Но непонятно, во-первых, почему время со II по IV в. будто бы оказалось связано в сознании славян с императором Траяном: римский правитель не доходил до славянских земель, и смутно знали о нем только южные славяне, позднее, в середине 1-го тысячелетия, поселившиеся на балканских землях, сохранивших такие грандиозные свидетельства о Траяне, как проведенная им каменная дорога и величественный монумент-колонна. Во-вторых, совершенно не очевидно, что о пленении и казни восточнославянского (антского князя) Бооза (или Буса) одним из готских правителей помнили во времена автора "Слова…", причем это событие было осознано и помнилось как значимый рубеж, конец счастливых "Трояновых веков". По крайней мере, в "Повести временных лет", созданной в начале XII столетия и сохранившей предания о далеком прошлом Руси, не упоминаются ни Троян, ни Бооз. И, в-третьих, логически невозможно, чтобы отсчет "Трояновых веков" мог вестись от времени окончания этих же самых столетий.
Помимо римского императора Траяна представители "исторического направления" называли и иных реальных лиц, в частности русских князей. Так, А. В. Лонгинов полагал, что Троян, – вероятно, Владимир Мономах, наделенный в "Слове…" (как, по мнению, А. В. Лонгинова, и в летописях) атрибутами солнечного божества, а "тропа Трояня" – путь солнца по небу (Лонгинов А. В. Историческое сказание о походе северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г. Одесса, 1892. С. 92-171, 34). До А. В. Лонгинова в Трояне видел князя Владимира – но только не Мономаха, а его прадеда Владимира Святославича (Владимира Святого) Д. Н. Дубенский. По мнению Д. Н Дубенского, разделяющего соображения Н. А. Полевого, Троян – Владимир Святой, третий сын князя-воителя Святослава Игоревича; троян – распространенное у славян прозвище третьего сына (Слово о плъку Игоревl Святъславля пlстворца стараго времени. Объясненное магистром Дмитрием Дубенским <…>. М., 1844. С. 69, примеч. 255, с. 186-187, примеч. 174).
Неоднократно предлагалось и такое толкование, что Троян (Трояны) – собирательное название трех русских князей-братьев. Называли и легендарного, известного из предания, сохраненного "Повестью временных лет", основателя Киева Кия и его братьев Щека и Хорива, и трех сыновей воителя Святослава – Ярополка, Олега и Владимира, и трех сыновей Ярослава Мудрого – Изяслава, Святослава и Всеволода. В последнее время эту версию обосновывает Л. В. Соколова (Соколова Л. В. Троян в "Слове о полку Игореве" (Обзор существующих точек зрения) // Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР. Л., 1990. Т. 44. С. 325-362).
Л. В. Соколова условно считает одним из ответвлений "исторического направления" версию, согласно которой прилагательное "трояня / трояни" – производное от названия гомеровской Трои; приверженцы это мнения (П. П. Вяземский, А. Н. Веселовский, Р. Пиккио) видят в "Слове…" Троянскую тему: горестный, но героический поход князя Игоря сопоставлен со славными воинскими деяниями времен Троянской войны.
Особое мнение высказал О. Притцак, который, исходя из раннесредневековых скандинавских представлений о местонахождении Трои в донских степях, предположил, что и автор "Слова…" располагал Трою в этих же землях и отождествлял ее с Тмутороканем (Pritsak O. The Origin of Rus’. Cambridge (Mass.), 1981. Vol. 1. Old Scandinavian Sources Other Than Sagas. P. 245-249).
Одним из приверженцев "мифологического направления" (у его истоков стоял знаменитый филолог и мифолог Ф. И. Буслаев) был Д. С. Лихачев. В комментарии к "Слову…" он толкует образ Трояна так: "Общий контекст „Слова" во всех этих четырех местах позволяет видеть в „Трояне" какое-то древнерусское божество. В самом деле, контекст, в котором употреблено выражение „земля Трояня" не оставляет сомнений в том, что здесь разумеется Русская земля. Русская же земля могла быть названа землей Трояна только в том случае, если под Трояном подразумевалось какое-то божество. Именно в этом же смысле русский народ называется в „Слове" „Даждьбожим внуком". В „Слове" дана и своеобразная периодизация Русской истории, в которой Троян занимает свое место: „Были вlчи Трояни, минула лlта Ярославля; были плъци Олговы, Ольга Святъславличя". Расшифровать эту „периодизацию" можно следующим образом: были языческие времена, времена бога Трояна, затем наступило Ярославово время, время Ярослава, а возможно также и его сыновей Ярославичей (в конце „Слова" Боян называется песнотворцем времени Ярослава и любимцем Олега Святославича: под временем Ярослава, следовательно, разумеется и время Ярославичей), наконец настали междоусобия Олега Святославича. Языческие времена охватывают время Владимира, поскольку Владимир только „насеял" (по летописному выражению) христианство.
Времена Ярослава и его сыновей-союзников неоднократно идеализируются в „Слове". Более позднее время — время княжеских раздоров — символизирует собою фигура Олега „Гориславича". Впрочем, эта „периодизация" не имеет четких границ: время Всеслава Полоцкого, „вещего" князя <…> — князя-кудесника называется „седьмым", т. е. последним, веком Трояна (значение „седьмого", как последнего, определяется средневековым представлением о числе семь: семь дней творения, семь тысяч лет существования мира, семь дней недели, семь возрастов человека и т. д.). Место „Слова", где говорится — „на седьмомъ веце Трояни връже Всеславъ жребий о девицю себе любу", следует понимать так: „На последнем веке языческом (на последок языческих времен) бросил Всеслав (князь язычник, князь-кудесник) жребий о девице излюбленной (о Киеве, который он хотел захватить, доверившись судьбе)". Времени неприкаянного князя-кудесника, князя-оборотня, носившего „язвено" всю жизнь (по свидетельству летописца), как нельзя более подходит это определение — „седьмого века Трояна", века умирающего язычества. — Что же означает в свете этого понимания Трояна выражение „Слова" „рища въ тропу Трояню"? Вряд ли эту „тропу" следует искать где-то конкретно: в каких-то конкретных тропах, дорогах, валах или памятниках зодчества. Поэтическая манера Бояна последовательно описана в „Слове" абстрактными, отвлеченными чертами: он растекается мыслию по древу, сизым орлом под облаками, он скачет по мысленному древу, летает умом под облаками. Он рыщет, следовательно, не по каким-то конкретным путям, а по путям божественным. Ведь Боян — внук бога Велеса, и не потому, что Велес „покровитель поэзии", а потому, что сам Боян „вещий" — он кудесник. <…>— <…> — Остается только вопрос: откуда могло явиться само название бога Трояна? Здесь возможны различные предположения. Однако вряд ли установление этого что-нибудь уяснит в самом тексте „Слова": важнее, чем происхождение слова „Троян", его значение, последнее же, как видно из вышеизложенного, более или менее ясно" (Лихачев Д. С. Комментарий исторический и географический // Слово о полку Игореве. М.; Л., 1950. С. 386, серия "Литературные памятники").
Однако это распространенное толкование далеко не очевидно. "Т<роян> не считается гл<авным>, верховным богом славян, а следовательно, он не может олицетворять ни язычество в целом, ни последний век язычества. По этой же причине, а также потому, что Т<роян> не только рус<ский> бог, его именем не может называться Русская земля. Кроме того, об XI в. нельзя говорить как о рубеже языч<еского> и христ<ианского> периодов. Все современники Ярослава Мудрого (XI в.) определяют конец языч<еской> поры крещением Руси при Владимире Святославиче в 988 <…>. При данной трактовке Т<рояна> возникает противоречие между хронологией "веков Трояна" и "седьмого века Трояна". В одном случае ("были вlчи Трояни…") получается, что века Т<рояна> предшествуют времени Ярослава Мудрого, а в другом случае ("на седьмом вlцl Трояни") века Т<рояна> захватывают и 60-е XI в., т. е. время после смерти Ярослава", — замечает Л. В. Соколова (Соколова Л. В. Троян. С. 135).
Возражения Л. В. Соколовой логичны, но одно замечание (как, впрочем, и исходное утверждение Д. С. Лихачева) представляется произвольным: из контекста "Слова…" вовсе не следует, что неведомая, незнаемая нами "земля Трояня" – именно Русская земля.
"Абстрактное (или метафорическое) направление" трактует выражения с прилагательным "Трояня / Трояни" как метафоры, "компилятивное" соединяет представления об исторической личности и о мифологическом существе, усматривая в Трояне "Слова…" либо обожествленного римского императора, либо какого-нибудь русского князя, также почитавшегося как божество. По мнению А. А. Потебни, между версиями о Трояне – римском императоре Марке Ульпии Траяне и о Трояне – славянском божестве нет противоречия: "мифические черты могли быть приурочены к имени исторического императора Траяна <…>". Балканскому южнославянскому фольклору, знающему мифическое существо Трояна, известен змей, похититель солнца Дуклян, в образе которого отразилась память о римском императоре Диоклетиане, жестоком гонителе христиан (Потебня А. А. I. Слово о полку Игореве. Текст и примечания. 2-е изд. С дополнениями из черновых рукописей "О Задонщине". II. Объяснение малорусской песни XVI века. 2-е изд. Харьков, 1914. С. 120). "<…> [М]ежду двумя указанными интерпретациями нет неразрешимого противоречия, поскольку имя Трояна, повсеместно распространенное в балканском (в особенности сербском) фольклоре в качестве имени мифологического героя и / или божества, восходит к историческому лицу – Римскому императору (завоевания которого широко отразились в топонимике данного региона) в такой же мере, как к чисто мифологическому концепту, образованному на основании этимологического соотнесения с числом три и осмысляемому как "треглавое" божество" (Гаспаров Б. М. Поэтика "Слова о полку Игореве". М., 2000. С. 257).