Юлий Самойлович Мурашковский
В детстве, — а это был конец пятидесятых, — мне подарили книгу о правилах поведения. Эта была не первая книга на модную тогда тему. Но впервые я прочитал не просто назидательные рекомендации, а историю тех или иных норм. Так я узнал, что обычай снимать перчатку перед рукопожатием возник у рыцарей. Они тем самым показывали, что в руке нет оружия. А, скажем, идти слева от дамы мужчина должен был потому, что на левом боку у него висела шпага. Идя справа, он неизбежно бил бы свою даму шпагой по ногам. Правда, дальше в книге было написано, что современным военнослужащим рекомендуется идти именно справа, чтобы не ударить даму локтем, отдавая честь идущему навстречу офицеру.
Вот это-то меня и удивило. Мне ведь твердили, что нормы поведения — это вечные ценности. Они не должны меняться. А тут выходило, что при изменении внешних условий меняются и нормы. Вот несколько примеров.
Может ли культурный мужчина садиться за стол в шляпе? Да еще на официальном приеме?
Конечно, нет, скажете вы. Культурный человек так себя не ведет.
А вот в книге о правилах поведения, изданной в Париже в 1701 году, целая глава посвящена тому, почему за столом мужчина должен сидеть в шляпе и как эту шляпу использовать, общаясь с дамами, знакомыми, "вышестоящими" аристократами и т. д.
Для женщин африканского народа рега отдаться первому встречному мужчине — вполне приличное дело. Зато для мужчины неприлично отказаться!
Нормы поведения — это только часть культуры. А как обстоит дело с другими ее частями?
Ускорение свободного подъема
Культура, как известно, — это комплекс достижений той или иной группы людей. Достижений не только поведенческих. Это и техника, и система научных представлений, и искусство, и социальное устройство, и многое-многое другое. Техника, мы знаем, меняется очень быстро. Наука тоже. Меняется и социальное устройство. Хотя еще можно услышать о неизменности искусства, но для нас уже не секрет, что это не так. Искусство меняется не менее стремительно, чем техника или наука.
Выходит, культура — это не застывшее образование, а сложная и быстро меняющаяся система.
Более того, исследования (да и наш с вами личный опыт) показывают, что культура меняется с ускорением. Если элементы первобытной культуры могли сохраняться в неизменном виде тысячелетиями, то античная менялась в течение веков, а культура нового времени могла неузнаваемо измениться за несколько десятков лет. Сейчас же изменения происходят за считанные годы. И нет оснований предполагать, что это ускорение когда-либо прекратится.
Изменения внешние отражаются и на внутреннем мире человека. Кучер и пилот авиалайнера — это не просто разные профессии. Это разные люди. У них разное мышление, разное восприятие окружающего.
Нам уже не понять, как можно съесть ногу поверженного врага, чтобы бегать так же быстро, как он; как можно испытывать радость, сжигая ведьм и еретиков. А моим собственным детям уже непонятно, как можно хранить пластинки и слушать их по сто раз. Ведь любую интересную песенку можно скачать из Интернета, послушать и тут же забыть, потому что завтра там будет еще более интересная.
Но, может быть, все это просто какие-то временные отклонения? Может быть, есть какая-то правильная культура, к которой человечество рано или поздно вернется?
Что день прошедший нам готовит?
Человечество думало над этим чуть ли не с момента своего возникновения. Но наиболее интересное началось с 17 века. Географические и этнографические открытия заставили признать, что культура не создана Творцом вместе с человеком, а создается самим человеческим сообществом. И на это сообщество влияет. Вот тут-то и возникла характерная для эпохи Просвещения идея о некоем "изначальном" человеке. Человеческие пороки, считали тогдашние философы, не характерны для самого человека, не заложены в нем. Они нанесены культурой, цивилизацией. А где-то там, внутри, прячется "изначальный" человек — добрый, умный, хороший.
Деятели Просвещения активно искали этого человека. В основном — среди народов, не "испорченных" цивилизацией. Но к концу 19 — началу 20 веков разочарование достигло апогея. "Неиспорченные" народы оказались еще дальше от европейского идеала, чем сами европейцы.
Как всегда, ученые метнулись в противоположную сторону. Нет никакого "изначального человека" — заявили некоторые из них. Культура каждого народа полностью и всецело формирует людей этого народа. Постепенно эта идея захватила этнологию и культурологию и стала господствующей. Однако и тут все оказалось не так просто.
Несмотря на все различия между разными культурами и людьми — носителями этих культур, в них обнаружились общие элементы. Только, в отличие от представлений Просвещения, эти общие элементы относятся не к человеку, а к его животным предкам. Это рефлексы. Правда, не личные, а биосоциальные, то есть рефлексы, регулирующие поведение животных в группе — стае, стаде и т. п. Среди этих рефлексов есть, например, такие, которые заставляют молодых самцов вести себя вызывающе по отношению к старым, и такие, которые вынуждают самку вожака на всякий случай держать возле себя молодого, но перспективного самца. Похоже на людей?
Не будем, однако, поддаваться внешним аналогиям. Они тоже мало что объясняют. Прошедший день представлений о культуре приготовил нам ловушку. Он оставил ряд открытых вопросов.
В первую очередь, это вопрос о том, что в поведении человека обеспечивают рефлексы, а чему приходится учиться. Например, так называемый "материнский инстинкт". Английские биологи провели серию экспериментов. Самочек обезьян воспитывали не на руках у матери, а на макетах обезьян. Им неоткуда было учиться материнскому отношению. Когда у этих самочек появились свои дети, они относились к ним, как к неживым игрушкам. Могли спокойно оторвать детенышу руку или даже голову. "Материнский инстинкт" оказался не врожденным, а внесенным культурой.
Второй открытый вопрос — это вопрос о соотношении рефлексов и культуры. Оказалось, что найти это соотношение невозможно в принципе. Поскольку оно все время меняется. Зато мы знаем, как оно меняется. Культура с ускорением снижает, а то и сводит на нет, воздействие рефлексов.
Третий вопрос — о появлении и исчезновении культур. Этнологи склонны культурой называть только то, что относится к большим группам, легко отличимым от других. Но возьмем, например, две молодежные группы — "панков" и "попперов". В смысле поведения они почти неотличимы друг от друга. Самое яркое отличие — у панков на голове хохолок, часто ярко раскрашенный, а у попперов длинные волосы. И, тем не менее, это две разные группы, каждая со своей культурой. Причем эти культуры настолько несовместимы, что панки и попперы открыто враждуют между собой.
Если же допустить, что своя культура есть у каждой группы, даже маленькой, даже почти неотличимой от других, то становится понятно: культуры возникают и исчезают на каждом шагу. Причем все с тем же ускорением. Еще живы те, кто боролся против культуры хиппи, а сама эта культура, захватив в шестидесятых чуть ли не полмира, практически умерла. Новых сторонников она уже не создает. Остались только те, кто не сумел с ней расстаться.
Простых рецептов — это от бога, а то от лукавого — найти не удастся. Культура оказалась слишком сложным явлением, чтобы подчиняться простым рецептам.
"Рок-н-ролл мертв, а я еще нет"
Итак, у нас получилась многоцветная картина. Культуры возникают и исчезают прямо рядом с нами. Они ответвляются друг от друга и сливаются друг с другом. Культуры эти стоят на двух основаниях — на социобиологических рефлексах и культурных воздействиях. Причем роль культурных воздействий возрастает, а роль рефлексов падает.
И все это еще и с ускорением.
А отсюда — целый ряд проблем, которые встают перед нами. Проблем новых, никогда ранее не встречавшихся.
ПРОБЛЕМА 1. Культуры рождаются или приходят со стороны. А, значит, их появление вызывает напряженность у носителей уже существующих культур.
Один из первых регулярных массовых рок-фестивалей проводился неподалеку от польского города Ярочина. Огромное скопление молодежи вызвало протест жителей близлежащего городка и жалобы в органы правопорядка. Жители жаловались на громкую музыку, на безобразное поведение пьяной и обколотой молодежи, на постоянные драки и т.д.
Число погибших в столкновениях в Бангалоре, административном центре южно-индийского штата Карнатака, вчера достигло 26 человек. В больницы за помощью обратилось около 200 раненых. Беспорядки продолжаются уже три дня. Причиной для кровопролития послужила первая передача по местному телевидению блока новостей на языке урду. Она вызвала возмущение жителей Бангалора, большинство которых, как и во всем штате, говорит на языке каннада. (из газеты "СМ-сегодня" от 12.10.94)
ПРОБЛЕМА 2. Культуры развиваются. А, значит, в них появляются элементы, которые не стыкуются с другими, уже бывшими ранее.
Раннехристианские секты образовались из обычных сторонников иудаизма. От прочих иудеев они отличались только тем, что были уверены в скором (при их жизни) конце света. Но конец света откладывался, поэтому для поддержания жизни секты в нее приходилось принимать сторонников других религий. Эти неофиты стали возражать против целого ряда иудаистских традиций, например, против обрезания или празднования субботы. Кстати, именно поэтому ко второму веку н. э. празднование субботы в христианских сектах постепенно сменилось празднованием воскресенья.
ПРОБЛЕМА 3. Культуры умирают. Но остаются в живых их носители. И они не могут жить нормально вне своей культуры.
Африканские рабы, увезенные в Америку; российские крестьяне, потерявшие землю после отмены крепостного права; пожилые люди после развала Советского Союза... Что общего между этими группами? К сожалению, общее — это массовая волна самоубийств. А оставшиеся в живых, в основном, оказались морально раздавленными. Африканцы и российские крестьяне оправились через два-три поколения, бывшие советские пожилые люди пока прежнюю массовую активность так и не восстановили.