Смекни!
smekni.com

К.П. Брюллов – портретист (стр. 10 из 12)

Тяжелая болезнь, приковавшая Брюллова к постели, не помешала ему и после прекращения работ в Исаакиевском соборе отдаться портрету. За последние три года пребывания на родине им были написаны портреты артиста В. В. Самойлова (1847), Н. Я. Грузинского (1848). Ф. И. Прянишникова (1840), доктора Г. Г. Канцлера (1840). М. А. Маркуса (1849), С. А. Шуваловой (1840) и другие.

Но истинным заключительным аккордом творчества Брюллова на родине был авто­портрет. написанный в 1848 году. В нем замечательно отразились устремления худож­ника к искусству высоких мыслей и глубоких чувств. Автопортрет — совершен­ное творение Брюллова, умножившее его славу автора полотна «Последнего дня Помпеи».

Написанный во время болезни, автопортрет—подлинная биография художника, тра­гически сознающего силу и вместо с тем ограниченность осуществления своих твор­ческих возможностей. В устало откинувшейся на спинку кресла фигуре остро ощущается не столько болезненное состояние, сколько бесконечное душевное изне­можение. Разметавшиеся пряди золотистых волос как бы создают ореол мученичества вокруг его головы. Уголок воротника белой рубашки светлым пятном выделяется па общем фоне цветовой гаммы, подчеркивая заострившиеся черты лица художника. Горечью полна душа Брюллова, но не сломлен до конца гордый дух художника. Еще чувствуется в его облике пытливость неустанно устремленной вперед творческой натуры. Потому такая напряженность во взгляде его глубоко запавших синих глаз, так скорбны впалые щеки, так нервно бьется пульс в опущенной руке. Сделав несколько карандашных эскизов для автопортрета, Брюллов шел от первых беглых наблюдений к осложнению и углублению раскрытия напряженной внутренней жизни художника. Он создал в автопортрете образ мыслящего человека своей эпохи, полной противо­речий и конфликтов. Автопортрет получил глубокий философский смысл. «Мою жизнь,— говорил Брюллов,— можно уподобить свече, которую жгли с двух концов и по середине держали калеными клещами». Автопортрет по своему идейному зву­чанию далеко перерос изображение просто больного художника. Он дает образ страж­дущего человека, мучительно борющегося не только с физической немощью, но и социальными преградами, стоящими на его пути. Написанный с гениальной виртуоз­ностью, «из глубины душевных сил» (Струговщиков), он достиг огромного социального обобщения.

Образную выразительность портрета усилил горячий колорит, взятый мастером в предельной светосиле. Золотистое излучение создало свето-воздушную среду, в которой рельефно проступают голова и руки. Широкие, свободные мазки, уверенно лепящие форму, вызывают впечатление мгновенности исполнения. Портрет был написан художником в два сеанса. Но ему, как и большинству работ Брюллова, предшествовали вдумчивые поиски выразительности образа в карандашных эскизах.


Последние годы творчества

Брюллов уехал из Петербурга 27 апреля 1849 года. Безнадежно больной, но совету врачей он направился за границу. Путь Брюллова лежал через Польшу, Пруссию, Бельгию, Англию, откуда художник должен был на корабле отплыть в Португалию. Во многих городах Брюллов побывал впервые. Больному художнику врачом был предписан определенный строгий режим во время путешествия, за соблюдением которого должны были следить его попутчики-ученики. И все же Брюллов успел не только ознакомиться с местными художествен­ными коллекциями, но и встретиться с выдающимися художниками.

В Кельне, где Брюллов пробыл не многим более суток, его внимание привлекло «Истязание апостола Петра» Рубенса. В Брюсселе он восхищался его портретом ста­рика и картиной «Ангел и Товий» Рембрандта.

Знакомясь с состоянием западноевропейского искусства, Брюллов столкнулся с глубоким кризисом, который оно переживало после подавления революции 1848 года.

Брюллов был восторженно встречен бельгийской художественной общественностью. Торжественно приветствовали русского мастера в Брюсселе. Брюллову, прикованному к постели внезапным приступом болезни, пришлось в Брюс­селе выдержать наплыв многочисленных посетителей.

В Брюллове, авторе картины «Последний день Помпеи», бельгийские художники видели выдающегося исторического живописца, способного воплотить в своем искус­стве передовые идеи времени.

Летом 1849 года Брюллов приехал в Англию. В Лондоне его ожидал тот же горя­чий прием. Прославленного мастера приветствовали не только англичане, но и прожи­вавшая в Англии колония французских художников, во главе с Глиером. «В Лондоне,— свидетельствовал его попутчик,— я еще раз имел случай убедиться в уважении ино­странцев к таланту Брюллова». Свое пребывание в Англии Брюллов решил использо­вать для знакомства с классическим наследием прошлого и современным искусством. Он осмотрел Британский музей, съездил в Виндзорский замок. Здесь его привел в восхищение портрет папы Пия VII, работы Лоуренса. Приобретя гравюру с этого портрета. Брюллов с тех пор не расставался с ней.

В Англии, как и в Бельгии, Брюллов столкнулся с глубоким кризисом, который переживало английское искусство. Разгром чартистского движения, сдача позиций бывших либералов, укрепление консервативной партии тори нашли свое отражение в судьбах английской художественной культуры.

Изучая художественные собрания, старинные замки и соборы Англии, Брюллов зорко отметил и социальное неравенство страны, известной своим широко развитым пауперизмом. «Интереснейшего из всего вояжа,—сообщал он П. Р. Багратиону,—могу вам сказать только о Лондоне, что в нем все колоссально: фортуны, строения, расти­тельность, даже нищенство». Так проявились, несмотря на поверхностное знакомство с жизнью чужой страны, свойственные Брюллову общественная чуткость и наблюда­тельность. Они не изменили ему и в дальнейшем.

В Англии Брюллова чествовали не только как автора прославленной картины «Последний день Помпеи», но и как замечательного портретиста. Только болезнь и необходимость следовать по намеченному маршруту могли обречь Брюллова на вынужденное бездействие. Тем не менее, следует предположить существование неиз­вестных нам портретов и жанровых сцен, написанных, вероятнее всего, акварелью в период недолгого пребывания мастера в Англии.

Брюллов никогда не расставался с карандашом и кистью. Он продолжал интен­сивно работать и во время путешествия, каким бы непродолжительным ни было его пребывание в новой стране. Будучи молодым пенсионером, он создал в Баварии ряд портретов, а в годы зрелого мастерства — в Греции и Турции жанровые композиции и пейзажи. Столь же продуктивно протекали последние годы творчества Брюллова, проведенные в постоянных странствиях.

Из Англии Брюллов на корабле приехал в Португалию, где ему пришлось выдер­жать изнурительный карантин. Оттуда путь лежал к берегам Бразилии, на остров св. Екатерины. По совету русского посланника С. Г. Ломоносова он изменил своему намерению и избрал местом своего пребывания остров Мадейру. Природные условия острова благоприятствовали его физическому самочувствию.

Прожив с Брюлловым некоторое время, его ученики, по указанию Академии, должны были покинуть остров. На Мадейре Брюллов прожил около года. Оттуда он поехал в Испанию, побывал в Мадриде, Барселоне, Севилье, Кадиксе. Подобно С. Щедрину, в поисках исцеления Брюллов зачастую попадал в руки шарлатанов. На одного из таких «старцев-чудотворцев» ему указала испанская певица Росси-Каччья, что и при­вело его в Испанию.

И все же Брюллов, несмотря на плохое самочувствие, продолжал работать не только на острове Мадейра, но и в испанских городах, где был ограничен коротким сроком пребывания. Борьба физического изнеможения с умственной деятельностью, борьба, которой Брюллов не скрывал, была ужасна»,— вспоминал его ученик Железнов.

Живя на чужбине, Брюллов писал главным образом своих соотечественников, которые по долгу службы или с лечебными целями избрали Мадейру местом своего пребывания. Здесь, на Мадейре, Брюллов написал портреты маслом А. А. Абазы, кн. А. В. Мещерского, кн. А. А. Багратион, герцога М. Лейхтенбергского и других.

В портрете кн. А. А. Багратион Брюллов вновь выразил свои представления об идеале женской красоты. Художника увлекал такой тип женщины, которая, обладая мягкой натурой, была бы вместе с тем наделена пылкой душой. Особенности Брюллова, мастера психологического портрета, ощутимо проступают при сравнении портрета кн. Багратион с изображением жены герцога Лейхтенбергского, вел. кн. Марии Николаевны, работы А. Т. Неффа (1846). Сопоставить эти портреты позволяет общность задач, которые стояли перед художниками, создающими портреты женщин, занимавших высо­кое положение при дворе. Сравнение диктуется также сходством их позы и жеста рук, придерживающих на груди капюшон, наброшенный на голову. Схож колорит порт­ретов, построенный на сочетании белого и розового цветов. Однако не только мастерство исполнения различно, но и характер раскрытия образа. Холодным и бессо­держательным остался портрет Неффа — художника, чрезмерно чувствительного к эффектам обстановки и колорита. Брюллову чужда была слащавость будуарной живописи, насаждаемой его современником. Его привлекал внутренний мир человека. За светской непринужденностью и приветливостью кн. Багратион проступает образ женщины, объя­той душевным волнением. В изяществе и грациозности всего ее облика, в смуглом с тонким овалом лице южанки и мечтательно устремленных вдаль больших карих гла­зах, в достоинстве, с каким таит она свои переживания, есть очарование поэзии и романтики. Чутким камертоном, дающим основной тон художественному замыслу, служит нежное сочетание великолепно написанного белого шелкового плаща и розовой подкладки капюшона, эту мягкую колористическую гамму слегка оживляет мерцание синего сапфирового кольца княгини. Как и в портрете Л. И. Алексеевой, Брюллов использовал в изображении А. А. Багратион форму овального портрета, подчеркиваю­щую изящество и грациозность облика женщины.