НВ
нощи,/ яже в уме и в помышлении/... (241N).
Из транскрипции видно, что с помощью синтагматического членения попарно разграничены контрастные по семантике бинарные компоненты. Однако внутри синтагмы отношения сопоставления между членами перечислительного ряда не находят мелодического выражения.
Выявленная в результате анализа звучащих молитвословий индифферентность интонации к выражению смыслового, коммуникативного значения высказывания в каноническом молитвенном чтении объясняется, на наш взгляд, совокупностью причин. Прежде всего асемантичность интонационного оформления молитвы находит объяснение в рамках подхода, используемого нами вслед за С.П. Лопушанской и состоящего в рассмотрении текста "в качестве целостной микросистемы, отражающей конкретно-пространст-венные либо абстрактно-пространственные представления о времени совершающихся событий, о характере их протекания в определенный хронологический период или в разновременные отрезки бытия, о восприятии мира в целом и места в нем человека" (Лопушанская 1997: 11).
Как показывает анализ звучащих молитвенных текстов, отражение в них средневекового языкового сознания оказывает влияние на звуковую организацию молитвословий. Образность мышления предполагает целостность восприятия явлений, "неразложимость" их на составляющие, нерасчлененность информации на "кванты" смысла. В интонировании молитвы синкретизм образного мышления проявляется, в частности, в асемантичности просодического оформления молитвословий.
Семантическая немотивированность интонации в каноническом молитвенном чтении возникает и благодаря особому отношению верующих к молитвенному тексту как к духовной реальности, как к сакральному тексту, в котором реализуется иконическая природа Слова, когда слово, как икона, представляет "образ, знаменующий первообраз, но не совпадающий с ним" (Бахтина 1998: 69; см. также: Флоренский 1990). Восприятие молитвенного Слова как некоей субстанциональности, вещественности и сакральной реальности формирует и особые приемы его звукового воспроизведения, описание которых можно найти в наставлениях Святых Отцов, обращенных к тем, кто впервые приступает к молитвенному чтению: "Читать следует просто, с благоговением, в один тон, без изливаний своих чувствований посредством изменений голоса. Предоставим святым молитвословиям действовать собственным их духовным достоинством на слушателей" (Желающему поступить в монастырь 1996: 29).
Кроме того, асемантичность интонационного оформления в каноническом молитвенном чтении актуализирует, по нашему мнению, стиховую природу молитвы. Как известно, звучание стихотворной речи имеет свою специфику, которая в исследованиях последних лет получила адекватное описание с использованием экспериментально-фонетических данных (см.: Бычкова 1973; Златоустова 1976; Ковтунова 1976; Николаева 1979; Златоустова 1985; Хитина 1986; Невзглядова 1994; 1997). Одним из ведущих признаков интонационной и ритмической организации стихотворной речи, по мнению исследователей, является "разрыв между лексико-грамматическим содержанием и не зависимым от него интонационным оформлением" (Невзглядова 1994: 77). Отнесенность молитвы к сфере стихотворной речи находит отражение в автономности интонационной структуры молитвословия, ее семантической немотивированности.
Для неканонического молитвенного чтения, как показывает анализ имеющегося в нашем распоряжении материала, характерно более последовательное участие интонации в выражении смыслового значения высказывания и его частей. Наиболее ярко это проявляется в интонационной противопоставленности позиций "завершенности" и "незавершенности".
В соответствии с нормами русской звучащей речи семантика незавершенности передается при неканоническом молитвенном чтении восходящей и восходяще-нисходящей интонационными моделями (соотносимыми с ИК-6 и ИК-3 в системе интонационных средств, представленной в Русской грамматике 1980 года). Значение завершенности манифестируется нисходящей интонационной моделью и ее модификациями, что также соответствует современным интонационным нормам. Приведем пример:
ВН В Н
/1/ Матерь Божия,/ благодарю тебя/ за прошедшую ночь/... (189С); ВН В В Н
/2/ Дай мне, Господи,/ кончину благую,/ христианскую,/ непостыдную/...
(141С);
В В Н
/3/ Богу нашему слава/ во веки,/ аминь/ (37D).
Из транскрипции видно, что восходящая и восходяще-нисходящая модели оформляют все неконечные синтагмы высказываний. В завершающих высказывания минимальных речевых отрезках использована нисходящая интонационная модель.
Анализ материала показывает, что в неканоническом молитвенном чтении интонационно дифференцируются частные императивные значения в побудительных конструкциях. Так, например, мелодически разграничены значения "пожелания" и "просьбы":
ВН
/1/ Дай мне, Господи/ ... (141С);
Н’ ВН
/2/ Господи,/ спаси нас/ (126L);
ВН Н
/3/ ...и сохрани меня/ от всех врагов/...(43С);
(’) ВН Н’ ВН
/4/ ...и все мученики/ праведники,/ помолитесь за нас/ (33А3);
Н’
/5/ Храни вас всех Господь/ (339J).
Как видно из транскрипции, семантика просьбы передается в /1/, /2/, /3/, /4/ моновершинным вариантом восходяще-нисходящей модели, что соответствует интонационным нормам современной звучащей речи (см.: Русская грамматика 1980: II, 115–116). Значение пожелания манифестируется акцентной модификацией нисходящей интонационной модели (см. /5/).
Итак, молитва реализуется в гиперкоммуникации – виде речевого общения, который характеризуется особым статусом Адресата и трансформацией языкового кода, связанной со спецификой восприятия сакральных текстов как воплощенного Слова. В аспекте формы средством выражения гиперкоммуникации является тенденция к асемантичности интонационного оформления речи, которая реализуется в ритмизации звучащего молитвословия, а также в слабой соотнесенности лексико-синтаксической и интонационной структур молитвенного текста.
Проведенный анализ позволил установить, что при гиперкоммуникации в разных типах молитвенного чтения дифференцируется степень участия интонации в выражении смыслового и эмоционального содержания высказывания и текста. В каноническом молитвенном чтении отмечается тенденция к асемантичности интонационного оформления: при сегментации речевого потока наблюдается несовпадение границ синтаксического и синтагматического членения; интонационные модели, как правило, не передают различия коммуникативных типов высказывания, не принимают участия в экспликации семантико-синтаксических связей внутри высказываний и между ними. В неканоническом молитвенном чтении взаимодействие семантики и звучания носит более последовательный характер.
Диалогичность молитвы
.2.1. Функционально-семантическая речемыслительная категория диалогичность /монологичность и ее реализация в молитве
Существование двух форм речевого общения – монолога и диалога – общепризнанно. В отечественном языкознании их научное изучение и описание началось в 20–30-е годы в работах Л.В. Щербы, Л.П. Якубинского, М.М. Бахтина, В.Н. Волошинова и др. (Щерба 1915; Якубинский 1923; Бахтин 1993; 1994). Развитие теории диалога и монолога как форм речи было продолжено в 40–50-е годы Б.А. Лариным, Г.О. Винокуром, Н.Ю. Шведовой, Е.М. Галкиной-Федорук, М.А. Михлиной и др. (Ларин 1948; Винокур 1959; Галкина-Федорук 1953; Шведова 1956; Михлина 1956). Новый импульс изучение диалога и монолога получило с конца 60-х годов, когда наряду с работами общетеоретического характера появились исследования, обращенные к анализу монологической и диалогической речи в разных сферах речевой деятельности: разговорной, художественной, научной, публицистической (см., например: Виноградов 1963; Соловьева 1965; Холодович 1967; Арутюнова 1970; Балаян 1971; Гельгард 1971; Занько 1971; Будагов 1974; Лаптева 1976; Разинкина 1978; Славгородская 1978; Валюсинская 1979; Савинский 1980; Леонтьев 1981; Нистратова 1985; Светана 1985; Кожина 1986; Богомолова 1987; Зайцева 1987; Ястрежембский 1991; Сулименко 1993; Шмелева 1995; Нестеров 1996; Семененко 1996 и др.).
Несмотря на большой интерес исследователей к проблеме диалога и монолога ее разработка не завершена и многие из предлагаемых решений носят дискуссионный характер. До сих пор остается открытым вопрос о релевантных признаках диалога и монолога (см., например: Шведова 1956: 68; Гельгардт 1971: 144; Лаптева 1976: 52), что ставит под сомнение необходимость и возможность разграничения этих форм речи, поскольку они "почти никогда не существуют в чистом виде... любой разговор почти автоматически переходит в повествование о чем либо (enrécit)... повествование в любой момент может развиться в диалог" (Греймас, Курте 1983: 502). Идея о непротивопоставленности монолога и диалога, их близости, взаимопереходности объединяет многие работы, посвященные изучению форм речевого общения (см.: Якубинский 1923: 133; Mukařovsky 1948; Винокур 1959: 279; Холодович 1967; Занько 1971; Будагов 1974: 9; Лаптева 1976: 52; Йотов 1977; Кожина 1981: 192–193 и др.).
В рамках решения проблемы соотношения диалога и монолога с учетом коммуникативной природы языка современными исследователями выдвигается положение о диалогичности как особом свойстве, признаке монологической речи. Феномен диалогичности слова, высказывания, текста, мышления является предметом исследования целого ряда наук гуманитарного цикла – риторики, литературоведения, лингвистики, стилистики, психологии, в каждой из которых формируется свое представление о сущности и функциях этого явления.
В работах по риторике диалогичность трактуется как особое свойство ораторского монолога (см.: Кохтев 1994; Михальская 1992; 1996). Н.Н. Кохтев связывает понятие диалогичности ораторской речи с ее обязательным учетом реакции аудитории и дает описание языковых средств, обеспечивающих контакт говорящего и слушающих (Кохтев 1994: 128–139).
А.К. Михальская оперирует понятием "диалогичность" при описании признаков, формирующих основы риторического идеала, понимаемого как система "наиболее общих ожиданий и требований к хорошей речи" (Михальская 1996: 43). Исходя из положения о том, что диалогичность является отражением характера отношений "говорящий – слушающий", социальной иерархии участников общения, исследователь различает две оппозиции "монологичность/диалогичность речи" – по содержанию и по форме (там же: 59–62).