В женской бытовой магии активно использовались и другие вещи с отверстиями - в ситуациях, которые традиция определяла как испуг, уроки, тоска, килы, кикмора, огненный змей и т.п. - в терминах , перевод которых на современный язык требует специального анализа. За каждым из них - определенный набор коммуникативных и иных (напр., демографических) ситуаций.
2.1.Испуг
Детей и взрослых от испуга (та же напасть называлась в разных местах исполох,
уполох, ополох, переполох, исторопь, отороп, ляк и т.д.) лечили чаще всего водою, пролитой сквозь дверную скобу: ею сбрызгивали заболевшего, обмывали ему лоб, темя, руки, либо поили.68 Детей, заболевших от испуга бессонницей, протаскивали под куриным насестом или упавшим дубом (АМАЭ, д. 1242, Гомельская обл. и р-н, Брянская обл, Климовский р-н, 1982 г.). Вятский способ: связывают круг из мочала и в этот круг продевают голову заболевшего:
“Снимаю рев, испуг, переполох, двенадцать родимцев”69 . Протаскивали детей в дупла или развилки ветвей священных деревьев, обмывали их водою святых источников. Все эти манипуляции подразумевают обращение к защитной силе материнства. Во всяком случае, сопутствующие заговоры обращаются именно к ней и ее персонификациям (Мать Сыра Земля, Богоматерь или родная мать):
“Как Мать Сыра Земля не боится не стуку, не бряку; так бы и раб Божий или
раба Божия (имя и отчество) не боялась ни испугу, ни переполоху”70
“Пресвятая Божья Матерь Богородица шелковой кистью опахивает и обмахивает весь белый свет и сырую землю. Измолюсь я раба Божия Таня: Пресвятая Божья Матерь Богородица. Не опахивай. Не обмахивай весь белый свет и мать сырую землю шелковой кистью” - “Здесь как же? - запнулась женщина. - Надо ведь помянуть-то и матерь, и робёнка...” и продолжила: “А опахивай и обмахивай раба (рабу) Божию (робенка имя), от материньского порожденья (матери имя), ее благословленья, опахивай все исполохи, уполохи, порчи, уроки, всякие прикосы, всяки вислокосы” (АМАЭ, ф.К-1, оп.2, д.1647, л.9. Архангельская обл.. Пинежский р-н, 1989 г.).
Пронимальная символика как средство от испуга соседствует (и ваимозаменяема) с другими символами материнства. Вместо воды, пропущенной сквозь скобу, можно было сбрызнуть ребенка водою изо рта матери71 . На р.Пинеге мать в бане “обкачивает робёноцька с себя: поставя к себе на колени - да с лица и окотят.”(АМАЭ, ф.К-1,оп.2, д.1647, л.7. Архангельская обл., Пинежский р-н, д.Шиднема, 1989 г.). На Северной
Двине мать при этом держит ребенка “ меж ногах, тут, под родами-то” 72 Подобные меры принимали и профилактически: сразу же после родов мать обмывала младенца с себя: “От чего зародился, от того и лечился: Родимой родимец, бойся, устрашайся родимой мати, мати родами родила, родами излечила.”73 На Вятке мать смачивала лоб заболевшего своею слюной,74 в Полесье - обтирала лицо, темя и ручки ребенка своей нижней рубашкой, смоченной в моче: “Яка маци радзила, та и адлячила “(АМАЭ, д.1242, Гомельская обл. и р-н). В Череповецком у.Новгородской губ. мать садилась,
задрав рубашку, голым телом на лицо заболевшего, приговаривая: “Коя мать родила, тоя и болести изсушила”.75 В Полесье так же лечили черную болезнь (припадки, происходящие, по местным верованиям, от испуга). На Пинеге от испуга окачивали ребенка с материной рубашки (АРЭМ, ф.к-1, оп.2, д.1646, л.88. Архангельская обл., Пинежский р-н, с.Сура). Вообще, по широко бытующим представлениям, от испуга “всех лучше мати ладят, а по бабкам ходят - да еще не по крови придется - не по крови бабка робёнку”.(АМАЭ, ф.К-1, оп.2, д.1647, л.2. Архангельская обл., Пинежский р-н, д.Шиднема, 1989 г.).
* * *
Теперь надо точнее представить коммуникативную ситуацию, обозначавшуюся как “испуг”, и программу поведения, определявшуюся как “лечение испуга”. Эту манипуляцию совершали в нескольких случаях ( назовем наиболее характерные: долгое отсутствие и странствия человека, смерть кого-л. в доме, болезнь ребенка).
Странствия.
Рассказывает жительница с.Благовещенск (в Архангельской обл.. у слияния рек Устьи, Ваги и Кокшенги):
“Мати поругала лесными - щас милицией ругают, а тогда лешаками. Говорит: - Понеси тебя леший! И девочку унес леший. Возвращаются - они всё время боятся чего-то. Всё будто каки-то люди имают его. То вот бабушки, говорят, что на испуг каки-то слова дуют* ).” (АМАЭ, ф.К-1, оп.2, д.1646, л.15. Архангельская обл.. Верхнетоемский р-н, с Усть-Выя. 1989 г.).
Другой подобный эпизод записан на Северной Двине:
“А за Уйтой девочка потерялась - её матка прокляла. Молебен отслужили - нашли потом: сидит, в реке ножками болтает. Рассказывала, что кормил её дедушка** : Она напуганная была, надо ладить*** . Которы долго-то в лесу - так они и человека боятся:”(АМАЭ, ф.К-1, оп.2, д.1623, л.34. Архангельская обл.. Виноградовский р-н, с.Борок).
О людях, которые долго бродили вдали от дома, терялись в лесу, пропадали на чужбине, уходили внезапно, не сказавшись родным, говорили, что их “водил леший”. Возвращаясь, они сохраняли на себе печать дорожной тревожности, так что их надо было ладить от испуга. Надо заметить, что традиционное значение этого слова (“испуг”)отлично от современного: в народном понимании “испуг” - не только эмоциональное состояние, но и коммуникативная ситуация. В наших полевых записях и архивных материалах имеется множество описаний этого состояния. Информанты отмечают:
- психические отклонения:
“Он вернется - дак уж он не в себе”
“так вот теперь и ненормальная. Как леший поводит, так вот и ненормальные
выходят. А как испугаешься, то на родимец надо слова подуть”.
“У него тоже было по нервной, так всё голова тряслась”(АМАЭ, ф.К-1, оп.2, дд. 1621, 1646, 1647 , Архангельская обл., Пинежский, Верхнетоемский и Вельский р-ны, 1988-89 гг.).
- избегание людей, стремление к уединению: “Иногда и скоро увидят (заблудившегося в лесу. - Т.Щ.), а поймать не могут: всё бежит прочь, да дальше: А когда поймают, да приведут домой, парень не скоро в себя придет: долго ходит как дикой и вид в нем неловкой.”76 Время от времени их тянет снова уйти. Они бродят в лесу. В с.Шеговары на р.Ваге (вАрхангельской обл.) мы разговаривали с пожилой женщиной. В молодости, по ее словам, ее “водил леший”, после чего она долго не могла вернуться к нормальной жизни:
“Я не была себе хозяйкой, вспоминает она о том времени. - Я нормальная была, не больная, но: иной раз тянет куда-то подхватиться и идти - я иду, иду” (АМАЭ, ф.К-1, оп.2, д.1569, л.73. Архангельская обл., Шенкурский р-н, 1987 г.).
- утрату способности к речевому общению: часто после странствий возвращаются немыми или заикатыми (т.е. заиками);
- неспособность к созданию нормальных человеческих связей: как правило, такие люди остаются в бобылях или старых девах.
Обобщим: “испуг” в народном понимании - состояние отчуждения: дезинтеграции (утрата связей с сообществом: уход, выпадение из него) и декоммуникации (утрата способности к общению). “Лечение испуга”, следовательно, есть попытка и программа реинтеграции человека в сообщество. Таким образом, пронимальная символика в этом случае используется как средство (и выражение программы) реинтеграции.
Заметим, что, по поверьям, леший и иная нежить могли увести лишь того, кто был проклят матерью (отцовское или иное проклятье упоминается в данном контексте редко, чаще информанты, наоборот, отмечают, что такой силой обладало лишь материнское проклятье). Таким образом, отчуждение от сообщества осознавалось в терминах нарушения отношений с матерью; соответственно, реинтеграция в сообщество - как восстановление этой базовой связи - при помощи символов “материнства”
Смерть.
Другая ситуация, когда предпринимали меры против “испуга”, -
смерть кого-либо в доме. В этом случае также использовалась пронимальная символика.
По возвращении с похорон заглядывали в подполье, в устье и трубу печи: “Вся печаль в печь!” (Архангельская обл., Пинежский р-н; Вологодская обл., Белозерский р-н; Костромская обл.), в пустую квашню. На (или под) лавку, где лежал покойник, ставили квашню (иногда с тестом) или били об нее новый горшок (Украина).77 На Сев.Двине после похорон ходили на поветь и смотрели в щели, причем важно было именно заглянуть в дырку: “Не на что-то смотреть (ходили. - Т.Щ.), а просто в щели” 78 . Производились ритуальные манипуляции с полой утварью : в доме переворачивали всю посуду (чтобы покойник не ходил и не пугал).79 В Заонежье пекли поминальный хлеб - характерно, что он был с дыркой посередине.80
Во всех этих случаях пронимальная символика маркирует границу
человеческого и потустороннего миров, обозначая отторжение умершего, программируя прекращение всех прежних с ним связей.
В то же время меры “от испуга” призваны восстановить и подтвердить единство семейного коллектива, нарушенное смертью одного из его членов. Здесь пронимальная символика опять выступает в роли интегративной.
Детские болезни
Следствием испуга (своего или матери во время беременности) считались также некоторые детские заболевания и психические нарушения (младенческая бессонница, плач, долгое неумение говорить, немота и заикание детей, припадки родимца и черной болезни). Во всех этих случаях совершались обряды “от испуга” (в том числе интересующие нас - с использованием пронимальной и другой “материнской” символики).
Нетрудно заметить, что и здесь речь идет зачастую о коммуникативных нарушениях: неспособности ребенка вовремя освоить нормальную человеческую речь, неадекватной реакции в стрессовых ситуациях (припадки), других психических нарушениях, препятствующих нормальному включению ребенка в человеческий коллектив.
Итак, роль пронимальной магии в ситуации лечения испуга - интегративная. В случае нарушений межличностных связей или группового единства (несанкционированный уход, смерть одного из членов сообщества, затруднения в процессе приобщения к нему детей) пронимальная символика используется как средство активации объединительных программ.
Отметим еще одно обстоятельство. Сигналом к “лечению испуга” служит событие демографического ряда: нарушение в прокреативной сфере (женские и младенческие болезни), в семье (пропажа в лесу ребенка), психические болезни, безбрачие (частое следствие блужданий “у лешего”) или смерть. В этой ситуации используется пронимальная символика, активируя объединительные (т.е. коммуникативные ) программы. Таким образом, она играет роль проводника (или транслятора)сигнала из демографической сферы в репродуктивную: демографическое событие вызывает коммуникативную реакцию, а символика материнства (здесь - пронимальная) опосредует этот процесс. Это ее свойство нам встретится еще не раз. Оно связано с тем феноменом сцепления кодов (репродуктивного и коммуникативного), о котором мы говорили выше.