А.В.Азов
Проблема относительности, выдвинувшаяся на первый план науки в ХХ веке, до сих пор не получила удовлетворительного решения, в поисках которого мы обращаемся к вненаучному знанию. Творение мира для мистиков-визионеров и художников-живописцев длится перманентно; оно никогда не доведено до конца, не закончено. Сущность мы обнаруживаем на границах, которые подвижны, смещаются в нашем восприятии, меняют конфигурации. Континуальность, непрерывность и дискретность, положенность границ релятивны.
В основании мистического умозрения покоятся принципы единства, целостности бытия в его потенциальности и актуальности, тождества абсолютного и относительного, что находит аналогию в искусстве, находящемся на тонкой грани того, что есть, и того, чего нет, внутренней и внешней реальности. Мистики способны различать невидимое не только умными глазами души, но и оптически. Живопись, как считал М.Мерло-Понти, «дает видимое бытие тому, что обычное заурядное зрение полагает невидимым… Это всепоглощающее зрение, по ту сторону визуальных данных, открыто на ткань Бытия, в которой свидетельства чувств расставляют лишь пунктирные линии или цезуры и которую глаз обживает, как человек свой дом»1. В особенности это относится к так называемой фантастической или имаджинативной живописи. Интровертные мистики и художники, открывающие сокрытое, обычно мало говорят, следуя завету Лао-цзы «знающий не говорит, а говорящий не знает», но они учат нас видеть истину бытия.
Живописцы знают о значении предела и поэтому всегда обращают большое внимание на характер изображения границы между предметом и фоном, вглядываясь в предмет, его форму или же, напротив, намеренно отвлекаясь от формы, смотря мимо предмета. В религиозном искусстве по смыслу зачастую бывают важнее фигурных изображений священных образов пустоты, блеск золота, буквенные или иероглифические каллиграммы -предвосхищение нефигуративной живописи, также способа изображения Абсолюта.
Реальность одна, все зависит от различия человеческих способов ее восприятия. Разные психические состояния: бодрствование, сон со сновидениями и сон без сновидений, как указывал С.Радхакришнан, - рождают в человеческом сознании коррелятивные относительные образы реальности2. Где находится место пребывания истинной реальности? Этот вопрос о природе недуальной реальности, на который Будда Шакъямуни отвечал громовым молчанием, можно сформулировать в ином аспекте: может ли бесконечное, неизменное, невидимое бытие стать конечным, изменяющимся, видимым творением? На этот вопрос возможны, на мой взгляд, четыре ответа.
Первый ответ гласит: нет, ибо, если допустить, что неограниченный Абсолют проявил бы себя в ограниченном, он тем самым стал бы ограниченным, утратив свою абсолютность под воздействием некоей внешней силы. Тем не менее мир множественных вещей существует в виде относительной реальности в человеческом опыте. Таким образом, абсолютная и относительная реальности парадоксально сосуществуют, например, «Брахман», подлинная безличная реальность и «майя», промежуточная форма между бытием и небытием, в адвайта-веданте (у Шри Шанкара Ачарья). Наш повседневный опыт предстает в этом случае сном наяву.
В модифицированном варианте подобного представления, в буддизме (например, у Нагарджуны) «ничто» признается истинным бытием, а ущербное эмпирическое бытие с присущими ему атрибутами времени, пространства, причинности - сном, иллюзией (майя), который видит непробужденная душа, с обретением мудрости стремящаяся вернуться в исходное пустотное состояние. Внешняя реальность для мистика вначале утрачивает существование, а затем, меняя модус, перемещается в область внутреннего опыта.
Визуальными аналогами «ничто» являются образ «белого дракона» в виде чистого листа бумаги и плавающие белые пятна «кунбай» в китайском классическом пейзаже «южной школы» (у Ся Гуя, Му Ци, Ин Юй-цзяня), то есть то, что не изображено и провоцирует способность воображения зрителя по принципу эха или ритмического отклика. С другой стороны, иероглиф, модель живописного свитка, содержит видимый намек на свой прообраз, например, фигуру танцовщицы в движении или одинокую лодку, плывущую по реке. Грань между творчеством и восприятием стирается, зритель оказывается таким же создателем произведения, как и живописец. Предпосылка заданного мироощущения заключается в отождествлении феноменальной развернутости мира (сансара) с пустотой абсолюта (шуньята). Для сравнения: первое произведение беспредметного искусства на Западе, картина Алоиза Альфонса «Девушки под снегом» (1880) представляет собой белый холст в раме.
Второй ответ на вопрос об отношении бесконечного, невидимого, и конечного, видимого, предполагает введение отрицательного начала, когда истинное бытие сгущается, стягивается или концентрируется, освобождая помещение для ограниченного бытия. По этой схеме, согласно ал-Халладжу, мир возник в результате созерцания Богом себя самого. Сначала возникла любовь, затем отделенная Богом от себя как свое подобие в Абсолюте и вместившая все Его имена в пра-человеке. Изменение в Боге при сотворении мира не происходит.
Бог существует в одном измерении единой реальности, а эмпирический мир в другом, причем, с Божественной точки зрения, творение нереально, с человеческой же обыденной точки зрения, мир - истинная самодостаточная реальность, а Бог нет. В итоге мистик приходит к выводу, например, в суфизме, что мир, каким мы его видим, - это в действительности пустота «ничто», в смысле небытия, зеркально отражающая Абсолют и составляющая истинное «я» человека.
Художник, по заданной логике рассуждения, что находит подтверждение и в этимологии, творит соблазнительные миражи, которые не отражают истинной реальности, совершая, с нравственной позиции, зло, а с религиозной - грех. Если идти до конца по этому пути и признать мир абсурдом, не основанном ни на чем, то визуальный образ вечности может показаться нам прозрачной камерой ужасов, огороженной стеклянными стенами, как в картинах Ф.Бэкона. Отсюда следуют иконоборческие запреты на изображения в иудаизме, исламе, раннем христианстве, радикальном протестантизме, когда допускаются изображения Абсолюта лишь в неподобных символах «от противного», а также средствами геометрического орнамента и каллиграфии (в том числе и микрографики). Например, имам Али в искусстве ислама изображается в виде фигуры льва, состоящей из букв арабского алфавита, а Иисус Христос в раннехристианском искусстве - в виде рыбы, якоря или виноградной грозди.
Мир и Бог составляют одно целое, хотя мир и не является частью Божественной сущности. И.Блок предложил смелую аналогию: мир существует относительно, как бы в сновидении Бога, пока Он спит и видит сны. Человек, будучи сам объектом сновидения Бога, воспринимает мир существующим автономно, в действительности же конечный мир, подвешенный ни на чем, зависит всецело от бесконечной Божественной милости. Уточним: красота, нисходящая в мир, считается в Каббале порождением милосердия и справедливости, срединным членом их взаимодействия. Чтобы создать мир, Всесильный в начале дает явиться человеку - наблюдателю, для которого мир реален. Но если Бог проснется, иллюзорная реальность прекратит свое существование. Таким образом снимается противоречие между конечным и бесконечным3.
Слово «мир», означающее завесу истинного бытия, в иврите основано на корне «скрывать». Духовная субстанция рассеяна в существах и вещах. Человек создан, чтобы соединить два мира, высший и низший, которые реагируют друг на друга по принципу резонанса. В философии Хабада, у р. Шнеура-Залмана из Ляд, различаются два рода познания: высшее, с точки зрения Бога (даат элион), и низшее, с точки зрения человека (даат тахтон). В первом случае подразумевается, как Бог, существующий в абсолютном времени с перманентным течением, понимает свое отношение к миру, хотя то, что в процессе творения происходит в глубинах и недрах Его субъективности («хохма» - мудрость, «бина» -разум, «даат» - знание, отсюда акроним Хабад) человеку недоступно. Во втором случае описывается, как человек, живущий в относительном времени с измеряемым и оцениваемым течением, понимает отношение Бога к миру. Для сравнения: Николай Кузанский высказывал мысль, что человек может думать о Боге только по-человечески, как бык - по-бычьи.
Бог познает мир, созерцая себя самого, свою красоту, и это знание, не являющееся внешним по отношению к Богу, в отличие от человеческого, есть источник бытия мира. В таком знании совпадают субъект, объект и процесс познания. Внутреннее, личностное знание единения всего со всем, открывающее подлинное «я», доступно мистику в состоянии экстаза, а художнику - в мгновения творческой интуиции. В чань (дзен)-буддизме -это, например, нерасчлененный, недифференцированный образ человека, видящего солнце. При созерцании гор китайский мистик-визионер (он же художник) может сказать: «Этот пейзаж волнует мое старое гористое сердце», причем горные пики, принадлежность низшего мира, воспринимаются им как корни облаков - явления высшего, а на самом деле единого и нераздельного мира. Для сравнения: преодоление дуализма субъекта и объекта, внутреннего и внешнего мира явилось главной целью трансцендентальной феноменологии Э.Гуссерля.
Третий ответ на вопрос о месте истинной реальности гласит: Абсолютное, бесконечное становится относительным, конечным, происходит Боговоплощение. Возникает ряд чувственно воспринимаемых промежуточных степеней между бытием и небытием. По определению Николая Кузанского, Бог - это актуальное бытие и одновременно потенциальная возможность всякого бытия или становления, причем в бесконечности противоположности максимума и минимума совпадают. Затем Г.Гегель пришел к заключению, что конкретная истина представляет собой синтез бытия и небытия, и ввел категорию видимости - имманентного просвечивания абсолютного через относительное, неограниченного через ограниченное. Бесконечное помещается внутрь конечного, постоянно выходящего за свои границы.