Таким образом, в первой четверти XVIII в. русская литература пополнилась целым рядом новых переводных произведений, содержавших сведения об античном мире. Ознакомление с этими книгами несомненно способствовало расширению исторического кругозора русских читателей. Однако одного лишь знакомства с переводами было еще недостаточно, чтобы читатель, хотя бы и наделенный от природы недюжинным умом, мог стать исследователем. Для этого требовалось нечто большее, а именно, правильное историческое образование. Общее представление об историческом процессе, знание древних языков, знакомство со вспомогательными [56] историческими дисциплинами, наконец, усвоение критических методов обработки исторического материала - всем этим можно было овладеть лишь путем систематического обучения в средней и высшей школе с гуманитарным уклоном. А между тем именно таких школ и не было в России.
Правда, существовали так называемые греко-латинские школы и даже академии - училища более высокого типа, полудуховного-полусветского характера, основанные в Киеве и Москве еще в XVII в.; к ним в 1-й трети XVIII столетия добавились новые духовные академии в Петербурге (1721 г.) и в Казани (1732 г.). В этих училищах обучали древним языкам - греческому и латинскому, преподавали пиитику, риторику и начатки философии. Однако специального курса по истории программами названных академий не было предусмотрено, и лишь преподаватели риторики использовали время от времени отдельные примеры, почерпнутые из трудов древних историков. К тому же надо учесть, что все преподавание в этих академиях было пронизано традициями средневековой схоластики и подчинено задачам богословия, - естественно, в ущерб светской науке.
Впрочем, и здесь бывали свои исключения. Среди воспитанников и преподавателей таких училищ встречались оригинальные люди, чья деятельность выходила за рамки церкви и чьи труды косвенно влияли и на формирование исторической науки. Одним из таких исключений был Феофан Прокопович (1681 - 1736 гг.) - выдающийся деятель русской церкви и русского просвещения, преподаватель, а затем и ректор Киевской академии, вице-президент Синода и архиепископ Новгородский, верный сподвижник Петра Великого, поддерживавший и теоретически обосновывавший все его начинания. Феофан Прокопович был разносторонним писателем, одновременно оратором и публицистом, драматургом и поэтом. Он пробовал свои силы и в историческом жанре: им было составлено несколько специальных работ по русской (главным образом о Петре) и всеобщей истории.43 В частности, античности касались упоминавшееся выше рассуждение о греческой религии, опубликованное в качестве приложения к переводу Аполлодора, и какой-то не дошедший до нас трактат об амазонках, о котором говорит В. Н. Татищев.44 Феофана Прокоповича интересовала также [57] теория историописания: этому предмету он уделил специальный раздел в своей "Риторике".45 Рассуждая здесь о пользе истории, о правилах и приемах историописания, Феофан Прокопович высказывает мысли, схожие с теми, которые лет за тридцать до этого были высказаны автором "Исторического учения".46 Точно так же Феофан Прокопович постоянно опирается на опыт великих писателей древности: им широко используются сочинения Лукиана ("Как надо писать историю", - в связи с критикой польских католических историков, позволявших себе различные вымыслы по поводу России), Иосифа Флавия, Цицерона, Дионисия Галикарнасского, Квинтилиана.
Вообще Феофан Прокопович был большим знатоком античной истории и литературы: его трактаты по теории литературы - "Поэтика" и "Риторика" - буквально наполнены ссылками на античных авторов, особенно на латинских поэтов - Горация, Вергилия и Овидия, которых он часто и помногу цитирует. Однако античность не была для Феофана Прокоповича предметом исследования; интересы этого глубоко государственного человека лежали всецело в области современной истории и литературы, и если он обращался к античности, то лишь для того, чтобы почерпнуть оттуда необходимые примеры и параллели. И тем не менее косвенно его литературная и публицистическая деятельность во многом способствовала пробуждению в русском обществе интереса к классической древности: недаром Феофан Прокопович считается одним из предшественников русского классицизма.47 Между прочим, до появления Академической гимназии единственным учебным заведением в России, где история преподавалась в качестве самостоятельного предмета, была частная школа Феофана Прокоповича. Эта школа была открыта Феофаном Прокоповичем в Петербурге, в собственном доме на Карповке в 1721 г. Среди предметов, которые преподавались в ней, были древние языки - греческий и латинский, история и даже специальный курс римских древностей.48
2. Основание Академии наук и начало специальных занятий античностью (Г.З. Байер и его последователи)
[58] Решающий сдвиг в истории русской науки и просвещения связан с основанием Петербургской Академии наук (1724 - 1725 гг.). Проект положения об учреждении Академии наук и художеств, составленный первоначально одним из ближайших сподвижников царя-реформатора, лейб-медиком Лаврентием Лаврентьевичем Блюментростом, был внимательно читан, исправлен, а затем утвержден Петром I 22 января 1724 г., после чего, 28 января, Сенат издал соответствующий официальный указ; однако первые академики, приглашенные из-за границы, начали съезжаться в Петербург лишь со 2-й половины 1725 г., и фактически академия была открыта новым указом Екатерины I от 7 декабря 1725 г.49 В первые два десятилетия своего существования Академия наук не имела настоящего устава, и вся ее жизнь определялась Проектом положения, который был утвержден Петром I. Согласно этому Проекту, Академия подразделялась на 3 класса: 1) математический, 2) физический и 3) гуманитарный. О составе этого третьего класса в Проекте было сказано так: "Третей клас состоял бы из тех членов, которые в гуманиорах и протчем упражняются. И сие свободно бы трем персонам отправлять можно: первая б - элоквенцию и студиум антиквитатис обучала, 2 гисторию древную и нынешную, а 3 право натуры и публичное, купно с политикою и этикою (ндравоучением)".50
Как видим, в гуманитарном классе нового академического центра науке об античности отводилось видное, можно даже сказать, заглавное место. Предполагалось иметь двух соответственных специалистов: одного - по классической филологии (элоквенции) и изучению греко-римских древностей (студиум антиквитатис), а другого - по истории, в ее, впрочем, целостном, недифференцированном виде. Надо думать, что санкционированное Петром I включение классической филологии и античной истории в круг ведущих академических дисциплин свидетельствовало о понимании учредителями новой Академии той роли, которую призвано было сыграть [59] классическое образование в приобщении русских людей к традициям европейского классицизма и гуманизма, в сближении таким образом русского общества с западноевропейским просвещением и культурой. Так или иначе, гуманитарные науки ( и между ними - антиковедение) с самого начала объявлялись неотъемлемой частью того "социетета наук и художеств", который, по мысли учредителей, и образовывал Академию. Позднее, после того как в 1747 г. был принят новый академический устав, гуманитарный класс был уничтожен, однако очень скоро (в следующем, 1748 г.) при Академии были созданы Исторический департамент и Историческое собрание, которые до известной степени компенсировали отсутствие в Академии специальных исторических кафедр.51
Согласно проекту 1724 г. Петербургская Академия наук должна была выполнять роль одновременно и научного и учебного заведения. В связи с этим предполагалось открыть при Академии Университет и Гимназию; преподавателями в этих заведениях должны были стать соответственно академики и их ученики - адъюнкты. Университет должен был состоять из 3-х факультетов: юридического, медицинского и философского. Проект не предусматривал открытие в Университете специального историко-филологического факультета: подготовку необходимых специалистов предполагалось осуществлять непосредственно в самой Академии, силами соответствующих академиков 3-го класса. Однако на деле так произошло и с другими специальностями. За недостатком студентов пришлось отказаться от мысли сразу же открыть правильно организованный Академический университет. На первых порах роль такого Университета исполняла сама Академия: все академики именовались профессорами и в качестве таковых должны были регулярно выступать с публичными лекциями и вести занятия с академическими студентами. Чтение академиками публичных лекций началось в январе 1726 г.; в объявлении, опубликованном Академией по этому поводу, среди академических лекторов вторым после знаменитого математика Д. Бернулли упомянут Г.-З. Байер, "антиквитетов профессор", о котором было сказано, что он "древностеи греческие, манеты и достопамятные вещи ветхого Рима изъяснит"52
Что же касается Академического университета, то он фактически начал существовать лишь с 1747 г. По новому академическому [60] регламенту, принятому в этом году, в Университете должны были читаться лекции по трем циклам наук: математическому, Физическому и гуманитарному. Преподавание поручалось теперь специальным профессорам, отличным от собственно академиков. В числе профессоров Университета, предусмотренных регламентом 1747 г., названы "профессор элоквенции и стихотворства" и "профессор древностей и истории литеральной", а в учебном плане Университета наряду с другими предметами фигурируют латинский и греческий языки, латинское красноречие, древности и история литеральная. Возглавлять Университет должен был ректор, который одновременно был официальным историографом. Упоминавшееся выше Историческое собрание должно было координировать деятельность академиков и профессоров Университета в области гуманитарных наук.