Массовая культура, будучи одним из самых ярких проявлений социокультурного бытия современных развитых сообществ, остается сравнительно мало осмысленным феноменом с точки зрения общей теории культуры. Интересные теоретические основания исследования социальных функций массовой культуры были разработаны в последние годы Э. Орловой [I]. В соответствии с ее концепцией в морфологическом строении культуры можно выделить две области: обыденной культуры, осваиваемой человеком в процессе его общей социализации в среде проживания (прежде всего в процессах воспитания и общего образования), и специализированной культуры, освоение которой требует специального (профессионального) образования. Промежуточное положение между этими двумя областями с функцией транслятора культурных смыслов от специализированной культуры к обыденному сознанию человека и занимает массовая культура. Подобный подход к феномену массовой культуры представляется весьма эвристичным. Настоящая статья преследует цель углубленного размышления о социально-функциональных характеристиках массовой культуры в русле этой концепции и соотнесения ее с концепцией социальных субкультур.
Со времени разложения первобытного общества, начала разделения труда, социальной стратификации в человеческих коллективах и сложения первых городских цивилизаций возникла и соответствующая дифференциация культуры, определяемая различием социальных функций разных групп людей, связанных с их образом жизни, материальными средствами и социальными благами, а также формирующейся идеологии и символики социальной престижности. Эти дифференцированные сегменты общей культуры того или иного исторического сообщества со временем стали называть социальными субкультурами. В принципе число таких субкультур может быть соотнесено с числом имеющихся в сообществе специализированных областей деятельности (специальностей, профессий), но задачи данной статьи не требуют столь мелкого структурирования культуры. Нам достаточно выделить лишь несколько основных социально-классовых (сословных) субкультур, объединяющих большие группы людей в соответствии с их ролью и функциями в производстве средств физического и социального существования человека, в поддержании или нарушении социальной организации и регуляции жизни общества (порядка).
Прежде всего речь идет о субкультуре сельских производителей, называемой народной (в социально-демографическом плане), или этнографической (в плане наибольшей концентрации соответствующих специфических черт). Функционально эта культура производит главным образом средства поддержания физического (виталь-ного) существования людей - в первую очередь продукты питания. С точки зрения интересующих нас характеристик этой субкультуре свойствен низкий уровень специализации по отдельным профессиям ("классический" крестьянин, как правило, работник-универсал: и земледелец, и скотовод, и рыбак, и плотник одновременно, если только особые условия ландшафта не специализируют его более узко); низкий уровень индивидуальных социальных притязаний людей; незначительный разрыв между обыденной культурой крестьянского бытия и специализированными знаниями и умениями сельскохозяйственного труда. Соответственно и способ социального воспроизводства этой субкультуры в основном не выходит за рамки простой межпоколенной трансляции местной традиции природопользования и связанных с ней картины мира, верований, рациональных знаний, норм социальных отношений, обрядов и т.п., передача которых осуществляется в формах обыденного воспитания детей в семье и не требует какого-либо специального образования.
Несколько иные функции имеет социальная субкультура городских производителей, которая на заре цивилизации формировалась как ремесленно-торговая, а позднее стала называться буржуазной (бюргерской), промышленной, пролетарской, постбуржуазной (социалистической) и т.п., хотя функционально оставалась той же самой. Эта культура производит средства не столько витального, сколько социального существования людей - орудия труда, оружие, предметы обихода, энергию, транспорт, связь, городскую среду обитания, знания о мире (науку) и о человеке (медицину), средства обмена (деньги) и механизмы их функционирования, торговлю, эстетические ценности и пр. Причем все это, как правило, производится в товарных объемах.
Для данной субкультуры характерны сравнительно высокий и неуклонно повышающийся уровень профессиональной специализации ее субъектов (даже ремесленник античных времен - более или менее узкий специалист в своем деле, не говоря уже о более поздних мастерах, инженерах, врачах, ученых, художниках и пр.); умеренный уровень личных социальных притязаний (те представители городской субкультуры, которые отличаются повышенными социальными амбициями, обычно стремятся уйти в элитарную или криминальную сферы, а амбиции средних городских производителей, как правило, сравнительно умеренны). Разрыв между обыденной и специализированными составляющими этой культуры в древности был небольшим (специальность ремесленника или купца осваивалась в процессе домашнего воспитания), но по мере научно-технического развития он увеличился намного (особенно в наукоемких профессиях). Соответствующим образом разделились и процессы социального воспроизводства этой субкультуры: обыденная культура среднего горожанина воспроизводится в рамках семейного воспитания и через институции национального образовательного стандарта (о котором речь пойдет ниже), а специализированная - через сеть средних специальных и высших учебных заведений.
Третья социальная субкультура - элитарная. Под этим словом обычно подразумевают особенную утонченность, сложность и высокую качественность культурной продукции. Но это не самая важная черта элитарной субкультуры. Ее главная функция - производство социального порядка (в виде права, власти, структур социальной организации общества и легитимного насилия в интересах поддержания этой организации), а также обосновывающей этот нерядок идеологии (в формах религии, социальной философии и политической мысли). Элитарную субкультуру отличает очень высокий уровень специализации (подготовка священнослужителей — шаманов, жрецов и т.п., очевидно, является наидревнейшим специальным профессиональным образованием); высочайший уровень социальных притязаний личности (любовь к власти, богатству и славе считается "нормальной" психологией любой элиты). Разрыв между обыденной и специализированной составляющими этой социальной субкультуры так же, как и в буржуазной субкультуре, до недавнего времени был не очень велик.
Усвоенные с детства знания и навыки аристократического воспитания, как правило, позволяли без дополнительного обучения исполнять обязанности рыцаря, офицера, придворного, чиновника любого ранга, да и монарха. Пожалуй, лишь функции священнослужителей требовали специализированной подготовки. Такая ситуация продержалась в Европе до XVIII-XIX веков, когда элитарная субкультура начала сливаться с буржуазной, превращаясь в высший слой последней. Одновременно существенно возросли требования к профессиональной подготовленности исполнителей элитарных функций, что привело к возникновению соответствующих учебных заведений (военных, дипломатических, политико-административных).
На сегодняшний день расхождение между обыденным и специализированным слоями элитарной субкультуры стало весьма значительным, ибо правящие круги большинства стран сейчас пополняются людьми, как правило, не получившими домашнего аристократического воспитания. Хотя убедительных признаков устойчивого воспроизводства традиций обыденной элитарной культуры в большинстве развитых обществ нашего времени не наблюдается (реликт "русской интеллигенции", по-видимому, сохранялся именно за счет ее противоречивого родства-антагонизма с социалистической утопией), тем не менее говорить о "смерти" аристократической традиции, как представляется, пока преждевременно. Просто сама политическая и интеллектуальная элита стала иной, почти не связанной с потомственной аристократией прежних времен. И если ее специализированные формы более или менее преемственны по отношению к исторически сложившимся прежним, то на обыденном уровне новый "элитарный стиль", объединяющий аристократическую и буржуазную традиции, еще далек от органики своих форм даже в США и Западной Европе.
И наконец, еще одна социальная субкультура - криминальная. Это культура целенаправленного нарушения господствующих социальных порядков и идеологии. В ней множество специфических специализаций: воровство, убийство, хулиганство, проституция, нищенство, мошенничество, национальный экстремизм, терроризм, революционное подполье, нелегитимное сектантство, еретичество, криминал на сексуальной почве, алкоголизм, наркомания и далее по всем статьям уголовного кодекса, а также перечням форм психических отклонений, социальной неадекватности и т.п. Эта субкультура существовала всегда и, видимо, в основе ее лежат какие-то особенности человеческой психики, ведущие к тем или иным формам протеста против абсолютной регламентированности социального бытия. Интересующие нас параметры этой субкультуры отличаются очень противоречивыми (аморфными, неструктурированными) характеристиками. Здесь встречаются как высоко специализированные (терроризм), так и совершенно неспециализированные (хулиганство, алкоголизм) проявления криминальности, и какой-либо устойчивой дистанции между этими составляющими, так же как и какой-либо выраженной тенденции, к повышению уровня специализи-рованности, не видно. Социальные амбиции субъектов криминальной субкультуры также варьируются от предельно низких (бомжи, попрошайки) до предельно высоких (харизматические лидеры экстремистских политических движений и сект, политические и финансовые аферисты и др.) [2]. Криминальная субкультура выработала и свои особые институты воспроизводства: воровские притоны, места заключения, публичные дома, революционное подполье, тоталитарные секты и т.п.