Еврипид — создатель специфической эстетики, не скрывающейся более за его гражданским призванием и не выставляющей его вместо себя. Он не мог уже в соответствие с традиционным рангом своего искусства в Афинах исполнить его воспитательное предназначение в духе своих великих предшественников, во всяком случае он воспринимал его в другом смысле. Нельзя сказать, что он лишен воспитательного сознания, но оно действует не как духовная структура единого космоса, — скорее оно выражается в его постоянно прорывающемся участии в тех или иных вопросах государственной и духовной жизни. Эта критика настоящего, чья очищающая сила заключается по большей части в отрицании конвенционального и в открытии проблематичного, должна была сделать его одиноким. Так его изображает комедия 57, так его воспринимали современники. Этому не противоречит чувство увлеченности своеобразной атмосферой, которое с энтузиазмом выражается, например, в "Медее" — в похвалах аттическому образованию и аттической жизни 58. Тем не менее символично, что поэт окончил свою жизнь в Македонии, вдали от родины. У этого события несколько иной смысл, чем у смерти Эсхила в сицилийском путешествии. Мир Еврипида — это рабочий кабинет, и афиняне не выбирали его стратегом, как Софокла. Там, в тишине, приняв все меры предосторожности и находясь под охраной своего сотрудника по театральным постановкам Кефисофонта, который упорно не допускал к нему надоедливую публику, он был — как полагали — погружен в свои книги и свою работу. Только тело приковано к месту, — дух пребывает в самых отдаленных местах, и когда он, наконец, возвращается на землю, он в комедии обращается к посетителю 59: "О однодневное существо!". На портрете его лоб изображен небрежно обрамленным прядями спутанных волос, — это типичное пластическое решение для характеристики головы философа. Эрос и София у Еврипида часто выступали в тесном сочетании. При этом думаешь о нем самом, впрочем, без особой уверенности, пока не натыкаешься на слова вроде этих: "Эрос учит поэта, даже если перед этим он был чужд Музам" 60.
Есть художники, несчастные в жизни, но кажущиеся совершенно счастливыми в своем творчестве. Софокл и в жизни достиг той гармонии, которую излучает его искусство. За дисгармонией же еврипидовской поэзии должна стоять дисгармония человеческой личности. И в этом поэт также — символ современной ему индивидуальности. Он воплощает ее гораздо полнее и глубже, чем все политики и софисты его времени. Только он знает о всех их внутренних страданиях и разделяет опасное богатство их духовной свободы. Как бы он ни изранил себе крылья в тесных рамках общественных и личных взаимоотношений, ему принадлежит мир, и в своеобразной форме в нем оживает пиндаровское аристократическое чувство: "Эфир везде открыт крылу орлиному"61. Он не только, как Пиндар, чувствует высоту, к которой устремляется его дух, но и прежде всего — со страстной тоской — безграничную даль своего пути. И какова же здесь власть земли со всеми ее преградами?
Искусство Еврипида в поразительной мере предчувствует наступающую эпоху. В его стилеобразующих тенденциях мы обнаружили воспитательные силы нового столетия: гражданское общество (скорее в социальном, чем в политическом смысле этого слова), риторику и философию. Они пронизывают миф своим дыханием, и это становится для него смертельным. Он прекращает быть органической телом эллинского духа, чем он являлся изначально, — бессмертной формой любого нового жизненного содержания. Это почувствовали противники Еврипида, и против этого они восстали. Но он был лишь исполнителем высочайшей воли исторических судеб в жизненном процессе нации. Против этого понимания не помогает романтическое чувство прегрешения Еврипида перед мифом, которое сыграло столь большую роль в оценнке этого поэта, начиная с истории греческой литературы Карла Отфрида Мюллера. На почве потрясенного до самых основ государства и классической поэзии рождается новый, эллинистический человек. Неудачи Еврипида на афинском театре стерлись из памяти благодаря его беспредельному влиянию на следующие века. Для них он был трагиком как таковым, и в основном для него были построены те роскошные каменные театры, которыми мы восхищаемся до сих пор в ареале распространения эллинистической культуры.
Комментарий
1. Paul Masquerai, Euripide et ses idées, Paris, 1908; Wilhelm Nestle, Euripides, der Dichter der griechischen Aufklärung, Stuttgart, 1901.
4. Было бы чересчур самонадеянно утверждать, что Еврипид заимствовал свои идеи из софистических "источников", хотя он и знал литературу своего времени. Для истории своего времени это автор первостепенной важности, поскольку он показывает, как софистические идеи вырастали из самой жизни и как они ее преобразовывали.
5. См. Thuc., II, 41, 1 об Афинах эпохи Перикла как школе греческой культуры (ср. с. ъъ). В IV веке эта тема получила дальнейшее развитие в "Панегирике" Исократа (см. Paideia III, 76 слл.).
7. См. знаменитое изображение Фемистокла, Thuc., I, 138, 3.
12. О малых войнах, развернувшихся в течение пятидесяти лет между Персидскими войнами и Пелопоннесской войной, см. важный экскурс Фукидида по этому периоду, I, 89–118.
16. Драматические поэты, Платон, Ксенофонт, Исократ и Аристотель часто используют слово "агрикос" в значении "невоспитанный", что, очевидно, соответствовало реальной практике их времени. См. знаменитое описание "агрикос" как человеческого типа в "Характерах" Теофраста.
17. "Домострой" Ксенофонта показывает, какова была литературная и общественная реакция сельских кругов на преобладание городской цивилизации в IV веке. Это в высшей степени интересный документ, свидетельствующий об усилии сельской периферии не капитулировать перед городом и поддержать свои собственные ценности (см. Paideia III, 172 слл.). Ксенофон неопровержимо доказывает городу, имеющему тенденцию преувеличивать свою культурную значимость, что всякая культура начинается с агрикультуры, и софисты сами отмечали этот факт. См. с. ъъ слл.
18. Вспомним об элегиях, которые писали такие люди, как Ион Хиосский, Эвен Паросский, тиран Критий и другие.
19. Комедии Аристофана доносят до нас отклик оживленных споров, которые вели в ту эпоху приверженцы древней и новой культуры (пайдейи).
22. Plat., Meno, 91 C. Но тот же самый Анит, который в данном отрывке как частное лицо выражает свою неприязнь к софистам, позднее станет одним из публичных обвинителей Сократа. О других неофициальных критиках софистической и философской пайдейи в политических кругах Афин см. Paideia II, 137 (в особенности прим. 60).
24. О натурфилософах-эклектиках — Диогене, Архелае, Гиппоне и Кратиле — см. John Burnet, Early Greek Philosophy, 4London, p. 352–361. ОГиппонеср. Arist., Metaph. A 3, 984a 3. О "Паноптах" Кратина и значении этой пьесы см. Kock, Comicorum Atticorum fragmenta, v. I, p. 60 слл.
30. Нападки на него со стороны современной аттической комедии подчеркивают эту черту. Ср., например, пародию на Еврипида у Аристофана в "Ахарнянах", 411–479.
31. Ср. размышления Медеи о несчастной судьбе женщин, Eur., Med., 230 слл.
33. См. Eduard Norden, Antike Kunstprosa, Bd. I, S. 52 Ср. также мой анализ избранных риторических отрывков из элегий Солона и Тиртея, Sitz. Berl. Akad. 1926, S. 83 слл. и ibid., 1931, S. 549 слл.
38. Eur., Troad., 948. Таким же способом Горгий защищает Елену (Hel., 15). В соответствии с этим положением тот факт, что действие осуществлялось под влиянием страсти (Эроса), препятствует осуществлению свободы выбора.
41. О ксенофановской критике богов Гомера см. с. ъъ слл. О Платоне см. Paideia II, 217 слл.
42. Такова глубокая, но несколько отвлеченная интерпретация, какую дал этой драме Виламовиц в своем знаменитом комментарии.
43. Franz Werfel в своем вольном переводе — или, скорее, переделке — "Троянок" Еврипида подчеркнул этот момент, усилив критический пафос пьесы и тем самым ее драматический эффект.
44. См. стихи, выражающие демоническую страсть настоящего тирана в Eur., Phoen., 521–525.
45. Пьеса "Просительницы", написанная во время Пелопоннесской войны, проникнута подлинно патриотической тенденцией. По сведениям, содержащимся в схолиях, "Андромаха" не была упомянута в дидаскалиях, которые хранились в архивах афинского архонта, ответственного за подготовку драм к постановке. Следовательна, Еврипид должен был написать ее для другого случая, нежели для постановки на дионисийских празднествах в Афинах. В конце пьесы красноречивое восхваление дружественной Афинам эпирской царской династии, равно как и то обстоятельство, что с последней и с ее мифологическими корнями связана вся драматическая интрига целиком, раскрывает намерение Еврипида: он написал драму для национального праздника при дворе этого царя, поклонника Афин во время Пелопоннесской войны.
47. Ср. Wolfgang Schadewaldt, Der Monolog im Drama в Neue Philologische Untersuchungen, hrsg. v. W. Jäger, Bd. II, S. 143 слл.
48. Ср. критику Аристофана, пародирующего еврипидовские арии: например, Ran., 1309 слл.
49. Eur., Med., 824. Описание чистого аттического воздуха и его влияния на душевное равновесие афинян исполнено вполне в гиппократовом духе. Оно напоминает книгу "О воздухах, водах и местностях", источник всех подобных рассуждений в греческой философии и этнографии.
50. О концепции "человеческой природы" в греческой медицине и ее влиянии на современную греческую мысль ср. Paideia III, 6, 20 и passim.
51. В эпоху Еврипида были "врачи человеческой души". Таков был, например, софист Антифонт, преподававший толкование снов и писавший на сей предмет.