического движения оппозиционного периода. На мой взгляд, такая, оценка - образец идеологической наивности, к тому же явно призванной снять с самих критиков ответственность за последствия преобразований. Конечно, отрицать морально-нравственное перерождение властвующих радикал-либералов не приходится: современный российский термидор оказался одним из самых циничных в истории. Но гораздо более важная причина резкого разрыва между идеологическими обещаниями радикал-либералов и практическими результатами их реформ заключена в изначальном утопизме этих обещаний. Радикально-либеральная модель социально-экономических и политических реформ, выдвинутая в 1989-1991 гг., при ее реализации в российских условиях могла дать жизнь именно номенклатурному капитализму, а не западноевропейской или североамериканской модели.
Многие активные сторонники радикально-либеральных преобразований России вынуждены были признать утопизм поддерживаемых ими программ (например, один из создателей Социал-демократической партии России - О. Румянцев - в 1993 г. открыто и резко осудил свою прежнюю позицию как утопию, а поэт Е. Евтушенко, активно выступавший в 1989-1991 гг. в качестве яркого оратора-публициста радикал-либералов, в 1993 г. заявил: "Поскольку мы не знали, так сказать, что такое свобода вообще, мы идеализировали свободу. Нам представлялось, например, свобода слова волшебным ключом к процветанию. А оказалось, что это совсем не так, потому что свободу слова нельзя есть, в свободу слова нельзя одеваться, свободой слова нельзя отопить дома во время холодной зимы"). Еще больше политиков, выступавших в 1989-1991 гг. с позиций "чистого либерализма", практически отреклись от нее. Некоторые из них - Н. Травкин, С. Глазьев, С. Говорухин, Т. Карягина, Ю. Власов - вообще совершили поворот на 180%, перейдя в ряды жестких "государственников".
Показателем резкого упадка влияния либерализма образца 1989-1991 гг. является то. что большинство его представителей на современном этапе оказались отброшенными на обочину российской политики и отвергнуты массами в качестве лидеров, заслуживающих доверия. Начиная с 1993 г. в российском либерализме происходит важная качественная перемена: радикал-либерализм утрачивает роль доминирующего его течения, а на ведущую позицию выходит течение социал-либерализма.
Политическое выражение размежевание либерализма получило впервые в декабре 1993 г. в ходе выборов в Федеральное собрание. Радикал-либерализм был тогда представлен движением "Выбор России" во главе с Е. Гайдаром, а социал-либерализм сразу несколькими движениями, главным из которых оказалось "ЯБЛоко" во главе с Г. Явлинским. Соотношение сил между двумя течениями в последующем менялось неизменно в пользу социал-либерализма, который стал выступать в качестве демократической альтернативы радикал-либерализму. На декабрьских выборах 1995 г. "ЯБЛоко" вошло в четверку политических объединений, победивших на выборах в Государственную думу по партийным спискам, в то время как гайдаровский "Демократический выбор России" не смог преодолеть 5-процентныы рубеж, необходимый для вхождения в законодательный орган. Наряду с "яблоком" среди социал-либеральных групп стало заметно также движение "Вперед, Россия!" во главе с Б. Федоровым и объединение "Общее дело" во главе с И. Хакамадой.