С древнейших времен человек, охраняя себя от злых сил, покрывал одежду и жилище изображениями—оберегами, сплетая охранительную символику в единый образ мироздания. Именно таковы уборы древнерусских княгинь времен двоеверия (язычества и христианства) и изображения на фасадах русских изб, сохранившиеся на Севере до настоящего времени.
Головной убор княгини символизировал небо и увенчивался диадемой с изображением главнейших небесных сил, в центре находился Дажьбог или Христос (в зависимости от того, языческим или христианским был весь убор). Чело княгини украшали височные кольца, означающие движение солнца по небу. Вниз от венца спускались цепи — рясны, символизирующие воздушное пространство. Они покрывались изображениями либо струй дождя, либо птиц, либо семян, падающих с неба. К ряснам привешивались колты (подвески) с изображением русалок, крылатых вил, орошающих поля. Эти колты находились на одном уровне с ожерельями, изображающими распустившиеся ростки. На женских браслетах, как правило, были представлены картины русалий (весенних праздников в честь богинь — подательниц дождя). Наконец, на шею надевалась длинная цепь с двумя головами Ящера, скрепленными кольцом, символизирующим солнце. Так в женском костюме была отражена вся картина миросоздания — небо, земля и подземный мир.
На фасаде русской избы изображались небеса и ход солнца. Небо представлялось двухслойным, состоящим из «тверди» и «хлябей», т. е. неиссякаемых запасов воды. Хляби изображались волнистыми линиями. На тверди, располагающейся ниже хлябей, было показано положение солнца в трех позициях — утром, в полдень и вечером; чтобы подчеркнуть, что оно движется ниже хлябей, изображения светила помещали на деревянных «полотенцах», спускавшихся с крыши. Особенно богато украшалось узором центральное «полотенце», символизировавшее полдень, — там ярко светящее солнце изображалось несколько раз, либо знак солнца (круг, разделенный на восемь секторов) дублировался коньком крыши, означавшим Солнце-коня. На центральном «полотенце» часто помещали и громовой знак (круг, разделенный на шесть секторов) — символ Рода или Перуна, оберегавший дом от попадания в него молнии.
Сведения об обычаях славянских племен дошли до нас из сочинений римских, византийских и арабских авторов I тыс. н. э. Так, интересные сведения о военном искусстве славян сообщает византийский трактат «Стратегикон», написанный на рубеже VI—VII вв. н. э.:
Опытны они и в переправе через реки, превосходя в этом отношении всех людей. Мужественно выдерживают они пребывание в воде, так что часто некоторые из числа остающихся дома, будучи застигнуты внезапным нападением, погружаются в пучину вод. При этом они держат во рту специально изготовленные выдолбленные внутри камыши, доходящие до поверхности воды, а сами лежа навзничь на дне реки, дышат с помощью их; и это они могут проделывать в течение многих часов, так что совершенно нельзя догадаться об их присутствии[13].
Первые оригинальные сочинения восточных славян относятся к концу XI в. и в них строй жизни предков описывается сквозь призму христианского мировосприятия с резко негативными оценками. Вот как «Повесть временных лет» описывает законы, предания и нравы разных племен:
Поляне имеют обычай отцов своих кроткий и тихий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, матерями и родителями; имеют и брачный обычай: не идет зять за невестой, но приводят ее накануне, а на следующий день приносят за нее — что дают. А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски, убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывало, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как звери, срамословили при отцах и при снохах. И браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, то устраивали по нем тризну... мертвеца сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах при дорогах, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи и прочие язычники, не знающие закона божьего, но сами себе устанавливающие законы[14].
Узелковая письменность
Ни одна культура духовно развитого народа не может существовать без письменности. «Прежде убо словене неймъаху письменъ, ну чертами и ръзанми гадааху погани сущи». Обычно, основываясь на этих словах, написанных в IX в. болгарским монахом-черноризцем Храбром, и делают вывод о том, что славяне до миссионерской деятельности Кирилла и Мефодия не знали письменности. По мнению же ряда современных лингвистов и историков, Кирилл (ок. 827—869) и Мефодьй (ок. 815—885) были не создателями, а лишь реформаторами уже существовавшей азбуки, основанной на греческом алфавите и использовавшейся при записи Велесовой книги. Имеются также свидетельства, что, кроме греческой, славяне имели и свою оригинальную систему письма: так называемую узелковую письменность. Знаки ее не записывались, а передавались с помощью узелков, завязанных на нитях, которые заматывались в книги-клубки. Память о древнем узелковом письме осталась в языке и в фольклоре. Мы до сих пор завязываем «узелки на память», говорим о «нити повествования», «хитросплетении сюжета». В сказках Иван-царевич прежде чем отправиться в путешествие, получает клубок от бабы Яги. Разматывая этот своеобразный древний путеводитель, он, возможно, читал узелковые записи и таким образом узнавал, как добраться до места.
Период письменной жреческой культуры, видимо, начался у славян задолго до принятия христианства. Сказка о клубке бабы Яги уводит во времена матриархата. По мнению известного ученого-фольклориста В.Я. Проппа, баба Яга — это типичная языческая жрица, возможно, и хранительница «библиотеки клубков». Хранились они в берестяных коробах (не отсюда ли выражение: «наврать с три короба»), а при чтении нити с узелками вполне могли «наматываться на усы», приспособления для чтения.
В древности узелковая письменность была распространена достаточно широко. Узелковым письмом «кипу» и «вампум» пользовались древние инки и ирокезы. Письмо «цзе-шен» было известно в древнем Китае. Финны, угры, карелы, издревле совместно проживавшие со славянами на северных территориях России, имели узелковую письменность, упоминание о которой сохранилось в карело-финском эпосе «Калевала». На многих предметах, поднятых из захоронений языческого времени, просматриваются несимметричные изображения узлов сложной конфигурации, напоминающие иероглифическую письменность восточных народов.
Прообразы пиктографического письма
Часто в сочинениях христианского времени встречаются иллюстрации с изображениями сложных переплетений, вероятно, перерисованных с предметов архаической эпохи. Художники, изображавшие эти узоры, следовали существовавшему в то время правилу наряду с христианской символикой использовать и языческую. Следы узелковой письменности можно найти на стенах храмов эпохи «двоеверия», когда христианские святилища украшались не только ликами святых, но и орнаментальными узорами.
То, что Храбр назвал чертами и резами, есть некий прообраз рисуночного, пиктографического письма, широко использовавшегося в орнаментальных украшениях ритуальных предметов. По нему ученые восстанавливают содержание узелкового письма. Так, изображение простой петли-окружности предположительно расшифровывается как знак Рода. В пиктографическом письме этот знак трактуется более широко: Род —как племя, группа, женщина, орган рождения, глагол родить. Символ Рода — окружность, является основой для многих других узлов-иероглифов и условием, способным придать словам сакральное значение. Окружность с крестом — это солярный символ, знак Солнца и бога солнечного диска Хорса. Знак другого солнечного бога более сложен, ибо Дажьбог еще и хозяин Вселенной, податель благ и прародитель русского народа. Решеткой во времена первых пиктографических записей обозначалось вспаханное поле, сам пахарь, а также богатство, благодать.
Праславяне были земледельческим народом, поклонявшимся Роду, этим можно объяснить совмещение символов Рода и поля в едином символе Дажь-бога. Чуть усложненный солярный символ, у которого вместо окружности рисовалась ломаная линия, приобретал значение «громового колеса», знака бога грозы Перуна, остроугольная колесница которого вызывала небесный грохот-гром. Узел-иероглиф солярной усложненной формы наподобие трезубца принадлежал богу огня Семарглу и его ипостаси соколу Рарогу. Как показали исследования археологов, трезубец есть стилизованное изображение этой птицы, сложившей крылья (у египтян один из верховных богов Хор или Гор изображался соколом, расправившим крылья в полете). Историй связывают происхождение племенного знака-герба трезубца Рюриковичей и даже самого имени основателя династии русских князей Рюрика с птицей-тотемом западных славян-ободритов Рарогом.
Узелково-иероглифическая письменность древних славян, видимо, была очень сложна. Доступная лишь избранным — жрецам и высшей знати, — она стала священным письмом. По мере распространения христианства и угасания древней культуры славян вместе с жрецами-волхвами погибали и тысячелетние знания, «завязанные» узелковым письмом. Очевидно, что узелковая письменность в ту пору не могла соперничать с более простой системой письма, основанной на кириллице.
Православие стало вытеснять древнюю культуру и веру славян не ранее XI в. и много позднее, чем у других европейских народов. До этого она эволюционировала по крайней мере не менее полутора тысяч лет. Ее принято возводить к культуре скифов-сколотов — высокоразвитого земледельческого народа, жившего в Приднепровье в VI—IV вв. до н. э. и достигшего, по выражению Б.А. Рыбакова, «высшего уровня первобытности»[15]. В упадок культура праславян-сколотов пришла во время сарматского нашествия в III в. до н. э. Затем последовали Зарубинецкий (III в. до н. э.) и Черняховский (II в. до н. э. — VI в. н. э.) периоды, культурное развитие в рамках последнего было прервано вторжением гуннов во время Великого переселения народов IV—V вв. н. э. Тем не менее от легендарного славянско-антского князя Буса (упоминание о нем есть в «Слове о полку Игореве» и у готского историка Иордана) и до Владимира I славянская культура в условиях рождающегося феодализма развивалась почти полтысячелетия, так что «Повесть временных лет» относит даже рождение Киевского государства к VI в. н. э.
Наследие столь мощного пласта славянской культурной архаики не может оставаться невостребованным ее историческими воспреемниками. Это богатство заявляло и продолжает заявлять о себе исподволь: в образе мышления, стиле и фразеологии речи, мимике и жестах, неосознаваемых движениях души, соприкасающейся с миром родной природы. Ее формообразующее для нас значение состоит еще и в том, что с образами персонажей того далекого мира мы знакомимся в раннем детстве, поре, когда человек наиболее открыт этому мирозданью.