В начале 1703 года по возвращении Петра после победы “над шведы и по взятии крепостей Шлотбурга, Ямбурга и Копорья” в Москве был устроен триумф и возведены учителями Славяно-греко-латинской академии врата с аллегорическими изображениями, которым сопутствовало печатное описание с подробным толкованием и панегирическими стихами. Тираж по тем временам был огромный - 1200 экземпляров. Образный и содержательный строй использованных в оформлении врат изображений основывался на аллегорическом и символическом истолковании античного мифа.(19)
О том, что подобная программа военного триумфа все еще плохо воспринималась обществом свидетельствует тот факт, что в 1704 году префект академии Иосиф Туровойский добавил к описанию новых триумфальных врат подробное обоснование использованной в них образной системы.(20) Он аргументировано доказывал право художника на обращение к “различным эмблематам, симболам и изобретеньям пиитическим”, основанным на античном мифе и обосновывал место данной образной системы в художественной культуре своего времени. “Удивишеся преславный читателю, яко торжественныя сия врата (якоже и в прошлых летах) не от божественных писаний, но от мирских историй, не святыми, но или от историков переданными, или от стихотворцев вымышленными лицами, и подобиями от зверей, гадов, птиц, древес, и прочих вещь намеренную изобразуем” - утверждал Туровойский, и продолжал - “ведати тебе подобает. Первое: яко сия не суть храм, или церковь во имя некоего от святых созданная, но политическая, сиесть гражданская похвала труждающимся...Второе: (…) аще писание божественное различныя вещи в различных образах являет, и мы, от писаний божественных наставление восприемше, мирскую вещь мирскими образы явити понудихомся и славу торжественников наших, и образе древних торжественников, по скудости силы нашея потщахомся прославити.”(21)
В тезисной форме идеи академического префекта сводились к следующему: аллегория и символ, основанные на античном мифе, необходимы для оформления светского пространства земной жизни человека; аллегория и символ могут быть также основаны на образах Ветхого и Нового Завета; они могут параллельно сосуществовать в едином художественном континууме, создавая систему двойного отражения человеческого бытия.(22)
Следующим этапом в процессе обучения, после разглядывания аллегорических картинок и чтения к ним пояснений, стало появление учебного пособия - в 1705 году вышли “Символы и эмблематы”.
В этой цепи познания и обучения вполне логично выглядело появление в описании “Врат триумфальных, строенных трудами исконных учителей ...” 1709 года, цитат из античных авторов в оригинале и переводе со ссылками на источники. Специальному разъяснению здесь подверглось лишь слово “апофеозис”.(23)
События общественной жизни первого десятилетия XVIII века показали, что новый для русской культуры язык был частично освоен, а его понимание обеспечено необходимым словарем. Естественно предположить, что и в других сферах жизни и деятельности появятся аналогичные дидактические пособия, переведенные на русский язык.
Поскольку в оформлении обиходного пространства человеческой жизни архитектура бесспорно играет ведущую роль, отражая в своих абстрактных формах его эстетическую модель, весьма вероятно, что очередным учебником должна была явиться книга по архитектуре. Действительно, в 1709 году в ряду технических и фортификационных пособий вышло “Правило о пяти чинех архитектуры Джакомо Бароция Девигнола”.
Если причина обращения к “Символам и эмблематам” как учебнику барочной культуры вполне понятна, то выбор из весьма обширной архитектурной библиотеки Западной Европы именно трактата Виньолы требует обоснования.
Первые два издания “русского Виньолы” - 1709,1712 гг. - представляют собой компилятивные сборники, лишь частично, процентов на 60, воспроизводящие оригинал. Текстовая часть и примерно 1/5 чертежей - практическое дополнение к трактату, отражающее реалии европейской архитектуры, возникшие уже после публикации трактата самим Дж. Б. да Виньолой в XVI веке. Подобный труд, изданный в Европе, обязательно содержал бы в названии наряду с именем автора трактата - имя издателя-составителя, которому принадлежали все дополнения. Ряд имен зодчих и строителей , бравших на себя труд издания архитектурных книг огромен, так как европейская архитектурная мысль активно обращалась в XVII веке к трактатам итальянцев XVI столетия, дополняя, адаптируя и компилируя их сообразно своим вкусам и запросам.(24)
В России незрелое личностное сознание не только игнорировало имя составителя, но опустило имя автора. В книжных реестрах издание было названо - “Архитектурная книга как фундамент строить повелением царского величества грыдырована и напечатана сия книга в Москве... в 1709 году.” Следовательно, выбор основы для первой, переводной, архитектурной книги имел достаточно произвольный характер и мог определяться степенью популярности, то есть количеством изданий, и простотой изложения выбранного первоисточника. По этим двум параметрам трактат Виньолы - вне конкуренции.(25) Существенным фактором была принадлежность книги итальянскому автору. Косвенно это подтверждает повышенный интерес к Италии и итальянскому, восприятие всего с нею связанного в превосходной степени, о чем свидетельствуют путевые записки и дневники русских людей, ездивших в Европу на рубеже XVII и XVIII вв.(26)
В ряду оригинальных архитектурных трактатов книга Джакомо Бароццио да Виньолы была самой лаконичной. Автор не утомлял пространными рассуждениями и большим объемом текста, концентрируя всю информацию в чертежах, и предлагал универсальную архитектурную систему, выраженную в античном ордере и закрепленную в жестких правилах незыблемых пропорций. Итальянский архитектор XVI века сделал попытку освободить зодчего от бесконечного поиска законов красоты и гармонии, предложив ему раз и навсегда готовые решения. Система Виньолы была вполне законченной архитектурной грамматикой, основанной на античном ордерном алфавите. Универсальность трактата определила его дальнейшую судьбу - он стал одним из основных первоисточников архитектурной теории и практики Европы XVII века и выдержал огромное количество переизданий, как в оригинальном, так и дополненном виде.(27)
Русский аноним предложил свой вариант издания трактата Виньолы. Его авторство - в логике компиляции, а результат работы - еще один модернизированный вариант трактата, непохожий на другие издания. Характерно, что в данном случае публикация дидактического пособия также запаздывает и следует за реалиями архитектурной практики первых лет XVIII столетия, как и в случае с появлением “Символов и эмблемат”.
Обращение к ордерному алфавиту произошло в русской архитектуре уже в конце XVII века в рамках “нарышкинского стиля”. Однако, Петровскую эпоху явно не устраивала его грамматическая система. Об этом убедительно свидетельствует перестройка А.Д.Меншиковым Лефортовского дворца. Здание было возведено в 1697-1699 гг. - во время “Великого посольства” - по воле Петра I для своего друга Ф.Лефорта, который являлся заказчиком лишь de jure, и подарено после смерти швейцарца Меншикову в 1706 году.(28)
Первая редакция постройки полностью принадлежала “нарышкинскому стилю”, но обладала одним нетипичным для своего времени качеством - последовательно проведенным в ее композиции принципом симметрии. Через 7 лет фаворит царя полностью перестроил здание, пригласив для этого итальянского архитектора М. Фонтана. Вторая редакция значительно отличалась от первой - исчез “нарышкинский” декор, усилилась симметрия, появился внутренний двор с аркадой, фасады заговорили языком строгих ордерных решений, данных в пилястровом выражении.(29) А.Меншиков в своем заказе продемонстрировал новый архитектурных вкус и пригласил иностранного зодчего, дабы получить результат из первых рук, тем самым потребность в дидактическом пособии явно обозначилась.
Отмеченная тенденция к отходу от эстетики “нарышкинского стиля” проявилась сразу же после возвращения “Великого посольства”. И если Ф.Лефорт, как было сказано выше, не успел выступить в роли реального заказчика, то Прокопий Возницын, возглавив в 1699 году Аптекарский приказ, неизбежно касался проблем строительства здания Главной аптеки на Красной площади, которую начали возводить вероятно в 1700-1701 гг.(30) В архитектуре этого сооружения еще сильна в деталях “нарышкинская” стилистика, но как и в Лефортовском дворце в композиции Аптеки довлеет принцип осевой симметрии и читается иконография европейской ратуши. Впервые здесь был применен колоссальный тосканский ордер, объемлющий первые два этажа. Он неумело расставлен, но важен как факт архитектурной практики.
Третий великий посол адмирал Федор Головин в 1702 году закончил возведение на Яузе напротив Немецкой слободы и Лефортовского дворца своей загородной усадьбы, в которой К. де Бруин отметил “деревянное здание, хорошо сложенное по правилам искусства”.(31) Фасады головинского дворца были решены поэтажным пилястровым ордером, расставленным в простенках между окнами. Это здание являло собой наиболее грамотный образец новых архитектурных приоритетов, которые с определенной долей условности можно назвать классицистическими. Ближайшее петровское окружение прониклось ими за границей и под влиянием царя, сам же Петр проявит себя чуть позже - по государственному, в масштабе города, пока же, в первые годы нового века он формирует общественное настроение.
Работа над изданием архитектурного пособия началась на позднее 1708 года и постоянно контролировалась царем, как и все полиграфическое дело, которое по его указу в этом же году переходит на гражданский шрифт. Отметим, что прежде архитектурной книги вышла “Геометрия”(32), в которой излагались основы начертательной геометрии, в том числе способы построения “спиральной или улиточной линии”(33), т.е. валюты ионической капители. Создавалась профессиональная основа архитектурного образования нового типа, для которого чертеж - обязательная стадия творческого процесса.