Квливидзе Н. В.
Тот интерес, который вызывают у исследователей сюжетный состав и принципы распределения циклов в росписи Рождественского собора Ферапонтова монастыря, во многом обусловлен своеобразным сочетанием черт, свойственных храмовой декорации поздневизантийской эпохи, с новациями, характерными только для русского искусства XV в.1
Эта особенность нашла отражение и в изображениях, связанных с монашеской темой. Помимо образов отдельных преподобных, она представлена сценами, сюжеты которых заимствованы из житийной аскетической литературы. К числу таких сцен принадлежат "Причащение Марии Египетской преподобным Зосимой", "Герасим Иорданский со львом", а также "Видение Евлогия", расположенная в нижнем регистре росписи на северной стене перед жертвенником. "Причащение Марии Египетской" и "Герасим Иорданский" являются популярными темами в византийских росписях 2, что касается "Видения Евлогия", то ее сюжет относится к числу исключительно редких. 3 В программе Рождественского собора этой сцене придается особое значение. И по размеру и местоположением монашеское "Видение" поставлено в один ряд с циклом Вселенских соборов, а близость к жертвеннику подчеркивает его литургическое значение.
На условном архитектурном фоне изображена группа монахов, в центре сцены – церковный престол, на котором лежит золотой крест, окруженный голубым сиянием. Все монахи изображены без нимбов. Среди монахов стоят ангелы: одним они подают монетки, других помазывают елеем. Фигуры расположены в двух ярусах, симметрично относительно престола, что композиционно также сближает "Видение Евлогия" с Вселенскими соборами.
В основе этой композиции лежит рассказ "Скитского патерика" о блаженном Евлогии, видевшем во время пасхальной службы (на бдении "в святую неделю") ангелов, раздававших монахам различные дары, соответствующие их духовным трудам. 4 Подробности рассказа таковы. Во время пения псалмов Евлогий увидел необычайный свет, заливший церковь и ангелов, которые пели вместе с братией в алтаре. После окончания службы ангелы вышли из алтаря и из прозрачных корзин ("кошниц") стали раздавать уходившим из церкви монахам свои дары. Для некоторых монахов ангелы доставали из "кошниц" золотые монеты с изображением Христа, для других – серебряные с крестами, для третьих – медные, кому-то доставалась просфора, кому-то – только малый кусок просфоры ("укрух"), иных помазывали миром из золотого сосуда, других – кадили, кому ничего не давали. Некоторые же из братии оставляли полученные дары в церкви и выходили с пустыми руками.
Значение даров было разъяснено Евлогию: различные монеты даются в зависимости от усердия в молитве, просфоры – прилежно читающим книги, миропомазуются послушливые, кадят тех, "кто только в церкви в чувство приходит", а оставляющие дары – те, кто читает "еллинские книги", то есть увлекается языческой мудростью и теряет дары, приобретенные в церкви.
"Скитский патерик", возможно, был переведен на славянский язык уже в IX в. О популярности и значении этого текста в среде русского монашества свидетельствуют цитаты из него, которые обнаруживаются "Киево-Печерском патерике". Он явился также одним из источников "Изборника" 1076 г. и рассказов о жизни преподобных отцов, что вошли в Пролог. 5
Сцены из монашеской жизни наряду с изображением фигур святых монахов и отшельников широко представлены в росписях храмов православного мира, главным образом монастырских. К числу наиболее ранних примеров таких изображений относятся житийные циклы великих подвижников, основателей монашества, вроде Антония Великого. Их присутствие в ансамблях росписей обычно связано с особым почитанием святого или с посвящением ему храма.6 В палеологовскую эпоху житийные циклы святых отшельников встречаются чаще и становятся более обширными.7
Один из наиболее пространных циклов на тему назидательных историй и притч из житий отшельников, включающий более 50 сцен, представлен в росписи сводов нартекса кафоликона монастыря Хиландар на Афоне (1321), где проиллюстрированы рассказы из "Лавсаика" Палладия, а также "Сводного" и "Азбучного" патериков.8 В житийный цикл, размещенный на стенах нартекса церкви св. Николая сербского монастыря Иошаница (около 1400 г.), сцены которого посвящены рассказам о монахах-пустынниках, заимствованным из различных Патериков, включена и сцена "Видения Евлогия" 9.
О значение монашеского "ангелоподобного жития" и возрастающей роли монашества свидетельствует широкое распостранение сюжета "Явление ангела преподобному Пахомию"10, ставшего во второй половине XIV - начале XV в. популярным и в русском искусстве (церковь. Успения на Волотовом поле, 1380-е гг.(?) 11; церковь Рождества Христова на Красном Поле, 1390-е гг. 12 ; церковь Успения на Городке, ок.1400). 13 В это время в русском искусстве заметно расширяется репертуар сюжетов, в которых наряду с эпизодами из жизни знаменитых преподобных отцов появляются назидательные истории и рассказы о подвигах монахов, имена которых не вошли в месяцесловы и известны только по рассказам Патериков. К ним относится "Повесть о некоем игумене, его же искуси Христос во образе нищего", включенная в проложные чтения и представленная в росписи ц. Успения на Волотовом поле 14.
Расположение этих сюжетов в нартексах или западных частях храмов связывают с правилом Иерусалимского устава о чтении глав из Патериков на утренях Великого Поста 15. В XIV в. Иерусалимский устав начинает распростространяться на Руси 16, что могло повлиять на увеличение числа изображений святых монахов и историй из монашеской жизни в западных частях храмов. Их мы видим в росписях церквей Успения но Волотовом поле, Спаса на Ильине (1378), Спаса на Ковалеве (1380), Феодора Стратилата на Ручью (1370-1380), Рождества Христова "на Красном поле".17
Однако в некоторых случаях монашеские образы помещаются в восточных частях наоса. Так, преподобные – великие аскеты изображены в северной певнице церкви св. Апостолов в Пече 18, на восточных стенах северного и южного рукавов креста в соборе Рождества Богородицы Снетогорского монастыря в Пскове (1313).19 В русских храмах в конце XIV-начале XV вв. монашеские изображения все чаще появляются в восточной части наоса – таковы, например, сцены "Явление ангела Пахомию" и "Беседа Варлаама и Иоасафа" на предалтарных столпах Успенского собора Звенигорода, 20 а с первой четверти XV в. они прочно занимают место на алтарных преградах - Рождественский собор Саввино-Сторожевского монастыря (1420-е гг.); Успенский собор (конец XV в.) и Благовещенский собор (1508, середина XVI в.) Московского Кремля. 21
Таким образом, монашеская тема в росписи Дионисия продолжает устойчивую традицию. Причем в расположении назидательного сюжета в восточной части наоса, возможно, отразились программные особенности, выработанные в русском искусстве первой четверти XV в. Фрагментарная сохранность памятников не позволяет судить об этом с уверенностью, но дошедшие до нас фрески алтарной преграды ц. Успения на Городке свидетельствуют о том, что сюжетные композиции монашеского цикла могут помещаться в предалтарной зоне. Расцвет монашеской культуры и влияние идеалов монашества в конце XIV-первой четверти XV в., связанные с учением исихазма, переживают в конце XV столетия новый подъем, отмеченный прямой ориентацией на традиции преподобного Сергия Радонежского.
Не исключено, что размещение сюжетов в соборе Ферапонтова монастыря могло быть обусловлено сходным расположением фресок в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры. В узких сводах над западными частями боковых нефов Троицкого собора представлены изображения преподобных, в южном - святые отцы, в северном - преподобные жены. Поясные изображения располагаются в ряд на склонах сводов, в зените которых проходит полоса орнамента. Надписи не сохранились, поэтому установить точный состав изображенных лиц невозможно, хотя некоторые святые легко опознаются, например, преподобный Сергий, Антоний и Феодосий Печерские. В небольшом восточном люнете южного свода находится композиция "Причащение Марии Египетской преподобным Зосимой". Считается, что темы, прославляющие монашество, восходят к первоначальной росписи собора 22. Возможно, таким расположением образов монахов на сводах было инспирировано изображение преподобных в медальонах на северной подпружной арке Ферапонтовского собора.
Примечательно, что в росписи Ферапонтовского собора иконографически усилено значение монашества в иерархии сюжетов. Помимо сцен из житийной аскетической литературы, это изображение преподобных в двух рядах медальонов на северной подпружной арке, иллюстрация 8 кондака "Странное Рождество видевше" в северном люнете западной стены, включение монахов в группу певчих в композиции на тему Рождественской стихиры "Что ти принесем Христе".28
Возвращаясь к "Видению Евлогия" следует отметить иконографические особенности фрески Дионисия. Художник опускает все повествовательные подробности рассказа, не выделен свидетель чуда - блаженный Евлогий, не акцентировано различие даров. Монахи изображены в коричневых и оливковых мантиях, охристых, розовых и лиловых подризниках и таких же разноцветных клобуках. Двое облачены в голубые схимы. Позы монахов единообразны и величественны, они предстоят престолу с жестами молитвенного обращения. Этот идеальный образ монашества символизирует литургическое соединение Земной и Небесной Церкви, в которой наравне присутствуют ангелы и люди.
Важное значение для понимания фрески имеет изображение креста на престоле, окруженного голубым ореолом. Именно необыкновенный свет, заливший церковь, о котором говорится в рассказе Патерика, становится для Дионисия ведущим смысловым мотивом. В образе голубого сияния славы на церковном престоле в композиции "Видение Евлогия" получила своеобразное иконографическое воплощение тема Фаворского света, столь актуальная для учения исихазма. Как пророки в сцене "Преображения", к нему склоняются, прикасаясь к лежащему на престоле золотому кресту, два монаха с обнаженными головами. Поучительное содержание притчи уходит на второй план, уступая место теме созерцания и причащения к божественному свету.