С этими и другими противоречивыми сторонами болгарского исихазма в значительной мере было связано возникновение так называемой Тырновской книжной школы. Она оформилась в последней четверти XIV столетия и сумела создать свои традиции, которые не оборвались и после османского завоевания страны.
Наиболее заметной фигурой в литературе эпохи Второго Болгарского царства по праву считается патриарх Евфимий Тырновский, духовное становление которого было связано с рядом болгарских, византийских и афонских монастырей. Пользуясь поддержкой болгарского царя Ивана Шишмана, он предпринял грандиозное "исправление книг" в Болгарии. Как известно, Болгарская церковь должна была в очередной раз обосновать в своем стремлении к независимости от греческой Церкви право литургического использования языка, не освященного традицией. Ведь в Византии, как и встарь, опасались, что использование православной славянской Церковью Священных текстов на "варварском" языке способствует распространению "ошибок", то есть ересей (а еретические движения, действительно, всегда находили благодатную почву среди балканских славян). Отсюда основным объектом реформы Евфимия стали, прежде всего, литургические тексты. Ревизию таковых он совершал с целью устранения двусмысленных значений тех или иных фрагментов и ради создания жесткой преграды для возникновения ересей. "Непоколебимая сила догмы" должна была достигаться посредством проникновения в суть каждого слова евангельских и святоотеческих текстов. И эту суть следовало четко обозначить лексически, орфографически и синтаксически. Если слово имело несколько значений, то в каждом конкретном случае его употребления следовало строго определить требуемое значение при помощи особого правописания. Для этого вводились ударения и надстрочные знаки по образцу греческой азбуки, устанавливались незыблемые правила использования носовых гласных, "ера" и "еря", создавалась новая славянская богословская терминология, которая часто представляла собой непосредственные кальки с греческого языка.
О критериях Евфимиевской реформы не сохранилось прямых сведений, но общие ее основания становятся ясны по трудам Константина Костенечского, одного из самых значительных представителей "Тырновской школы", созданным уже после падения Второго Болгарского царства в Сербии при князе Стефане Лазаревиче. Из них можно вывести, что Евфимиевская языковая реформа имела две главные цели: во-первых, создать единые нормы для исправления книг; во-вторых, придать церковнославянскому языку как "Священному" чистоту, близкую к чистоте греческого. В своем трактате об орфографии, написанной для сербов, Константин Костенечский изложил теорию генеалогического развития Священных языков. По ней церковнославянский язык является порождением греческого и древнееврейского, соответственно, "матери" и "отца". Однако имелась в виду, очевидно, не о физическая генеалогия, а духовная, поскольку язык ценен вне материально осязаемой структуры, как прямое орудие Божественного Откровения. В свете исихастской доктрины языковое выражение - не только форма, но настоящая духовная субстанция. Кто говорит "Бог", тот имеет дело не просто с символом Божества, но с самим Божеством. Тайна слова идентифицируется с тайной души, и поэтому письмо есть деятельность духовная. Языковая точность является религиозной истинностью, и стиль вербального выражения соответствует мистическому созреванию того, кто жаждет "исихии".
Реформа Евфимия обладала рядом достоинств. Среди них в первую очередь можно упомянуть стремление к созданию унифицированной нормы литературно-книжного языка, возникновение многочисленных переводческих и книгописных центров, усиление внимания к каллиграфии и искусству художественного оформления книги. Но наряду с ними она имела и отрицательные стороны. По сути дела, "исправление" являлось своеобразным возвратом к "классическому" правописанию времен Кирилла и Мефодия. Язык литературных переводов отягощался множеством буквализмов, заимствованных из греческого. Новые переводные тексты были трудными для понимания, ибо в результате реформы увеличилась дистанция между литературно-книжным и живым разговорным языком. Усилилась и церковная цензура: работа скрипториев контролировалась "недреманным оком" патриарха, и в этот период в Болгарии почти не переводятся памятники светской, нецерковной литературы.
Направление, в котором Евфимий и его сподвижники вели исправления литургических текстов и устанавливали новые языковые нормы, было консервативным. Местный церковнославянский язык, в том числе и в письменной практике, отражал в XIV в. эволюцию, которая предшествовала новой фазе развития, определяемой современной наукой как "среднеболгарская". Тырновские реформаторы осудили эту тенденцию и попытались восстановить исконно древнеславянскую структуру. Поскольку, по их убеждению, язык не мог быть плодом импровизации (и в особенности не мог им быть церковнославянский из-за сакральной его функции), постольку грамматические и орфографические нормы должны обеспечивать наибольшее соответствие Божественной форме, в которую Провидение изначально облекло слова Евангелия, переведенные первыми славянскими апостолами.
Помимо непосредственно религиозных целей тырновский языковой консерватизм способствовал дальнейшему сохранению жизненности церковнославянского языка во всем ареале Slavia Orthodoxa. Когда Тырново подчинилось Оттоманской империи, те же "антидиалектные" критерии смогли перекочевать в Сербию и несколько позже на Русь. Однако обновление славянской церковной литературы в конце XIV - начале XV в. получило значительный импульс не столько даже в отношении грамматической, синтаксической и орфографической точности, сколько в плане стилистики. Помимо правки литургических текстов, Евфимий Тырновский и его последователи развивали агиографический и панегирический жанры литературного творчества. Повествуя о жизни святого или восхваляя некую видную личность, писатели болгарской школы создали образцы необычайно изысканного стиля, стремящегося выделить все оттенки, музыкальность, аллюзии, таящиеся в словах и словосочетаниях. Все это породило новую (хотя и питаемую более древним византийским историческим опытом) литературную технику, впоследствии названную стилем "плетения словес".
При осуществлении реформы произошло органичное усвоение некоторых тенденций предыдущей литературной эпохи. От XIII в. писатели Тырновской книжной школы позаимствовали такие черты, как патриотизм и особое внимание к историзму. В то же самое время в болгарское литературное развитие ими было привнесено много нового. Эта новизна не заключалась в одном только стиле "плетения словес", своего рода "метафрастике" - то есть наборе литературных приемов, разработанных византийским ритором Симеоном Метафрастом. Употребление этого стиля являлась не самоцелью, а способствовало проникновению в мир "внутреннего" человека. Отсюда, помимо стремления к словесной орнаментальности, в этом стиле имеет место тенденция к повышенной взволнованности и эмоциональности. И последняя состоит не просто в наличии риторических вопросов, авторских восклицаний или неприкрытого писательского изумления. Она выражается также в обостренном интересе к живой природе. Важной чертой стиля Тырновской книжной школы являлся и автобиографизм. Эмансипация человеческой личности постепенно разрушала типичное для Средневековья правило авторской анонимности. Книжники начинают обозначать свои имена при создании собственных произведений и делать себя их активными персонажами. Поэтому стиль Тырновской книжной школы не сводился к лингвопоэтическому явлению "плетения словес" - это особый "экспрессивно-эмоциональный" стиль, воплотивший в себе ряд новых веяний эпохи.
Этот стиль как искусство слова, призванное одухотворять речь, был чрезвычайно быстро воспринят русскими писателями и уже в конце XIV - начале XV в. достиг на Руси своего наивысшего совершенства. Один из первых носителей так называемого "второго южнославянского влияния" - болгарин Киприан (умерший в 1406 г.) - нашел пристанище на Руси.