Интерес к общественному сознанию был свойственен отечественной историографии с самых первых шагов ее развития. Уровень науки изначально, конечно, не позволял историко-психологической тематике выделиться в самостоятельный предмет исследования, но в качестве важной составляющей она присутствовала в трудах российских ученых всегда. «Нравами эпохи» объяснялись особенности протекания политических событий, «странности» социальных институтов и пр. Главным, в данном случае, является понимание того, что сознание, представления, мыслительные и поведенческие стереотипы людей далекого прошлого могут отличаться от современных. Несмотря на кажущуюся очевидность, факт этот отнюдь не всегда принадлежал к числу общепризнанных. Напротив, для XVIII в., времени, с которого мы ведем отсчет существования отечественной истории как науки, характерно было представление о неизменности души человека. При случае, возможность порассуждать о «вечности» человеческих пороков и добродетелей не упускалась. Но, сталкиваясь с фактами реально не укладывавшимися в привычную схему, научная мысль, как правило, не оставалась в плену расхожих представлений.
Начало обсуждению вопросов социальной психологии было положено еще в XVIII веке. Одной из первых, привлекла внимание ученых проблема реконструкции славянского и русского национального характера.
В труде Мавро Орбини, одном из первых переводных гражданских изданий петровской эпохи, посвященных истории, читаем: «Славяне мало почитали книжную науку, и ученых людей. Не предуспевало им время внимати учению и наукам, они бо быша природою варвары, и жительствовали между такими же людьми свирепыми и варварскими...». Т.о. славяне предстают на заре своей истории народом воинственным, жестоким, варварским, ничем не отличающимся от других европейских народов на аналогичной стадии развития. Мысль эта нашла развитие в трудах М.В.Ломоносова. Особенно ярко воинственная храбрость, варварская жестокость, веселый музыкальный нрав, отсутствие коварства и злости были показаны К.Г.Антоном. Грубыми, но не склонными «к мучениям и к насилованию» видел славян М.М.Щербатов. И.Н.Болтин считал, что в развитии своего, говоря современным языком, социально-психологического облика славяне повторяли путь одинаковый для всех народов: «не должно приписывать единому народу пороков и страстей общих человечества».
Совсем по иному выглядят древние славяне в изображении И.Г.Гердера. Они совсем не похожи на германцев или римлян. Главная отличительная их черта - гуманность, миролюбие, покладистостость. Идеи Гердера были результатом не столько научной работы, сколько частью его общеисторических воззрений и проистекали из превратностей личной биографии немецкого философа, которому пришлось оставить Германию и переехать в Прибалтику, где он нашел радушный прием именно у славянского населения. Тем не менее, они получили большую популярность. «Нестрашные оружием, кроткие от природы < ...> Простота нравов без всякой злости, откровенность, тихость и человеколюбие составляли отличительное свойство народов Славянских», - писал продолжатель гердеровских идей Л.Суровецкий. Но поистине всеобъемлющую известность получили названные представления после выхода в свет трудов П.И.Шафарика: «...настоящие Славяне укрылись в Подкарпатских ущельях, всегда желая лучше платить дань другим разбойническим народам, нападавшим на них, нежели расстаться со своим мирным образом жизни, земледелием и скотоводством, и подобно прочим грабителям, заниматься убийством и разбоем».
Таким образом, наметились две противополжные точки зрения. Каждая имела своих сторонников. Первый подход поддержали Н.М.Карамзин, М.С.Дринов, Д.И.Иловайский, И.Е.Забелин, А.Н.Пыпин.
В то же время, идеи П.И.Шафарика были восприняты огромным количеством исследователей. Они были поддержаны западнославянскими учеными Я.Э.Воцелем,В.А.Мацеевским. В отечественной науке точка зрения словацкого ученого на долгое время стала господствующей - ее придерживались О.М.Бодянский, В.Н.Лешков, О.Ф.Миллер,А.Котляревский, К.Д.Кавелин, К.Н.Бестужев-Рюмин, С.М.Соловьев. В том же направлении рассуждает М.П.Погодин. Сравнивая детально «начала» русской и западной истории, он писал, «что очень удивительны для мыслящего наблюдателя, совершенно соответственные отличия физические и нравственные». К «нравственным» относятся у него народный характер, религия, образование. «Славяне были и есть народ тихий, спокойный, терпеливый», и «вера Восточная», избранная ими, оказалась созвучна этим качествам. Приняли указанные взгляды славянофилы А.С.Хомяков, К.С.Аксаков, А.Ф.Гильфердинг, И.Д.Беляев.
Дискуссия имела большой резонанс. Уже в прошлом веке И.М.Собестианским была предпринята попытка подвести некоторый итог изысканиям. В работе этого исследователя критиковались воззрения Шафарика и его последователей. Тем не менее, обе точки зрения продолжали развиваться до тех пор, пока выросший теоретический уровень науки не перевел рассуждение в несколько иную плоскость. Однако отголоски их до сих пор встречаются в литературе, главным образом, учебной и научно-популярной.
Не меньше копий было сломано в дореволюционной отечественной историографии и по поводу национального характера великороссов. Н.И.Костомаров видел противоречие между Украиной и Россией в глубоком различии национального психологического склада населения. Интересны историософские построения Н.О.Лосского, Н.А.Бердяева. Немало ценных соображений было высказано о влиянии на психологию людей климата (например, у С.М.Соловьева, В.О.Ключевского), христианства и пр.
Особое место в историографии общественного сознания принадлежит А.П.Щапову. Наследие его разнообразно. Демократ по убеждению, выстраданному всем ходом жизни, он сделал главным предметом своей научной работы народ. Одним из важных аспектов его историко-психологических исследований стал русский национальный характер или, в терминологии самого ученого, стилистически несколько тяжеловесной, «естественно-психологические условия умственного и социального развития». Для русского народа характерна «во-первых, общая посредственность, умеренность или медлительность возбуждения его нервной восприимчивости», сочетаемая со склонностью «к наиболее живому восприятию только впечатлений наиболее напряженных и сильных». Особенности эти коренятся в климатических условиях севера, воздействующих посредством «общих физиологических и психологических законов». Внимание было уделено ученым и идеологической сфере, именуемой им «социально-педагогическими условиями умственного развития»
В советской исторической науке тема «русский национальный характер», «социальная психология» в виду связанных с ней сильных идеалистических и националистических реминисценций оказалась в числе забытых. Это тем более удивительно, что первоначально с марксизмом связывались большие надежды на продвижение вперед исследований в этой области. Особенно хорошо это прослеживается в работах Н.А.Рожкова. Будучи одним из первых историков-марксистов, он в то же время оказался последним перед большим перерывом, из ученых, обращавших специальное внимание на психологию масс, обыденные представления людей прошлого, характерные черты древнерусского национального психического облика.
Следующее направление развития общественно-психологической тематики, на которое мы обратим внимание читателя, выделяется достаточно обобщенно. К нему относятся исследователи, затрагивавшие интересующие нас вопросы в ходе работы над различными проблемами социальной и политической истории, не связанными напрямую с общественной психологией. В той или иной мере обойти живого человека и его сознание не удавалось, наверно, ни одному историку. Мы остановим наше внимание лишь на самых ярких примерах «вспомогательных» историко-психологических построений.
Уже В.Н.Татищев берет в расчет изменяющееся общественное сознание. Например, развивая идею, выработанную французскими просветителями о зависимости формы государственности от естественных причин «среды обитания», помимо географических условий, размера территории, он упоминает уровень просвещения народа. В основу концепции всемирной истории им положена идея «умопросвясчения».
Внимание к интересующим нас вопросам мы находим и в трудах Н.М.Карамзина. Знаменитый историограф, со свойственной романтизму чувствительностью, пусть не научными, а художественными средствами, стремился, по возможности, верно изображать живой психологический портрет эпохи и отдельных исторических персонажей. Например, рассказывая о женитьбе князя Игоря на Ольге, Карамзин объясняет современникам, которым брак этот мог показаться неравным, а значит немыслимым: «Обыкновения и нравы тогдашних времен, конечно, дозволяли Князю искать для себя супруги в самом низком состоянии людей: ибо красота уважалась более знаменитого рода...». Это пример один из многих. В Истории Государства Российского читатель находит галерею тонко выписанных образов душевных состояний героев: Владимира Мономаха, Олега Рязанского, Ивана III, Ивана Грозного, Бориса Годунова. Но еще важнее то, что «от личных характеристик Н.М.Карамзин порой переходит к психологическим зарисовкам больших групп людей и даже народов. Со времен власти Орды и постоянного общения с насильниками Н.М.Карамзин замечает изменения в характере русского народа - появление в нем черт раболепия, хитрости, жестокости, страха, стремления к подавлению себе подобных и ослабление таких черт, как " народное честолюбие" , храбрость. Если к этому добавить его мысль по поводу влияния на характер народа крепостного " рабства" , то картина получится не слишком уж оптимистическая. Но одновременно историк оценивает воздействие на эволюцию народного характера таких явлений, как освободительная борьба против власти Орды, Куликовская битва, всколыхнувшая страну, создание централизованного государства при Иване III, конец татаро-монгольского ига, возрождение русского национального самосознания».