Таким образом, элементом культа святых мест были ритуальные практики пронимального типа (протаскивание, погружение в отверстие людей и вещей, пролитие воды и т.п.), воспроизводившие, а нередко и прямо интерпретировавшиеся как обряд “перерождения”.
Итак, пронимальная символика святых мест выражала отношение к ним как средоточиям материнской силы земли, рождающей и поддерживающей жизнь. Заметим, что поводом к паломничеству служили по сути те же ситуации, что и к использованию пронимальной магии в домашнем знахарстве: нарушения в брачно-репродуктивной сфере и в домашнем (чаще всего молочном) животноводстве, - только принявшие затяжной и тяжелый характер. Поэтому паломничество (обращение к чудодейственной силе камней с отверстиями, деревьев в дуплами и проч.) можно рассматривать как разновидность понимальной магии.
Итак, выяснилось, что пронимальная символика в святых местах выражает прежде всего прокреативные программы (брак, деторождение, нормализация супружеской жизни, здоровье людей, а также плодовитость и здоровье скота), но, как далее увидим, она активирует также и коммуникативные.
3.3. Коммуникативный аспект.
Как мы видели, пронимальная символика святых мест служила сигналом к осуществлению коммуникативной практики – паломничества: погружения на время в мир дорог. Эта практика включала в себя ряд коммуникативных программ:
пространственного перемещения (путешествия): “По обету шли в Качем, - описывает свой путь к местной святыне жительница северодвинского села Борок. - Волок*** перешли девять километров, там по деревням. Там до Керги волок, опять тридцать километров волок до Качема. Там часовенка есть… Туда на Качем шли только по обету – потому и шли, что дальняя дорога, трудишься много… Если обвет, дак он далёко должен быть.”(АМАЭ, д.1623, л.7, 13. Архангельская обл., Виноградовский р-н, 1988 г.). Роль жертвоприношения играла не только принесенная паломником вещь, но и сам его путь – чем он дальше и дольше, тем лучше. Поэтому в наиболее важных случаях ходили к дальним (региональным, общероссийским) святыням. Путь же к местной святыне занимал обычно сутки (туда и обратно), что и поределяло радиус ее действия (30-60 верст, в зависимости от проходимости дорог).
Интенсивные контакты паломников: -- - - между собою (в пути и у самой святыни): рассказывали друг другу о своих бедах и обстоятельствах, их сюда приведших, делились способами преодоления аналогичных несчастий (напр., лечения болезней); именно так – от попутчиков – нередко узнавали заговоры и приемы лечения; - - - с жителями попутных деревень, где останавливались на ночлег (если путь занимал более суток); - - - со святым старцем, спасеником , а иногда и местным юродивым-хранителем святого места. Визит к старцу составлял необходимый элемент паломничества: у него просили совета и благовсловения, искали исцеления и помощи. В результате у него концентрировалась вся информация, приносимая паломниками (в основном об их несчастьях и приемах избавления от них – т.е. кризисная информация);
Массовое стечение народа, особенно в храмовые и часовенные праздники. В каждом из святых мест особенно почитаемы определенные дни, к которым и старались приурочить паломничество; в эти же дни сюда стремились профессиональные странники, для которых путешествие от одного святого места к другому было образом жизни и средством ее поддержания (разнося по деревням и продавая крестики, просфорки, а иногда кусочки мощей и другие святости, собирая деньги на святые места, берясь отнести туда денежные и другие приношения, они кормились подаянием, которое богомольцам давали с большей готовностью, чем простым бродягам). Если паломники в основном поддерживали связи сакрального центра с округой, то странники – еще и связывали его с другими аналогичными центрами, поддерживая сетевую структуру. Массовое стечение народа было в глазах населения характеристикой святых мест (их называли прощи, поскольку здесь искали прощения грехов), войдя в поговорку: “Идут, как на прощу”, - говорили в деревнях, когда собиралось большое количество молодежи на гуляние или множество гостей съезжалось в какой-нибудь дом.
Гуляния, игрища, другие формы общения молодежи. Девушки нередко знакомились здесь с местными парнями, специально являвшимися с гармонью и песнями. (АМАЭ, д.1623, л. 7, 13, 67). По нашим наблюдениям, часто совершали паломничество туда же, откуда брали девиц в жены (такое положение мы зафиксировали, напр., на р.Пинеге и ее притоках Суре, Нюхче и Вые).
Торжки и ярмарки обычно устраивались у почитаемых святынь (монастырей, храмов) в дни наибольшего стечения паломников. Таким образом, к демографическим функциям сети святых мест (циркуляция информации, связанной с рождаемостью, брачностью, здоровьем и смертностью населения, и нарушениями в этой сфере – т.е. информации наиболее адаптивно значимой) прибавлялись экономические (движение товаров и средств).
Расположение святыни на пересечении дорог, у слияния рек, у переправ и мостов в коммуникативных узлах местности. Для обетных часовен и крестов специально выбирали наиболее посещаемое место: “Место выбирали – на угоре, да на видном месте, чтобы где людей больше ходит, - объясняли мне принцип выбора на р.Вые. – Всё у дороги ставят: мимо идут – помолятся, и пугать не будет…”(АМАЭ, д.1646, л.3, 6-7. Архангельская обл., Верхнетоемский р-н, 1989 г.). Ставили на водоразделах, у лесных избушек, где встречались путники и охотники из деревень, располагавшихся в разных речных бассейнах. В ряде случаев сакральные центры возникали на месте лесных охотничьих избушек. Обетные кресты и часовенки отмечали также границу локальной группы – место, где обычно прощались с отъезжающими в дальний путь. Пример – холм Солонуха на выезде из куста селений по р.Вые (на холме у дороги стоит крест, под холмом – часовенка) или часовенка св.Николы в самом дальнем углу куста деревень по р.Суре, у начала дороги через водораздел, ведущей на Северную Двину.
аким образом, пронимальная символика отмечала важные в коммуникативном отношении точки территории, места интенсивных контактов и – служила сигналом к таким контактам. Выше нам уже приходилось замечать, что она (как и вообще символика материнства) заключала в себе определенный тип коммуникативных программ (именно – объединительные). Маркируя вышеупомянутые точки местности, она активировала именно эти программы (интенсивные контакты, максимальную открытость и доброжелательность, табу на ссоры и брань, считавшиеся в святом месте страшным грехом).
Вообще дорога в народных представлениях – сфера отчуждения, опасная и тревожная. Уходящие в путь запасались оберегами, настраиваясь на избегание встречных и отношение к ним как к врагам. Святое место, отмеченное знаками “материнства”, как бы исключалось из этой сферы: становилось островком “дома” в мире дорог. Здесь отменялись законы отчуждения и действовал коммуникативный принцип дома (табу на деструктивное поведение и поощрение интегративного).
* * *
Таким образом, и в этом случае пронимальная символика выполняет роль проводника (транслятора) сигнала из демографической сферы в коммуникативную. Интенсификация территориальных коммуникаций оказывалась реакцией на нарушения в демографической сфере. Связь между ситуацией и реакцией осуществлялась посредством святых мест и маркировавшей их символики “материнства”. Схема:
Демографические – Пронимальная – Интенсификация
Нарушения символика территориальных коммуникаций святых мест
Здесь опять то же сцепление коммуникативных и репродуктивных кодов, с которым мы сталкивались, рассматривая символику полой утвари и пронимальную магию.
Большинство обетных святынь посвящено свв.Николе и Параскеве Пятнице: в почитании их слились две идеи – дороги и материнства: еще одно проявление того же сцепления.
Несколько слов в заключение. Выставка, ставшая реализацией изложенных рассуждений о пронимальной символике, была развернута в стенах Музея Антропологии и Этнографии им.Петра Великого (Кунсткамеры) в Санкт-Петербурге. Об основании Кунсткамеры существует легенда: будто Петр 1, гуляя по стрелке Васильевского острова, заметил “дерево-монстр” - сосну, у которой толстый сук врос обратно в ствол, образовав “воротца”. На этом месте он и повелел основать первый российский музей.146 Заметим еще, что сосна эта росла на мысу, где соединяются два русла Невы – как раз в таком месте, в каких обычно располагались святые места.