Рассматривая место культуры в экономике, следует обратить внимание прежде всего на двойственный характер ее влияния на экономическое состояние общества в целом. Материальная культура, уровень мировоззренческой и профессиональной полготовки трудовых ресурсов, система материальных ценностей и мотиваций в труде. система рекреационной передышки между трудовыми усилиями, особенно во время отпуска и в конце недели, — это все атрибуты общей связки "труд-экономика-культура". В данном взаимосвязанном конвейере отношений в западном, особенно американском обществе все ясно и предельно отработано. Здесь нужна только такая культура, потенциально способная давать наивысшую производительность труда. Культура как самоценность, как наивысшее проявление высоты человеческого духа отступает при этом на второй план. Нужна только такая духовность, которая направлена на трудовые подвиги, на продвижение личности в деле добынания вновь создаваемой общественной стоимости.
При преобладании в недрах культуры традиционных идеалов направленность на достижение наивысшей производительности труда естественно отступает не только на второй, а, скорее, вообще на задний план. На передний план выходят моральные устои, архаические ценности, вековая устойчивость социально-психологических отношений. Исключительную общественную ценность приобретает такое трудно измеряемое качество индивида, как "высота духа". Экономические блага сводятся в таких условиях только к функциям минимальной подпитки жизненных сил, необходимых для поддержания жизни как таковой. Самоограничение, аскетизм, воздержанность, скромность. смирение концентрируются на одном полюсе жизни общества, в то время как на другом царит полная им противоположность - невоздержанность, разгул, исступленное отрицание прежних идеалов. Западное общество потратило в общей сложности почти 400 лет. чтобы на духовном уровне создать идеалы, заставляющие человека с детства и до глубокой старости интенсивно трудиться. Труд и деньги при такой ориентации становятся самоцелью. Они обеспечивают устойчивое благосостояние, но, безусловно, духовно обедняют человека.
Однако законы экономики неумолимы, и как только любая страна полноценно входит в мировое хозяйство, она должна выполнять правила игры денежно-ориентированной социальной психологии. Совместить надденежную культуру с денежной -проблема, которую не могли разрешить правители России начиная с Петра I. Как бы ни пытались прикрыть и растворить в частностях это главное противоречие, оно все равно постоянно стоит во весь рост. Простому россиянину очень трудно объяснить, почему надо натужно трудиться, если вокруг так много других прелестей жизни, если страна такая большая и в ней гак много пашни, нефти, газа, урана, золота, бриллиантов. леса я многого другого. Поэтому чтобы внедрить полностью денежную психологию, следует иметь и России других людей. Это невозможно по определению, значит, в принципе рассматриваемое противоречие не снимаемо. Учитывая эту особенность культуры России, следует идти на компромисс, создавая не западную, а другую психологию экономики.
Природа российского менталитета. Уникальные и универсальные свойства российской культуры
В уникальности русской культуры кроются причины многократных неудач либеральных реформ в стране. В то же время именно на основе осознания, освоения этой уникальности открываются возможности для выхода на поле реально действующих механизмов, которые можно использовать в конструктивном поле прогнозирования и управления. В самом деле, российские реформаторы уже 300 лет пытаются вынести устойчивый маятник русской культуры на режим другого маятника - европейского или западного типа. По разным оценкам, за последние 300 лет было предпринято 14 таких попыток. При этом следует сразу сказать, что западный маятник не лучше и не хуже отечественного, он просто другой.
Сосредоточим внимание на проблеме, почему на территории России устойчиво воспроизводится один и тот же тип культуры, который слабо трансформируется, несмотря на изменяющиеся внешние формы, и который однозначно себя проявляет во времена социальных потрясений. Именно в такие периоды маятник-культуры начинает раскачиваться с такой силой, что, кажется, вполне способен оторваться от своего основания. Но этого не происходит, модное сейчас понятие "бифуркация" не осуществляется, и в ядре массовой культуры все остается по-прежнему.
Культурологи и вообще обществоведы, анализируя эту проблему, неизменно осваивают ее с позиций архаической языческой и затем православной религии. Не отвергая этой широко распространенной позиции, попытаемся ее дополнить совершенно с другой стороны - со стороны уникальности природных условий, в которых вызрела языческо-православная культура русского народа. Подспорьем в таком подходе будет мое понимание религии как способа "координации духовного начала человека с окружающей его культурой" [I]. Культура изначальна по отношению к религии, а не наоборот, хотя взаимовлияние их нельзя отрицать. Религия приспосабливается к развивающейся культуре, и если она устойчиво воспроизводит свои формы тысячелетней давности - значит, устойчива та культурная основа, на которой она произрастает и питается.
По А. Ахиезеру, раскол [2, 3] в русской культуре можно представить как отсутствие компромиссной зоны во взаимоотношениях, как бы мгновенное изменение смысла и на этой основе обычное в российской истории ниспровержение прежних кумиров и вождей. Обычные для европейца лояльность и компромиссность во взаимоотношениях и культурных оценках здесь уступают место природной склонности к крайностям, которая возникла якобы на базе древней манихейской религиозной традиции. Именно это свойство массовой культуры затрудняет продвижение и реальное выполнение правовых норм демократического толка.
Моя же концепция состоит в том, что свойство крайностей в культуре возникло на базе исключительной колеблемости природных условий континентальной центральной части России — основы расширяющегося сначала Московского княжества, а в последующем Российской Империи и Советского Союза. Расселяющееся по обширной территории население уже несло в своей основе те культурные ориентации, которые вызрели на просторах Центральной русской равнины. Эти предположения подтверждают исследования Л. Милова, который утверждает, что "объем совокупного прибавочного продукта общества в Восточной Европе всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже, чем в Западной Европе. Это объективная закономерность, отменить которую человечество пока не в силах" [4, с. 572]. Он выдвигает и аргументирует ряд положений, имеющих принципиальное значение для последующего изложения, а именно:
- менталитет русского народа формировался под мощным воздействием природно-климатического фактора;
- трудовые усилия крестьянина не коррелировали с мерой получаемого им урожая:
отсюда чувство обреченности, равнодушия, неверия в свои силы в деле интенсификации труда на пашне;
- принадлежность земли Богу, обществу в целом - ведущая, основная идея в русской культуре.
Хотелось бы добавить еще одну деталь: в российском земледелии центральной полосы за все историческое время существорали исключительные, нигде в мире в давно освоенных регионах не повторяемые, природные условия астрономической колеблемости урожайности зерновых культур - фундамента пропитания в России. Поэтому периодически голодное и постоянно полуголодное существование народа было тем фоном или доминантой, на которых формировалась уникальная русская культура1. Как отметил Ю. Бокарев, "характер деятельности крестьян, связанный с непредсказуемыми погодными изменениями, колебаниями урожайности, приучал их считать таковыми же и действия внешнего по отношению к крестьянам мира" [5, с. 171, 172].
Чтобы не быть голословными, обратимся к фактам. В капитальном историко-экономическом исследовании П. Першина анализируются статистические данные об урожаях по 500 уездам Европейской России за период с 1891-го по 1915 год. Отношение максимальной урожайности с единицы пашни к минимальной за этот период составляло по всем губерниям Европейской России 2,014; в том числе по 25 губерниям черноземной полосы 2,447. По отдельным губерниям зафиксирована поразительная колеблемость: Самарская - 7,303; Воронежская - 7,053; Казанская -5,667; Симбирская - 6,246; Пензенская - 4,503; Херсонская - 3,47 [б].
Почти через столетие в период с 1971-го по 1987 год положение изменилось -колеблемость уменьшилась в среднем до 1,851, а экстремальные значения ее также снизились по областям: Калужская - 3,45; Брянская - 2,76; Московская - 2,714; Тверская - 2,57; Ярославская - 2,56; Орловская - 2,52 [7]. Колеблемость урожайности нельзя оторвать от ее абсолютного уровня, ибо при высокой урожайности ее колеблемость уже не так страшна для крестьянина: меньшая доля урожая идет собственно на пропитание и возрастает товарное производство сельскохозяйственной продукции.
В этом отношении в близких к нам природных условиях находится Канада,- Колеблемость урожайности в ней такая же, как и в России, но абсолютный уровень урожайности там больше в 1,6 раза при значительно меньшем населении. В других странах абсолютная урожайность также больше, чем в России: во Франции -в 1,5 раза; в США - в 2 раза; в Германии - в 3,9 раза, в Великобритании - в 4 раза. Уровень колеблемости урожайности в этих странах достаточно близок и находится в диапазоне 1,36-1,44 [8].
Из этих сопоставлений видно, что российское земледелие центральной полосы изначально развивалось по существу в катастрофических условиях, что не могло не отложить своего отпечатка на массовую русскую культуру. Думаю, что именно в этих особенностях кроются первопричины таких уникальных черт русской культуры, как способность к мгновенному бескомпромиссному переходу от "минуса" к "плюсу", от зла к добру. Стремление к взаимопомощи и коллективной организации соседствует с непримиримым чувством порицания индивидов, вырвавшихся "из общего стада", а генетически въевшаяся на этой основе наиболее видная на поверхности отрицательная черта - всепроникающее чувство взаимной зависти, подтачивающее и съедающее лучшие достижения и прогрессивные начинания. Непостоянство природных условий, обеспечивающих пропитание, неадекватность вложенного труда его результатам породили естественное в таких экстремальных жизненных условиях желание отдаться во власть сверхъестественных сил и обстоятельств (лежать на печи и ждать от Бога милости). Да и сама распространившаяся на Руси ортодоксальная религия раннего-христианства - православие удачно закрепила и духовно институ-циализировала основы формирования уникальной российской коллективной психологии.