За столетие владимиро-суздальское искусство прошло путь от суровой простоты ранних храмов, наподобие церкви Бориса и Глеба в Кидекше и Спаса в Переславле-Залесском, до утонченно-изысканного изящества Георгиевского собора в Юрьеве.
На такой высокой ноте, на таком уровне мастерства было прервано это развитие вторжением батыевых орд. Владимиро-Суздальской земле суждено было первой принять удар. Но искусство княжества не было уничтожено окончательно, оно сумело оказать решающее влияние на культуру формирующейся Москвы, и в этом огромное историческое значение искусства Владимиро-Суздальской земли в целом.
Северо-запад Руси — Новгородская и Псковская земли — в силу своего географического положения на окраине русских земель испытывал самые разнообразные художественные влияния. Начиная с XII в. лицо новгородской культуры стала определять торгово-ремесленная среда. Новгородская торговля в XII в. приобрела международный характер. В 1136г. Новгород превратился в вечевую республику. Князь был ограничен в своих правах, а вскоре вообще выселен за черту Новгорода, на “городище”. “Показаша путь новгородцы князю Всеволоду; не хотим тебе, пойди камо хочеши”, — записано в Новгородской летописи. Княжеские вкусы проявились в первых по времени постройках начала XII в., о которых уже упоминалось, прежде всего в трех соборах, возведенных мастером Петром: Благовещенском, Николо-Дворищенском и Георгиевском соборе Юрьева монастыря. Эпическая мощь, величие, простота конструктивного решения, истинная монументальность форм особенно выразились в последнем, статическим массам которого придает динамичность асимметрическое завершение верха. Его стены захватывающе высоки и неприступны.
Но типичным храмом феодальной поры становится не этот величественный шестистолпный собор, а небольшая кубической формы одноглавая церковь с одной или тремя апсидами, из которых две боковые бывают понижены, — такая, например, как церковь Спаса на Нередице 1198г., построенная (уже в соответствии со вкусами новгородского посада) князем Ярославом Владимировичем на городище, куда он был изгнан новгородским вече.
Спас-Нередица как княжеский заказ — исключение во второй половине XII в. Отныне эти храмы становятся приходскими церквями улицы, или “конца”, они создаются на деньги “уличан” (жителей одной улицы) или богатого боярина, из местной известковой плиты, затертой раствором вперемежку с рядами кирпичей. Местный камень плохо поддавался резьбе — и новгородские храмы, по сути, не имеют декора, в нем трудно сохранить четкость, геометричность линий, как при кирпичной кладке,— и кривизна возведенных без отвеса стен, неровность плоскостей придает новгородским храмам своеобразную “скульптурность”, пластичность. Торгово-ремесленному, деловому, предприимчивому Новгороду была чужда киевская изысканная роскошь. Демократическая простота, строгость, внушительная сила — его эстетический идеал. Как говорил игумен Даниил, “не хитро, но просто”. Аналог Нередицкой церкви, с небольшими модификациями, можно найти в церкви Георгия в Старой Ладоге (вторая половина XII в.). Начиная с XII в. кирпичные храмы новгородцы стали покрывать побелкой.
Свое собственное лицо новгородская школа обретает в XII в. и в живописи. Если фресковая роспись 1108г. в Новгородской Софии характеризуется наивысшей степенью условности застылых фигур, столь привычной для ранней поры древнерусского искусства;
если во фрагментарно сохранившейся живописи Рождественского собора Антониева монастыря (1125) ощущается влияние романской и балканской школ, а в сцене “Иов с женой” Николо-Дворищенского собора очевидна классическая традиция киевских памятников, то в живописи Георгиевского собора в Старой Ладоге, где работал византийский мастер, превалирует плоскостное, линейное, графическое начало (например, в фреске “Чудо Георгия о Змие” с ее изысканным линейным ритмом и колоритом, в которой святой Георгий-змееборец воспринимается как доблестный воин, защитник рубежей земли русской). Еще сильнее орнаментальное начало прослеживается на сохранившихся ликах святых во фресках церкви Благовещения около деревни Аркажи (сейчас она в черте города), волосы и бороды которых моделированы с помощью линеарных бликов — “пробелов”.
Подлинной “энциклопедией средневековой жизни”, по словам В. Н. Лазарева, художественным выражением средневекового мировоззрения были погибшие во время Великой Отечественной войны росписи церкви Спас-Нередицы. Храм был расписан на следующий год после постройки, в 1199г. Фрески покрывали стены сплошь, снизу доверху, как ковер, независимо от тектоники стены. Их расположение традиционно, канонично. В куполе была изображена композиция Вознесения, в барабане—пророки, в парусах—евангелисты, в центральной апсиде — Богоматерь Знамение, ниже — Евхаристия, еще ниже — святительский чин, а затем Деисус. На стенах размещались Праздники (т. е. сцены из жизни Христа и, Марии) и Страсти Христовы. На западной стене, как обычно, был представлен Страшный суд, что подкреплялось надписью:
“Страшное судище”. Апостолы и ангелы со скорбью и тревогой взирали на полное греховности человечество; для вящей убедительности некоторые сцены ада снабжены поясняющими надписями: “Мраз”, “Скрежет зубом”, “Тьма кромешная”. Только в демократическом Новгороде могла родиться сцена с изображением богача, которому на просьбу “испить водицы” черт приносит пламя — визуальное свидетельство наказания богатых в загробной жизни. Надпись около голого богача, сидящего на скамейке в аду, гласит:
“Отче Авраме, помилуй мя, и поели Лазоря, да умочит перст свой в воде и устудит ми язык из(не)могаю бо в пламени сем”. На что черт отвечает: “Друже богатый, испей горящего пламени”. В церкви Спаса на Нередице отчетливо прослеживается несколько индивидуальных почерков, среди которых различаются и более живописные, и более графические, но это не лишает храмовую живопись стилистического единства. Общее впечатление от стенописи Нередицы — суровость, почти аскетизм, и непреклонность, иногда доходящие до исступления, тем более впечатляющие, что исходили не от отвлеченных византийских ликов, а от образов неповторимо-индивидуальных, неуловимыми чертами напоминающих новгородские лица. Это, конечно, не портреты, а обобщенные типы, в которых выразились присущие новгородцам черты: твердость духа, умение постоять за себя, отстоять свою правоту, характеры сильные и цельные. В росписях Нередицы нет никакого намека на светские сюжеты, весь цикл призван служить главному — наставлять в вере. В иконописи рядом с живой еще киевской традицией, когда иконы сохраняют праздничный характер, исполнены изысканным письмом, с введением золота, складывается и другая линия письма — более примитивного, в котором многое заимствовано от народного искусства. Чаще всего это краснофонные иконы. Именно на таком фоне представлены “Еван, Георгий и Власий” в иконе из собрания ГРМ (вторая половина XIII в.). Живопись построена на контрастах ярких цветов (синие, желтые и белые одежды святых на красном фоне), изображение плоскостно, графично, фигуры фронтальны, причем, чтобы подчеркнуть главенствующую роль Иоанна Лествичника (“Еван”), мастер делает его изображение подчеркнуто большим по сравнению с фигурами двух других святых. В новгородских иконах, как и в стенописи, мастера проявляют острую наблюдательность, отсюда жизненность их образов.
Интересно развивается живопись и в рукописной книге. В Юрьевском евангелии, созданном для игумена Юрьева монастыря Кириака в 1119—1128 гг., рисунок инициалов наведен одной киноварью, плоскостен, как плоскостна и древнерусская резьба; мотивы заглавных букв необычайно разнообразны, от фигуративных (изображения людей и животных — лошади под чепраком, верблюда и т. д.) до растительных. Не менее искусны были новгородцы и в художественных ремеслах. От этого времени сохранилось несколько замечательных серебряных церковных сосудов: два подписных кратира (сосуд для Евхаристии) мастеров Братилы и Косты и два сиона (церковные сосуды в виде модели храма) — блестящие произведения русских златокузнецов (все середины XII в., Новгородский историко-архитектурный музей-заповедник). “Молодший брат” Новгорода Псков долго находился под его могущественным влиянием, но со временем обрел свой выразительный художественный стиль. Около 1156 г. за городской чертой (теперь в центре Пскова) был возведен Спасо-Преображенский собор Мирожского монастыря — с сильно подчеркнутой крестово-купольной схемой плана, с массивным, несоразмерно тяжелым куполом на столь же широком барабане. Резко пониженные боковые апсиды, подчеркивающие центральное пространство, свидетельствуют об определенном греческом влиянии. Внутри собора сохранилась живопись, до конца расчищенная в наши дни, в некоторых сценах по своей экспрессивности предвосхищающая стиль Нередицы. Так в разных землях Древней Руси в местных формах, с местными модификациями рождалась одна общая идея в архитектуре, в живописи, где мозаика уступила место фреске, в прикладных искусствах. На самом высоком уровне развитие древнерусского искусства было прервано монголо-татарским нашествием. “И тоска разлилась по Русской земле, и грустная печаль течет по Земле Русской”, — сказано в “Слове о полку Игореве”.
Трудно до конца представить урон, который нанесло монголо-татарское завоевание русской земле, и без того ослабленной усобицами. В “Повести о приходе Батыя в Рязань” читаем со скорбью: “Погибе град и земля Резанская, изменися доброта ея, и не бе, что в ней благо видети, токмо дым и земля и пепел, а церкви вси погореша, а сама соборная церковь внутри погоре и почерне”. Города были сожжены дотла или разграблены, памятники искусства уничтожены, художники литье (в частности монет). Сохранилось и несколько рельефов монументально-архитектурного назначения (два XI в. найдены в стене типографии Киево-Печерской лавры и два — Михайловского Златоверхого монастыря, XI—XII вв., ГТГ). Они исполнены в красном шифере, подчеркнуто плоскостны и лапидарны. Возможно, они украшали наружные стены каких-то храмов. Впитав и творчески переработав разнообразные художественные влияния — византийское, южнославянское. даже романское, — Киевская Русь создала свое самобытное искусство, культуру единого феодального государства, предопределила пути развития искусства отдельных земель и княжеств. Искусство Киевской Руси — недолгий по времени, но один из величай ших периодов в отечественной культуре. Именно тогда получил распространение крестово-купольный тип храма. просуществовавший вплоть до XVII столетия, система стенописи и иконография, которые легли в основу всей живописи Древней Руси. А ведь мы знаем только малую часть того. что было создано в это время. Не исключено, что в киевской земле под постройками сегодняшнего дня или под побелкой соборов сохранились памятники зодчества и живописи той великой поры и они еще будут открыты в какой-нибудь счастливый для отечественного искусства и науки день.