(1)
Эдвин Рекате
Романские Бронзовые ворота Софийского собора в Новгороде привлекают к себе внимание в течение столетий. В прошлом эти интересные с точки зрения истории искусства ворота упоминали в своих сообщениях главным образом путешественники, среди них известные дипломаты, военные, клирики и историки. Они часто украшали свои описания услышанными ими легендами. Эти авторы снова и снова пытались ответить на вопрос о происхождении столь впечатляющего произведения искусства и открыть читателю "убедительную правду" о процессе возникновения этого памятника.
При этом авторы излагали самые разные теории о прошлом ворот. Но во всех положениях, которые со временем стали общеупотребительными как в популярной, так и в научной литературе, есть одно общее: мнимое решение вопроса о происхождении этого удивительного произведения искусства и его предназначении до установки ворот в западный фасад ортодоксального Софийского собора. Несмотря на длительные поиски документов, которые могли бы помочь разгадать историю появления этих ворот в Новгороде, очевидных доказательств до сих пор нет. По сей день имеющиеся гипотезы дают относительно мало достоверных сведений о месте (2) и времени изготовления (около 1152-1154 гг.) ворот.
В настоящей статье предпринимается попытка обобщить результаты исследований, чтобы расширить возможность изучения этой темы. Мои утверждения носят гипотетический характер и не претендуют на абсолютную верность, они реконструируют только предполагаемую историческую возможность и требуют дальнейшего обсуждения.
Предположительно, поставщиком ворот в 90-е гг. XV в. мог быть книгопечатник из Магдебурга Бартоломеус Готан, начавший свою карьеру в качестве викария собора в Магдебурге. Его ремесло, книгопечатание - это ремесло, прямо связанное с металлическим литьем. Тот факт, что технику книгопечатания, которую он успешно осуществлял в Магдебурге, Любеке, Стокгольме и Або, он хотел экспортировать и в Новгород, является только логическим научным умозаключением (3). Так как новгородский епископ Геннадий не боялся разрабатывать честолюбивые проекты для своих далеко идущих теологических целей, то коммерческая связь обоих этих людей в отлично организованном торговом пространстве Ганзы могла бы сыграть значительную роль. К сожалению, нет прямых доказательств такого интенсивного сотрудничества, каким было бы создание действующей типографии. Косвенные доказательства по-прежнему остаются спорными. А такие данные, как возможное сотрудничество иностранных специалистов при переводах западноевропейской литературы, недостаточны для того, чтобы создать завершенную картину.
Существует предположение, что теологическая и философская литература из Западной Европы достигала Новгорода с кораблями ганзейского торгового флота (4). Может быть, эти литературные произведения сопровождались литыми пластинками бронзовых ворот, которые сегодня, после их монтажа в конце XV в., представляются романским произведением искусства в ортодоксальном соборе. В Новгороде имевший теологическое образование печатник Бартоломеус Готан мог вручить эти рельефы и привезенные им гравюры епископу Геннадию и его соратникам. Огромная подготовительная работа также могла бы осуществляться при поддержке магистра и теолога Николауса Булова из Любека, приглашенного в Новгород епископом Геннадием для составления пасхальных таблиц. Чтобы полностью опереться на существующие ортодоксальные традиции, были необходимы точные и верные в своей интерпретации переводы. Их подготовка включала как тщательную проверку заимствуемых из латинской веры мыслей, так и точный перевод имеющегося материала на церковнославянский язык.
Уже в январе 1478 г. политическая автономия Новгорода была полностью разрушена военными и дипломатическими действиями Ивана III. Московский великий князь потребовал значительную контрибуцию и даже половину церковной собственности. В связи с этим не кажется невероятным, что имевшиеся художественные ценности Софийского собора тоже были использованы как налог. Наряду с символическим удалением вечевого колокола подаренные епископом Василием в 1336 г. металлические ворота собора тоже могли быть вывезены из Новгорода. Возможно, эти ворота были действительно привезены в Александрову слободу и Ф. Аделунг прав, предполагая: "И может быть, только при Иване Васильевиче они были отправлены из столь жестоко наказанного им Новгорода сюда, в его любимую резиденцию?" Тогда место для великолепных ворот, которые играли столь значительную роль в праздничных процессиях, было бы действительно вакантно.
Заполнение этой зияющей бреши в Софийском соборе, конечно, было важной задачей епископа Геннадия, назначенного на этот пост в 1484 г. Иваном III. Его предпочтение теологически-символических решений известно с момента его позиции в споре о направлении процессии в Москве (1479-1482). Епископ Геннадий выдвинулся в борьбе против ереси жидовствующих и, конкурируя с Москвой, подчеркивал ведущую роль Новгорода (5). Так как он был к тому же инициатором первого церковнославянского издания Библии, подготовленного в 1499 г., то монтаж романских бронзовых ворот с их пластичными изображениями мог бы указать на интересную параллель с этим проектом. Таким образом ворота открывали бы доступ к Библии грамотным слоям населения и стали бы своего рода "biblia pauperum" (библией для бедных).
Еще до издания так называемой "Библии Геннадия", в начале 1495 г., появился церковнославянский перевод труда Вильгельма Дурандуса Старшего "Rationale divinorum officiorum Pars VIII". Предполагают, что поставщиком и одним из переводчиков этого произведения является Николаус Булов. С уверенностью можно сказать, что "Rationale divinorum officiorum", который в XIII в. был издан Дурандусом и описывает всю средневековую литургию, был известен в епископском дворе в Новгороде. В своей книге Дурандус в одном месте высказал и свое отношение к картинам в церквях: "Картины и украшения в церквах - наставления и произведения для мирян" (6). Возможно, православный епископ Геннадий, который был вполне готов перенять некоторые образцы из римской церкви, носился с идеей установки рельефных ворот со сценами из Ветхого и Нового Завета. Геннадий мог бы при этом преследовать цель с помощью изображений снабдить неграмотных религиозной информацией, научить, предостеречь и напугать их.
Это намерение особенно подчеркивается оптическим воздействием некоторых устрашающих мотивов на различных пластинах ворот. В первую очередь здесь следовало бы назвать стилизованные под львиные головы дверные кольца. Их устрашающий вид типичен для романских ворот. Угрожающие львиные головы, пожирающие людей, должны показывать входящим муки ада и тем самым морально наставлять их.
Еще один часто обсуждаемый рельеф новгородских ворот тоже мог бы взять на себя подобную функцию. Вероятно, он изначально не принадлежал к отлитому в Магдебурге циклу изображений, а был помещен на ворота позднее, во время монтажных работ в Новгороде. Здесь имеется в виду стреляющий из лука кентавр, который находится на правом створе ворот в нижнем правом углу.
Д. Форстнер констатирует: "В позднее средневековье (XIII - XV вв.) стреляющие кентавры нередко пластично изображались на церковных порталах или внутри церквей. Они символизировали искушения, которые встречает неохраняемое сердце. Иногда они сатирически клеймили позором плохих членов клира и ордена: на стульях хора Базельского кафедрального собора (вторая половина XV в.) среди других фантастических фигур изображены и кентавры, которые помещены впереди как епископы, пирующие монахи и монахини". Д. Форстнер указывает на "Physiologus" (7), который сравнивает их с фигурами еретиков - наполовину людей, наполовину животных, которые прокрадываются в церковь под личиной веры и благочестия и очаровывают доверчивых, и с "людьми с двумя душами, которые непостоянны на всех своих путях, в церкви они как люди, но если они отпущены, то ведут себя как животные" (8).
Так как епископ Геннадий в конце XV в. располагал точными сведениями об испанской инквизиции и распорядился о массированном преследовании еретиков, существует возможность того, что и этот рельеф для морального поучения новгородского населения был включен в серию пластин бронзовых ворот. К тому же это изображение по стилю и форме отличается от других рельефов на воротах. Поэтому можно предположить, что оно изготовлено отдельно и только в Новгороде, в период монтажа ворот, включено в серию изображений (9).
В одном письме епископа Геннадия о борьбе с ересями, направленном в 1487 г. из Новгорода епископу Прохору в Сарай, предлагается заручиться поддержкой его усилий со стороны митрополита Геронтия и великого князя Ивана III: "Да что есть ересей месалианскых, то все они мудръствуют, толка то жидовскым десятословием людей прельщают, яка благочествующе мнятся. Да та прелесть здесе распростерлася не токмо в градех, но и по селом. А все то от попов, коротыа еретики ставили в попы. Де егда где будут в православных, и они таковы же себя являют. Аще ли видят кого от простых, и они готова себе имеют на лов" (10).
Сравнение указанных слов Геннадия с текстом "Психологуса" создает впечатление, что епископ подобным же образом характеризовал еретиков. И если новгородские теологи располагали точными знаниями о христианской животной символике, можно заключить, что этот мифический кентавр был включен в серию пластин бронзовых ворот для морального увещевания новгородского населения. Но не только по этой теологической причине могло быть предпринято включение пластичного кентавра в ворота.
Безусловно, в цикл изображений на бронзовых воротах был дополнительно включен еще один рельеф. Его мотив копирует по оформлению и содержанию мотив соседнего рельефа ворот. Позы и одежда изображенных на обеих пластинах мужчин очень похожи. Но стилистические особенности копии полностью отличаются от исполнения другой пластины. Силуэт этой фигуры значительно тоньше и форма вытянута в длину. Другой стиль позволяет предположить, что здесь речь идет о более поздней работе, которая была включена в ряд изображений как дополнение, а, может быть, и как замена отсутствующих пластинок.