П.Н. Лукичев и А.П. Скорик считают, что донское казачество, как и казачество ряда областей России, «шло по пути этнического становления, превращаясь в самостоятельный этнос, но эта тенденция была прервана государственным вмешательством и фиксированным юридически сословным состоянием» [10;48]. В результате казачество можно рассматривать как субэтнос, «имевший тенденцию превращения в некоторую этническую целостность, тенденцию, которая была прервана попыткой закрепления в виде сословия» [10;49]. Однако однозначно фиксировать сословное состояние казачества, по мнению авторов, нельзя и они предлагают использовать по отношению к казачеству термин квазисословие, «так как его территориальное распыление и сосуществование с другими сословиями, развитие сложной социальной структуры было остановлено Октябрьской революцией 1917 года и последующей политикой «расказачивания» [10;49].
Происхождение понятия о казаках как о сословии восходит к российской историографии, преимущественно XIX в. Все официальные документы именовали казаков исключительно как военно-служилое сословие и в таком состоянии их воспринимала отечественная наука. О.В. Матвеев отмечает, что с точки зрения формально-юридического отношения государства к казачеству, «здесь все ясно, и если вопрос рассматривать только в этом плане, то сословная характеристика не вызывает сомнений» [12;33].
Б.М. Боук справедливо писал, что «многочисленные споры о том, является ли казачество этносом или сословием, по своей постановке неудачно, потому что исключает то, что казачество было и этносом и сословием» [5;41], а многие исследователи указывают на то, что сословные и этнические черты казачества нельзя противопоставлять друг другу.
А.И. Козлов выделил характерную для многих исследований закономерность, заключающуюся в том, что, «когда речь идет о сословии, преимущественно подразумевается казачество конца XIX – начала XX века». Отрицание и опровержение этого тезиса строится «на фактах, почерпнутых из далекой истории казачества, когда оно действительно еще не было сословием и существовало самостоятельно как субъект. Происходит, таким образом, явная подмена понятий, ибо факты, обосновывающие отрицание казачества как сословия, - суть измерители совершенно других порядков и отношений досословного времени» [8;14].
Если признать за рабочую гипотезу, что этничность и сословность универсальные категории, характеризующие казачество как систему, то необходимо учитывать их историчность и соподчиненность. Мера этничности определяет степень консолидации, которая может колебаться в очень широких пределах. На практике этничность определяется той степенью культурного единства данного социума, которая не зависит от характера социальной стратификации [3;68].Этничность является определяющей характеристикой у казачества, образовавшегося естественно-историческим путем в геополитически активных зонах (донское, запорожское, гребенское, волжское, яицкое). Сословное преобладало у Азовского, Астраханского, Забайкальского и других казачьих войск, созданных по инициативе правительства, но их формирование происходило с привлечением казаков других регионов с уже сложившимся этническим сознанием.
В решении указанного вопроса переплетаются два момента: терминологический и содержательный (казак – и его содержание, казачество – как этнос или сословие). Первое, что необходимо признать, казак – казачество это первоначально не самоназвание групп, расселившихся, прежде всего в районе Днепра, Дона и Терека, а название, перенесенное на них по аналогии с подобного рода явления в татарской среде. Во всяком случае, единственными источниками являются официальные документа Русского государства, тогда как «казачьи источники» никак не проясняют историю происхождения своего имени. Следовательно, для российского казачества правомернее говорить не об этнониме-самоназвании (эндоэтнониме), а об экзоэтнониме или этниконе – имени, данном этнической группе извне[3;45], и затем ею усвоенном.
Нелишне заметить, что вопрос о том, является ли казачество этносом или сословием решается в двух научных плоскостях: проблемами этноса занимается этнология, а проблемами сословности история. Историками за основу берутся определение этноса, предложенное Ю.В. Бромлеем[4;14] и выделенные им уровни этнической иерархии. Как мы видим, большинство исследователей рассматривают казачество как субэтническое подразделение, у которого свойства выражены с меньшей интенсивностью, чем у основной этнической единицы, составной частью которой оно является[3;82]. Сам Ю.В. Бромлей отнес донских казаков к третьей группе субэтнических подразделений, названную им «социальной общностью, обладающей специфическими чертами культуры» [3;83].
Теоретическая этнология ведет научные дискуссии по методологическим проблемам в изучении этнических феноменов, тогда как историки казачества опираются на устоявшиеся положения «теории этноса». Анализ исследований Ю.В. Бромлея и В.И. Козлова показывали, что по формальным признакам казачество подпадает под характеристику субэтноса.
Без внимания историков осталось проведенное Ю.В. Бромлеем разграничение между разными проявлениями существования этноса, а именно между этникосом и этносоциальным организмом. Именно последний в различных интерпретациях используется при характеристике казачества. В избранном нами системном анализе, казачество более соответствует определению этникоса, хотя само понятие так и не утвердилось в этнологии.
Этникос предстает как результат совместной исторической практики ряда поколений людей, воплощенной в специфических материальных и духовных атрибутах этой общности и фиксированной в сознании ее членов. Именно поэтому для существования этникоса важнейшее значение имеют межпоколенные (диахронные) связи, а также самосознание составляющих его людей, включающее в той или иной форме представление об общности исторических судеб их предков[3;15]. Этникос рассматривается как явление, основанное всецело на совокупности диахронных связей, то есть этникос обнимает и индивидов, вообще лишенных синхронных связей с какими-либо группами своих соотечественников[2;34].
Механизм образования ранних вольных казачьих общин был всецело основан на включение в их состав представителей, разорвавших связи с основным «ядром» этноса, а впоследствии пополнение их осуществлялось также за счет представителей, лишенных синхронных связей.
Для этникоса территориальная общность не обязательна и он нередко наряду с основной своей частью (материнским этносом) включает в себя сравнительно небольшие обособленные от нее в пространственном отношении ячейки – этнические группы [3;15]. Казачество как система также не представляло территориальной целостности. Историческая локализация, однако, не привела к абсолютной территориальной «изоляции», и расчленение территорий, населенных казаками, не сыграло роль дезинтегрирующего фактора. Единые механизмы образования ранних казачьих сообществ, единый хозяйственно-культурный тип, а также специфика миграционных процессов, формировали осознание единства, то есть групповое сознание, а территориальная локализации определяла самосознание отдельных региональных групп.
Необходимо также иметь в виду, что этникос может и не представлять собой полностью однородную в этническом отношении целостность. Особенно это относится к тем случаям, когда он состоит из территориально разобщенных частей. Здесь отдельные части этникоса нередко приобретают черты, характерные для окружающих их этнических образований. В результате возникают так называемые пограничные группы, у представителей которых прежняя этническая принадлежность утрачивается или уже утрачена, а новая еще не укрепилась[3;15].
Российское казачество, формировавшееся, как правило, в пограничных районах (или контактных зонах), при доминировании славяно-русского ядра, было этнически неоднородно. Это особенно характерно для восточных районов страны. В Уральском казачьем войске свыше 6 % составляли татары и калмыки; в Оренбургском свыше 6 % - татары, калмыки и башкиры; среди сибирских казаков было до 6 % мордвы и татар [7;20]. В Донское войско в разное время вливались ногайцы, татары и турки [20;72-82]. В Черноморском войске представители горских народов составили отдельную станицу Гриневскую [16;40]. Среди терских казаков отмечены грузины, армяне, калмыки, татары, представители вайнахских народов [17, 38; 15, 44; 14, 90-100].
Немаловажной характеристикой этникоса является и то, что в целом он имеет «полную» социальную структуру» [3;18]. Проблема сословий это, прежде всего, проблема социальной дифференциации общества.
Определенная социальная дифференциация была свойственна и для ранних казачьих сообществ. Главную роль в принятии решений на Кругу играли так называемые «старые казаки», из числа которых выбирали атаманов. В источниках есть данные, согласно которым атаманы опирались на «домовитую» часть казачества и на «атаманову станицу» [6;54].
С другой стороны упоминаются «сирома» и «голутвенное» казачество. Но отношения между отдельными группами внутри казачьей общины строились не на основе эксплуатации, а скорее, напротив, в условиях типичного для первобытных общин разделения их членов по возрасту, профессиональным навыкам[13;239]. Огромное значение имел и личный авторитет члена сообщества.