В конце XIII века этот образ был перенесен в Переславль Рязанский святителем Василием Рязанским. Однако точная иконография образа, о котором говорится в легенде, неизвестна. Очевидно, это тот образ, который с XVI века стоял при гробнице Василия Рязанского в рязанском Христорождественском соборе и в более позднее время назывался "Моление Василия" (икона не сохранилась).Со временем легенда перешла на другой образ Богоматери, который находился в Успенском кафедральном соборе г. Рязани и был создан в XVII в. (не сохранился). Иконография этой иконы, которая стала называться Муромской, имеет древнее происхождение. Н.П.Кондаков считал местом сложения данного типа, для которого характерно изображение Младенца полулежащим на обеих руках Богоматери, Сирийский восток, а одним из самых ранних памятников этого извода - образ на складне Сайданайского монастыря близ Дамаска, относящийся к X-XI векам. Имеющиеся в музейных собраниях немногочисленные русские памятники данного иконографического типа относятся ко времени не ранее конца XVI в.Обращение Симона Ушакова к данному иконографическому изводу в 1677 г. по-видимому объясняется тем, что в этом году по просьбе Иосифа, митрополита Рязанского (ум. 1681) царь Федор Алексеевич начал строительство нового каменного здания Успенского кафедрального собора в Рязани, которое затянулось на многие годы. По-видимому, икона, которая затем находилась в этом соборе с названием Муромская, именно в это время приобретает свою легенду и начинает пользоваться большим почитанием. Отметим также, что Симону Ушакову было свойственно обращение к древним иконографиям и древним чтимым образам, которые в своих иконах он интерпретировал в новом "живоподобном" стиле.
Первоначально на полях иконы было лишь одно дополнительное изображение - фигура Федора Стратилата, являвшегося патрональным святым царя Федора Алексеевича. Этот факт указывает на то, что образ принадлежал царской семье. Фигура преподобной Марфы была дописана позднее (возможно, другим иконописцем), очевидно, в связи со свадьбой Федора Алексеевича и Марфы Матвеевны Апраксиной 15 февраля 1682 г. Она несколько отличается по стилю, кроме того, под нее была вырезана прорезь на раме прямо по имевшемуся на ней сканному орнаменту.
Икона представляет собой замечательный образец творчества Симона Ушакова зрелого периода. Написана в характерных для иконописца стиле и манере. Тип лика Богоматери близок написанному им же образу Богоматери Казанской 1659 г. из частного собрания в Москве. Фигура Федора Стратилата аналогична изображению этого святого на иконе "Федор Стратилат" 1676 г. из Архангельского собора Московского Кремля (Музеи Кремля), написанной Симоном Ушаковым "сотоварищи".[11]
Оклад иконы является типичным образцом работы ювелирных мастерских Московского Кремля конца XVII века. Эмаль по сканному орнаменту применялась русскими мастерами начиная с XVI века. Сканные работы с эмалью никогда не полировались, так как эмаль помещалась, как правило, ниже сканного орнамента. Белая эмаль, положенная на венце Богородицы в колечках скани, рельефно выступает, имитируя жемчужины.
Эмалевые венцы Богоматери и Младенца, а также эмалевые наугольники имеют прямые аналогии в музейных собраниях России, подтверждающие время создания оклада. Эти аналогии являются высокохудожественными образцами работы мастерских Московского Кремля. Они схожи с деталями данного оклада не только по характеру сканных орнаментов, но и по цветовой гамме и по характеру нанесения точечной эмали других оттенков (например, темно-синий по голубому и др.).
Икона в окладе является выдающимся образцом русской иконописи и ювелирного искусства эпохи правления царя Федора Алексеевича (1676-1682). Представляет большую научную, историко-культурную, художественную и музейную ценность.
Часть 4. Золотое и серебряное дело в Москве в XVII веке
В XVI веке Москва приобретает ведущее значение не только в русской культуре, но и в декоративно-прикладном искусстве – ведущее положение Москва сохраняет за собой до начала XVIII века, когда столица переносится в Петербург. В мастерских Московского Кремля в XVI-XVII вв. работают лучшие мастера, приглашенные со всех концов России и из-за границы. С каждым годом увеличивается количество драгоценностей в царских сокровищницах, количество и разнообразие золотой и серебряной утвари. В 1575 году посол императора Максимилиана II писал о поразившем его царском венце, сравнивая его с виденными им испанской, тосканской, французской коронами: «уверяю светлейшую и честнейшую милость вашу, что ни одна не может равняться с короною московского князя».[12]
Блюдо Мастерские Московского Кремля. 1561 г. |
Потир.Мастерские Московского Кремля. 1664 г. |