Безусловно, установление и постепенное укрепление единовластия московских князей имело благоприятные последствия избавление от внутренних усобиц и внешней угрозы татарских походов, которые несли большие разрушения и людские потери. Однако, утверждение о нормализации внутренней жизни, установлении правового порядка, представляется, было бы неоправданным, явной модернизацией, представлением желаемого за действительное. "Тишина" была весьма относительной. Установление "тишины" не означало прекращение насилия. Насилие не только не ослабевало, но получило дальнейшее своеобразное развитие как развертывание московского насилия.
Московское насилие
На смену татарскому насилию пришло московское насилие. "Начало княжения Калиты было, по выражению летописца, началом насилия для других княжеств, где московский собственник распоряжался своевольно. Горькая участь, восклицает С.М. Соловьев, постигла знаменитый Ростов Великий...". Реалистическую картину бедствий ростовчан, в том числе родителей Сергия Радонежского, мы находим в "Житии Сергия Радонежского": "Этот ранее названный раб божий Кирилл прежде обладал большим имением в Ростовской области, был он боярином, одним из славных и известных бояр, владел большим богатством, но к концу жизни в старости обнищал и впал в бедность. Скажем и о том, как и почему он обнищал: из-за частых хождений с князем в Орду, из-за частых набегов татарских на Русь, из-за частых посольств татарских, из-за многих даней тяжких и сборов ордынских, из-за частого недостатка в хлебе. Но хуже всех этих бед было в то время великое нашествие татар во главе с Федорчуком Туралыком, и после него год продолжалось насилие, потому что княжение великое досталось князю великому Ивану Даниловичу, и княжение Ростовское также отошло к Москве. Увы, плохо тогда было городу Ростову, а особенно князьям ростовским, так как отнята была у них власть, и княжество, и имущество, и честь, и слава, и все прочее отошло к Москве.
Тогда по повелению великого князя был послан и выехал из Москвы в Ростов воеводой один из вельмож по имени Василий, по прозвищу Кочева и с ним Мина. И когда они вошли в город Ростов, то принесли великое несчастье в город и всем живущим в нем, и многие гонения в Ростове умножились. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали, а сами вместо этого удары по телам своим с укором получали и с пустыми руками уходили, являя собой образ крайнего бедствия, так как не только имущества лишились, но удары по телу своему получали и со следами побоев печально ходили и терпели это. Да к чему много говорить? Так осмелели в Ростове москвичи, что и самого градоначальника, старейшего боярина ростовского по имени Аверкий повесили вниз головой, и подняли на него руки свои, и оставили, надругавшись. И страх великий объял всех, кто видел и слышал это, не только в Ростове, но и во всех окрестностях его".
"По смерти Александра, пишет С.М. Соловьев, и Тверь не избежала насилий московских: Калита велел снять от св. Спаса колокол и привезти в Москву насилие очень чувствительное по тогдашним понятиям о колоколе вообще, и особенно о колоколе главной церкви в городе". Симеон, рассматривая город Торжок как свою собственность, послал туда за сбором дани, причем сборщики стали притеснять жителей. Новоторжцы возмутились и послали просить помощи у новгородцев, между тем последние послали в Москву сказать Симеону: ” Ты еще не сел у нас на княжении, а уже бояре твои насильничают".
Москва стала эпицентром распространения насилия. По мере присоединения, а точнее, захвата новых земель расширялось пространство московского насилия, прежде всего наместников, московских бояр, которые разбойничали подобно татарским баскакам. В целом система московского управления складывалась по аналогии с татарской на основе жесткого подчинения. Новая "московская администрация" навязывалась сверху из Москвы. Она подчинялась только великому князю. Местное население фактически было лишено права голоса. Происходило как бы замещение власти татарского хана властью московского великого князя. По мере усиления последнего влияние Орды становилось все более опосредованным. Эта замена татарского насилия московским для немосковского населения существенного улучшения не принесла. Напротив, поскольку в отличие от татарских баскаков, занимавшихся только сбором дани, московские бояре-наместники сконцентрировали в своих руках всю полноту власти на местах, и насилие приняло еще более систематический, всесторонний, неотвратимый характер. Рассказывая о возвращении Калиты от хана в 1328 г. с пожалованием, летописец прибавляет: “... оттоле тишина велика по всей Русской земле на сорок лет и пересташе татарове воевати землю Русскую". Эта ретроспективная оценка летописца свидетельствует о том, что внутреннее московское насилие во второй половине ХIУ века стало незаметным, превратилось в норму русской обыденной жизни.
Таким образом, разрушение мифов о "собирательстве" и "тишине" открывает существенную особенность становления ментального пространства русской культуры, остающуюся, как правило, за пределами внимания исследователей: возвышение Москвы положило начало раскручиванию маховика насилия, которое наполнило все ценностно-мыслительное пространство формирующейся русской культуры.
Куликовская битва
Примечательным событием в развитии ментального пространства русской культуры стала подготовка и сама Куликовская битва. Этот непродолжительный период можно было бы назвать бытием в пограничной ситуации, временем очищения, подъема, предельной мобилизации формирующегося национального духа. Для освобождения от татаро-монгольского ига были собраны все силы, которые включали не только людские ресурсы, северо-восточной Руси. "От начала мира не бывало такой силы русской, пишет летописец, князей русских, как при этом князе.Сознание правоты своего дела, непосредственной поддержки божественных сил составляли главную опору русских людей. Князь Дмитрий Ивановичперед битвой воззрев на небо с мольбою и преисполнивший скорби сказал словами псалма: “Братья, бог нам прибежище и сила". Автор "Сказания о Мамаевом побоище" пишет: "Это мы слышали от верного очевидца, которыйнаходился в полку Владимира Андреевича; он поведал великому князю, говоря: “в шестой час этого дня видел я, как над вами разверзлось небо, из которого вышло облако, будто багряная заря над войском великого князя, скользя низко. Облако же то было наполнено руками человеческими, и те руки распростерлись над великим полком как бы проведенчески или пророчески. В седьмой час дня облако то много венцов держало и опустило их на войско, на головы христиан”. Вступая в битву из засады. Дмитрий Боброк Волынец сказал: “Братья моя, друзья, смелее: сила святого духа помогает нам” .
Русским полкам противостояла огромная мощь татарского войска. Обращаясь к послам Ольгерда Литовского и Олега Рязанского, Мамай сказал: “Мне ведь ваша помощь не очень нужна: если бы я теперь пожелал, то своею силою великою я бы и древний Иерусалим покорил, как прежде халдеи”. В "силовом" мышлении той эпохи невиданная ранее концентрация сил на Куликовом поле выступала как апофеоз Силы, принявший впервые за период возвышения Московского княжества патриотический, общенациональный характер. “И тотчас сошлись на многие часы обе силы великие, пишет летописец, и покрыли полки поле верст на десять такое было множество воинов. И была сеча лютая и великая, и битва жестокая, и грохот страшный; от сотворения мира не было такой битвы у русских великих князей, как при этом великом князе всея Руси. Когда бились они, от шестого часа до девятого, словно дождь из тучи, лилась кровь и русских сынов, и поганых, и бесчисленное множество пало мертвыми с обеих сторон. И много руси было побито татарами, и татар русью. И падал труп на труп, падало тело татарское на тело христианское".
В этой битве проявилось непосредственное участие в событиях божественной реальности, которая, как полагали, и явилась решающей силой в победе русского оружия. "Видели благочестивые в девятом часу, как ангелы, сражаясь, помогали христианам, и святых мучеников полк, и воина Георгия, и славного Дмитрия, и великих князей тезоименных Бориса и Глеба. Среди них был и воевода совершенного полка небесных воинов архистратиг Михаил. Двое воевод видели полки поганых, и три солнечный полк, и огненные стрелы, летящие на них; безбожные же татары падали, объятые страхом божьим от оружия христианского. И воздвиг бог десницу нашего князя на одоление иноплеменников”. Примечательно, что в битве были задействованы все небесные силы: ангелы во главе с архангелом Михаилом, мученики, святые, в том числе Борис и Глеб. С распадом ментального пространства культуры Киевской Руси северо-восточная Русь осталась без главных святынь, которые питали преимущественно Киевскую землю. Поэтому становление русской культуры, центром которой стала Москва, не имеющая больших религиозных традиций, сопровождалось формированием пантеона святых, мучеников, имеющих местные корни. Киевские святыни как бы отошли на второй план. В отличие от киевских святых, обязанных поклонением прежде всего своим личным достоинствам, безупречному поведению и силе духа (Борис и Глеб, святые Антоний и Феодосий, печерские монахи и др.), московские святые возвышаются главным образом своими державными добродетелями, "работе" на Московское государство (московские митрополиты, Александр Невский, Дмитрий Донской и др.).