Улучшилась жизнь актеров; их уже не могли продать или на что-либо сменять, они не ходили голодными. По договору, заключенному в 1827 г., актеры получали от Распутина в месяц по пуду ржаной муки, по 20 фунтов крупы и по 10 рублей ассигнациями. Премьер Минай Поляков, кроме этой платы, получал в год 240 рублей. Вышеславцева — 170 рублей ассигнациями. А.С.Гацисский писал, что на многих современников не производило никакого впечатления то, что богатому помещику приходило иногда в голову преобразовывать своих крепостных крестьян в “Скопиных-Шуйских и в Ляпуновых”. Заметив толстые губы у какого-нибудь Сеньки или Прошки, помещик заставлял эти губы вечно играть на валторне, но все “эти обыденныя тогда у нас вещи поражали, не без основания, человека, выросшего в иной среде.. ” В Нижегородской губернии были и другие крепостные театры Л. П. Никулина-Косицкая рассказала, как ей с группой актеров пришлось заехать к одному помещику-театралу: “Помещик этот был больше зверь, чем человек. Показали там театр: девушек у него было двенадцать, все в ситцевых платьях и черненьких
фартучках. Это, говорит, все актрисы. Они были такие изнуренные, немногие из них были похожи на живых людей ” Л П Никулиной-Косицкой удалось поговорить с одной из актрис — Парашей: “Так тяжело, иной раз руки бы на себя наложила, да бога боишься,— призналась крепостная актриса — Ведь мы мученицы просто! Ведь барин-то наш хуже пса какого! Злодей он, ему и на каторге нет места, развратник! Теперь у нас десять девок, возьмет от отца и матери, станет грамоте учить, чтобы, вишь ты, на киятре играть разные штуки, а сам из девки-то всю кровь выпьет, а потом замуж отдаст за какого-то постылого мужика. Теперь и девок-то, почитай, ни одной нет во всей деревне, кроме маленьких. Несмотря на многие недостатки, эти театры имели большое значение в культурной жизни Нижнего Новгорода: они приобщили публику к сценическому искусству П Боборыкин писал, что у местного населения театр пользовался большими симпатиями и его охотно посещали “даже низшие слои граждан”.