«Приключения Перигрина пикля» — второй из трех романов, принесших славу Смоллету, — обнаруживает черты, присущие и «роману воспитания», и роману просветительскому, и сатирическому, и даже памфлету. Отчасти можно вести речь и о влиянии «сентименталистов». Его герой проходит перед нами воистину путь от «мальчика до мужа» — как водится в классических романах, встречая на своем пути множество людей, открывая и познавая мир, в котором оказывается больше недостатков, нежели достоинств, он переживает моменты уныния и отчаяния или же, напротив, безудержного веселья, юного куража, обманывает сам, становится жертвой чужих обманов, влюбляется, изменяет, предает, но в итоге приходит к тихому семейному счастью, обретя после долгих мытарств тихую и уютную гавань, лишенную повседневных забот о хлебе насущном, а кроме того, полную душевного тепла и покоя.
Замечательно сказано в «Графе Нулине» об английском романе: «классический, старинный, отменно длинный, длинный-длинный, нравоучительный и чинный…» Как видим, уже в пушкинские времена отношение к «классическим» романам было достаточно ироничным (отметим попутно, что первый русский перевод романа вышел в 1788 г. под названием «Веселая книга, или Шалости человеческие»; в названии этом вполне сказалось понимание обеих ипостасей романа — его иронизма и его философичности) — и действительно, сегодня роман Смоллета представляется весьма «длинным, длинным, длинным», в нем ощущается некая избыточность — сюжетных поворотов, вставных новелл, действующих лиц и т. д. При этой избыточности — несомненная повторяемость всего вышеперечисленного.
Впрочем, «чинным» роман Смоллета назвать никак нельзя: в нем, при всей подчас тяжеловесности, несомненно, ощущаются чисто «фальстафовский дух» и удивительная внутренняя раскрепощенность — как автора, так и его героев, — и насмешка над ханжеством, в любом, самом неожиданном проявлении…
Однако обратимся к сюжету. Собственно, повествование начинается еще до появления его главного героя на свет, начинается со знакомства его родителей — папеньки, эсквайра Гемэлиедя пикля, проживающего «в некоем графстве Англии, которое с одной стороны омывается морем и находится на расстоянии ста миль от столицы», и маменьки, мисс Сэли Эплби. Впрочем, в дальнейшем повествовании родители героя появятся нечасто, необъяснимая ненависть, которую миссис Пикль питала к своему первенцу, сделает Перигрина изгнанником с малых лет, и все детство и всю юность он проведет в доме друга своего отца коммодора Траньона, бывшего моряка, описанного Смоллетом с невероятной колоритностью: его речь почти сплошь состоит из сугубо морской терминологии, с помощью каковой он излагает все свои суждения, как правило, к морю не имеющие никакого отношения, вдобавок весь уклад его дома, называемого «крепостью», сохраняет приметы морской жизни, чему «потворствуют» его сотоварищ лейтенант Джек Хетчуэй и его слуга, бывший боцман Том Пайпс. Именно эти люди станут на всю жизнь самыми преданными и верными друзьями нашего героя. Впрочем, вскоре Перигрин и коммодор Траньон породнятся, ибо сестра Пикля-старшего, мисс Гризль, станет женой коммодора, а маленький Пери, таким образом, окажется его племянником.
Пушкинская формула «ребенок был резов, но мил» вполне применима к маленькому (и не очень маленькому тоже) Перигрину. Детские проказы сменяются юношескими, перед нами проходят его «школьные годы», мы знакомимся с еще одним весьма колоритным типом — учителем и наставником Перигрина Джолтером. И непременные участники его забав и проказ — лейтенант Хетчуэй и Том Пайпс, которые души не чают в своем юном «господине». Затем — первая влюбленность — встреча с Эмилией Гантлит. Адресованные ей стихи Перигрина — откровенно пародийные (явственно слышна авторская интонация!), вкупе с полной серьезностью юного влюбленного это сочетание дает потрясающий эффект фарса. Эмилия окажется той самой героиней, отношения с которой продлятся у Перигрина вплоть до самого финала романа, пройдя через все «положенные» стадии: попытку её увезти и соблазнить, оскорбления, предложение и отказ, взаимные муки и в конце благополучное соединение в «законном браке» повзрослевшего Перигрина, научившегося хоть немного отличать истинное от ложного, и великодушно простившей и все забывшей Эмилии. Впрочем, любовный сюжет тоже, разумеется, отягощен всяческими ответвлениями и усложненностями: например, у Эмилии есть брат, Годфри, а их покойный отец, Нэд Гантлит, оказывается старинным другом Траньона, его соратником по былым сражениям на поле брани. Великодушный Траньон покупает для Годфри офицерский патент, сказав юноше, что это его отец некогда ссудил ему энную сумму денег, каковую Траньон теперь таким образом ему и возвращает; резкость, прямота старого вояки вполне удачно сочетаются у него с тактом и щепетильностью. Вообще Траньон при всей своей чудаковатости (а быть может, и вследствие ее) оказывается одним из самых обаятельных персонажей романа — не похожий на других, чуждый условностей и «светской» лжи, прямой и бескорыстный, искренне любящий и столь же искренне ненавидящий, не скрывающий своих чувств и не изменяющий своим привязанностям ни при каких обстоятельствах.
Между тем у родителей Перигрина появляются и другие дети: сын, носящий то же имя, что и его отец, Гем, и дочь Джулия. Брат оказывается отвратительным ребенком, жестоким, мстительным, коварным — и вследствие этого — любимцем матери, подобно ей, люто ненавидящим Перигрина (никогда более при жизни родителей не переступавшего порог их дома), а вот Джулия, напротив, волей случая познакомившись со старшим братом, искренне к нему привязывается, и Пери платит ей столь же преданной любовью. Он-то и спасает её из родительского дома, когда сестра, встав на его сторону в противостоянии с матерью и младшим братом, оказывается также в родном доме то ли заложницей, то ли пленницей. Перигрин перевозит её в дом Траньона и позже вполне успешно способствует её счастливому браку.
Для романа Смоллета характерно присутствие в нем «отсылок» к реальным персонажам и событиям той эпохи. Таковы многие «вставные новеллы», как, к примеру, рассказ «знатной леди» под названием «Мемуары» и принадлежащий, как полагают комментаторы, знатной покровительнице Смоллета леди Вэн. Участие самого Смоллета в тексте «Мемуаров» явно ограничивается лишь стилистической правкой — настолько их тон, их бесцветность и назидательность отличаются от собственно смоллетовского повествования. В первой редакции романа содержались выпады против Филдинга, а также против знаменитого актера Дэвида Гаррика, во втором издании, появившемся в 1758 г., Смоллет эти выпады снял. Однако примечательна «отсылка», присутствующая в каноническом тексте романа, к предыдущему произведению самого Смоллета — его первому знаменитому роману «Приключения Родрика Рэндома»: в одном из встреченных им людей Перигрин узнает «лицо, о котором столь почтительно упоминается в «Приключениях Родрика Рэндома». Этот элемент мистификации придает повествованию Смоллета неожиданно современную окраску, внося разнообразие в некоторую монотонность сюжетной канвы. А кроме того, тем самым писатель подчеркивает «хроникальность» повествования, объединяя свои романы в своеобразный «цикл» — некий единый сплав жизнеописаний, отдельных зарисовок, реалий эпохи.
Столь же колоритен и красочен рассказ Смоллета о поездке Перигрина в Париж, Антверпен, другие города и страны, его описание отнюдь не «сентиментального» путешествия своего героя. Описание «света», не принимающего, кстати, Перигрина в свои «сплоченные ряды», ибо, при всей развязности юноши, все же был в нем угадан чужак, «человек со стороны»; рассказывая о заключении Перигрина в Бастилию, Смоллет с наслаждением описывает дерзость и неустрашимость своего вовсе не идеального героя. И вновь — колоритные личности, встречающиеся Перигрину на его пути, в частности два его соотечественника, живописец Пелит и некий ученый доктор, его близкий приятель, чьи причуды становятся для Перигрина поводом к бесчисленным проделкам и насмешкам не всегда безобидного свойства. В своих «шутках» Перигрин проявляет и изобретательность, и насмешливый нрав, и даже определенную жестокость, умение воспользоваться человеческими слабостями (каковых и сам он, кстати, не лишен). В герое Смоллета есть несомненно что-то от плута, излюбленного персонажа пикарескных романов: плут, пройдоха, насмешник, добрый малый, себе на уме, далекий от морализаторства и всякий раз сам готовый нарушить любые «моральные устои». Таковы многочисленные любовные приключения Перигрина, в которых он замечательно водит за нос обманываемых им мужей, с удовольствием наставляя им рога (за что, впрочем, те вполне резонно заставляют его потом расплачиваться, насылая разного рода неприятности, весьма существенные).
Но при всем при том Смоллет вкладывает в уста своего героя многие мысли и наблюдения, с коими сам солидаризируется, приписывая ему собственные взгляды и убеждения. Идет ли речь о театре, в рассуждениях о котором Пикль неожиданно проявляет здравый смысл и несомненный профессионализм, или же о лицемерии священнослужителей, чуждом натуре Перигрина, с учетом всех своих слабостей и недостатков, свойственных вообще человеку, наш герой высказывает много здравых искренних, непосредственных и пылких замечаний, хотя и не чужд сам порой притворства. Ему равно чуждо всякое проявление начетничества, любая форма ограниченности — заходит ли речь о религии, научных открытиях, делах литературных или театральных. И тут уж авторская насмешка неотделима от той, каковой подвергает своих оппонентов его герой.
Завершив свое путешествие очередным любовным приключением, на этот раз имеющим место в Гааге, Перигрин возвращается в Англию. Именно в тот момент, когда его герой ступает на родную землю, автор полагает необходимым дать ему, чуть ли не впервые, «характеристику» вполне нелицеприятную: «К сожалению, труд, мною предпринятый, налагает на меня обязанность указать на… развращение чувств нашего надменного юноши, который находился теперь в расцвете молодости, был опьянен сознанием своих достоинств, окрылен фантастическими надеждами и гордился своим состоянием…» Он проводит своего героя еще через многие жизненные испытания, которые отчасти сбивают с него «пыльцу» самоуверенности, непогрешимости, приверженности к тому, что сегодня мы называем «вседозволенностью». Смоллет называет его «искателем приключений»; юный повеса, полный жизненной энергии, которую он не знает, куда применить, растрачивая её на «любовные утехи». Ну и пусть — автор знает, это тоже пройдет — как пройдет молодость, а вместе с нею исчезнет и беззаботность, уверенность в лучезарном будущем.