Смекни!
smekni.com

"God Save The King" или "Боже, царя храни" (стр. 1 из 3)

"God Save The King" или "Боже, царяхрани"

Любовь Киселева

О путях становления гимна как национального символа

Пути формирования официальной государственной символики волнуют сейчас в России не только историков. Был ли прав В. Вундт, когда писал, что "национальные гимны вернее всего отражают характер нации"? В настоящий момент по этому поводу могла бы разгореться такая же пламенная дискуссия, как по поводу принятия нового/старого гимна, и ответ мог бы звучать с весьма различной интонацией -- от восторженной до саркастической.

Гимн недаром последним вошел в число обязательных публичных атрибутов государственности (большинство европейских гимнов появилось во второй половине XVIII -- начале XIX в. или существенно позже). Гимн можно считать, пожалуй, самым "субъективным" из принятых в Новое время национально-государственных символов, т.к. при его создании нет возможности опереться на данные специальной науки, как при формировании герба и флага, где законы геральдики и вексиллологии диктуют определенные правила даже самым неугомонным новаторам. Означает ли сказанное, что судьба гимна целиком зависит от степени дарования авторов мелодии и текста, от воли правителей, от музыкальных и поэтических пристрастий граждан? Попытаемся ответить на этот вопрос на примере истории появления гимна Российской империи -- "Боже, царя храни".

Идея создания гимна принадлежала императору Николаю I, который поручил в 1833 г. композитору А.Ф. Львову сочинить "народный" (т.е. национальный) гимн вместо игравшейся до этого при официальных торжествах мелодии "God save the King".

Традиция использования в России английского гимна восходила к 1815--16 гг. Видимо, один из наиболее ранних случаев зафиксирован в Дерпте. Газета "Dorptsche Zeitung", сообщая о праздновании дня рождения императора Александра 12 декабря 1815 г., упоминала о неоднократном пении русского "Gott erhalte den Kaizer" . С 1816 г., после того, как великий князь Константин Павлович приказал играть "God save the King" на торжественной встрече Александра I, "Высочайше повелено было военной музыке всегда играть этот гимн для встречи Государя Императора" . Не следует полагать, что Россия в плане использования чужого гимна представляла исключение. В конце XVIII в. аналогичная ситуация закрепилась в Дании и Пруссии. Еще в начале ХХ в. более двадцати европейских государств использовали в качестве собственных гимнов вариации английского "God save the King" . Как мы видим, традиция создания оригинальных государственных гимнов как национальных символов складывалась достаточно долго и постепенно. В ряду случаев "чужой" гимн так и закрепился в качестве "своего".

Тем более трудно переоценить значение предпринятой Николаем I акции. С точки зрения государственной идеологии, он как бы подводил черту под целым историческим периодом и открывал новый этап развития России как самодостаточной великой державы, обретшей, наконец, концепцию национального бытия и не нуждавшейся более в чужом гимне .

А.Ф. Львов рассказывает в своих "Записках", как он в минуту вдохновения сочинил музыку нового гимна и затем обратился к В.А. Жуковскому с просьбой написать слова к уже готовой музыке . Надо полагать, что обращение к Жуковскому было продиктовано не только его поэтическим авторитетом и высоким положением при дворе, но и тем, что мелодия английского гимна прочно ассоциировалась в России с его стихами 1815 г. "Молитва русского народа". При первой публикации в "Сыне отечества" (1815) текст содержал 7 строк и имел заглавие: ""Молитва Руских" (На голос: God save the King)". О его популярности свидетельствует рассказ М.А. Корфа о том, как лицеисты пели "Молитву" для Александра I, а также лицейское стихотворение Пушкина 1816 г., представляющее собой вариацию "Молитвы" (на тот же "голос") с сохранением текста Жуковского в качестве первой строфы.

Таким образом, судя по выбору автора слов, новый гимн 1833 г. должен был (по мысли Львова и, надо полагать, Николая) не только отличаться от предыдущего "несанкционированного" текста на чужую мелодию, но и перекликаться с ним. Жуковский подхватил идею переклички и создал новую вариацию своего старого стихотворения. Ср.:

1815 1833

Боже, Царя храни! Боже, Царя храни!

Славному долги дни Сильный, Державный,

Дай на земли! Царствуй на славу нам,

Гордых смирителю, Царствуй на страх врагам,

Слабых хранителю, Царь Православный!

Всех утешителю -- Боже, Царя храни!

Все ниспошли!

Однако даже простое соположение текстов со всей очевидностью обнаруживает разницу в акцентах, ведущую в конечном итоге к концептуальной разнице.

Прежде всего рассмотрим более внимательно первый текст. "Молитва", особенно если обратиться к полному тексту -- "Молитва русского народа" (42 строки), варьирует темы английского гимна и, сохраняя связь с оригиналом, в то же время явственно переводит их на язык лирики Жуковского и включает в его поэтический мир.

"Молитва" следует метрико-ритмической схеме "God save the King", но по объему превосходит его на две строфы (14 строк). В отличие от английского гимна, полностью сосредоточенного на монархе, Жуковский говорит о царе лишь в первой строфе. Именно она варьировалась потом в гимне Жуковского 1833 г. и вошла в состав его трехчастного цикла 1834 г. "Народныя песни": 1) "Боже, Царя храни! / Сильный, державный...", 2) "Слава на небе солнцу высокому...", 3) "Боже, Царя храни! / Славному долги дни..."

II--IV строфы "Молитвы русского народа" посвящены теме России, и любопытно, что "державные" мотивы здесь относятся к Отечеству, а не к монарху:

Перводержавную,

Русь православную,

Боже, храни!

Тема силы последовательно уравновешивается в "Молитве" темой гуманности: "Гордых смирителю, / Слабых хранителю, / Всех утешителю" или миролюбия: "Царство... В силе спокойное", "Воинам-мстителям... Миротворителям". Позиция Жуковского особенно отчетливо выявляется при сопоставлении цитированных строк с весьма "воинственной" второй строфой английского гимна:

O, Lord, our God, arise,

Scatter her [his] enemies,

And make them fall!

Confound their politics,

Frustrate their knavish tricks .

Третья строфа Жуковского, посвященная воинам -- хранителям отечества, сразу же дополняется следующей, развивающей идею блюстителей закона как "мирных" воинов. Одна (18-я) строка английского гимна: "May he defend our laws'" развивается у Жуковского в тему подданных -- защитников закона:

Мирных воителей,

Правды блюстителей,

Боже, храни!

Жизнь их примерную,

Нелицемерную,

Доблестям верную

Воспомяни!

Последние две строфы "Молитвы" развивают любимую мысль Жуковского о покорности Провидению и о жизни по воле Провидения (симптоматично и замещение: Бог -- Провидение). Обе строфы -- треть текста -- выключены из контекста темы "престола и отечества":

О, Провидение!

Благословение

Нам ниспошли!

К благу стремление,

В счастье смирение,

В скорби терпение

Дай на земли!

Будь нам заступником,

Верным Сопутником

Нас провожай!

Светло-прелестная,

Жизнь наднебесная,

Сердцу известная,

Сердцу сияй!

Такой финал явно формирует и доминанту всего текста. "Молитва" объединяет всех "русских", независимо от положения и рода занятий, в единство, обозначенное в заглавии, -- "народ". В английском гимне идея нации выражена в местоимениях "our" и "us" ("our gracious King", "our God", "our laws", "our hopes" etc.) и наиболее отчетливо высказана в 14-й строке: "God save us all!". Однако в английском гимне идея нации однозначно связывается с идеей монарха (коллективное "мы" 26-й строки -- это "all loyal souls"). Финальные строфы "Молитвы" Жуковского говорят о единстве людей, а не подданных. Царь входит в это единство не как правитель, а как человек. Но что еще более показательно, у Жуковского внутренняя "жизнь души" -- отсвет небесной жизни и явление глубоко личное и индивидуальное -- торжествует над всякого рода земной суетой и, в частности, над политикой ("Жизнь наднебесная... Сердцу сияй"). Так неожиданно, но вполне в духе Жуковского, трансформируется текст, начавшийся, казалось бы, в однозначно-политическом ключе.

Очевидна и связь "Молитвы русского народа" с историческим контекстом 1815 г. -- празднованием победы над Наполеоном . Именно в этот момент, когда Англия и Россия как союзницы вместе сокрушили Наполеона, не могло быть ничего обидного в том, что в России воспользовались для торжеств мелодией и идеей английского гимна. Совершенно закономерным стало появление в тексте Жуковского строфы, специально посвященной воинам-освободителям:

Воинство бранное,

Славой избранное,

Боже, храни!

Воинам-мстителям,

Чести спасителям,

Миротворителям

Долгие дни!

В этих строках для современников звучало напоминание о двух этапах только что закончившейся войны: изгнании врага из пределов отечества, совершившемся после отступления ("мстители", "чести спасители"), и заграничном походе, принесшем мир Европе ("миротворители").

Вернемся теперь к первой строфе (или "Молитве русских"), поскольку именно она распевалась "на голос: God save the King", и здесь сосредоточимся на выраженной в ней идее монарха. На наш взгляд, именно уникальность исторического момента сделала возможным для Жуковского перевести славу, победоносность, равно как великодушие и гуманность в статус постоянных и неизменных характеристик русского царя (см. в первой строфе: "славный", "хранитель", "смиритель", "утешитель"). Напомним, что в английском гимне неизменными характеристиками монарха являются лишь милость и великодушие ("gracious King", "noble King"), а победу и славу призван ниспослать ему Бог:

Send him victorious,

Happy and glorious...

(ср. также уже цитировавшуюся вторую строфу "O, Lord...").

Мы видим, что принадлежность "Молитвы" Жуковского к той краткой эпохе "славы и восторга", когда "чувства народной гордости и любви к государю" без натяжки и усилий отождествлялись в общественном сознании, легко вычленяется из самого текста. Для данного стихотворения время создания -- не случайное обстоятельство, а факт, определивший его природу.