Никогда еще живопись – тот особый мир идей и чувств, который управляется своими, ему одному присущими законами, неведомый ни литературе, ни другим искусствам, - не падала так низко, как в эти печальные годы, когда живописцу довольно было иметь одну голову, и не нужно было ни глаз, ни ушей, ни сердца. Талантливые идейные реалисты появились несколько позже, может быть, слишком поздно и, не имея упрямой веры первых проповедников, не в силах были совсем от нее отказаться и в то же время не обладали решимостью идти по новой дороге, отчего не развернулись во всю величину. Ни главный деятель идейного реализма – Перов, ни Крамской, дававший то теоретическое обоснование, которое необходимо для всякого нового движения, - не были вдохновенными живописцами и от природы были наделены очень скромными дарованиями, которых притом не имели случая развить позже, так как тогда уже было не до того. В живописи они были совершенными чужаками, и если их иногда тянуло инстинктивно к задачам художественным, то они, откровенно не любившие и презиравшие их, старались тотчас подавлять в себе неуместные для идейного человека порывы. И все же это им удавалось не всегда, и даже у такого гонителя прекрасного, каким был Перов, выходили иногда вещи с тонко прочувствованным настроением, как та, которая изображает пару саней, остановившихся "У последнего кабака". Эта небольшая картинка полна щемящей тоски, достигнутой не обычными академическими приемами реализма, подчеркиваниями и кивками, а внутренне правдивым отношением к природе, отношением художника, а не моралиста. Какая бездна самого пустынного академизма была в душе этого художника, видно из его убийственных исторических затей, "Никиты Пустосвята" и "Пугачева", но что ему были доступны и иные чувства, об этом свидетельствуют некоторые его портреты, среди которых есть и такой значительный, как портрет Достоевского.
Каких усилий стоило Крамскому жить и работать в добровольно надетых на себя шорах, видно из тех немногих счастливых эпизодов его кипучей художественной деятельности, когда даже его железной воле не удавалось сдерживать просившихся наружу чувств, и он делал промахи, с точки зрения "партийной дисциплины", совершенно недопустимые. Так, у него, что называется, сорвалось в тот момент, когда он писал живописный портрет Зайончковской (В.Крестовского) или красивый по краскам портрет В.Н.Третьяковой 1879 года. Однажды это долго сдерживаемое чувство вырвалось у него с такой силой, что он написал картину, в которой предугаданы будущие чеховские настроения и которая странным образом соединяет душевную тоску федотовского захолустного офицерика с хмуростью наставших позже дней. В этой картине, изображающей "Осмотр старого дома", он написал самого себя, в холодный осенний день вернувшегося с дачи в город и в сопровождении дворника осматривающего дом. В унылых линиях пустого зала, в скучно висящих картинах, в чехлах, надетых на мебель, - есть нота щемящей тоски, есть настроение, говорящее зрителю больше, чем многоречивые сочинения на гражданские темы большинства современников Крамского.
Из того, что Крамской, наиболее последовательный из поборников идейного реализма, мог так неожиданно подойти к думам и чувствам будущего поколения, ему не только чуждого, но и открыто враждебного, - следует с полной очевидностью, что в действительности между различными направлениями в искусстве нет таких несокрушимых преград, сквозь которые нельзя было бы проникнуть, а есть лишь грани, более или менее остро отшлифованные, поверх которых переход возможен и иногда легок. Все термины, к которым приходится прибегать для обозначения различных художественных течений, на самом деле в высшей степени условны и нужны только для удобства. Так был выдуман в свое время термин "романтизм", хотя "романтиками" были и до того все великие поэты прошлого; так по поводу картин Курбе был придуман термин "реализм", хотя то художественное явление, которое окрестили этой кличкой Прудон и другие критики Курбе, существовало во все времена и у всех народов, начиная с египтян и ассирийцев; так еще позже было сочинено слово "импрессионизм", несмотря на то, что обозначавшиеся им в живописи особенности встречаются и у старых мастеров, хотя бы у Тинторетто, Веронеза, Веласкеса и Рембрандта, а в известном смысле их можно найти и у скульпторов, и у музыкантов, и у поэтов. Если эти термины брать в их широком значении, то, в конце концов, надо признать, что всякий настоящий художник и поэт и настоящий поэт является романтиком и реалистом, часто и импрессионистом в одно и то же время. Иногда он соединяет в своем искусстве еще добрый десяток других свойств, из которых каждое имеет в современной терминологии свой определенный "изм". Каждое произведение искусства слагается под давлением двух основных моментов художественного творчества, объективного и субъективного, - из побуждения воспроизводить внешний мир, явления, лежащие вне человека, и из внутренней потребности вносить в них часть самого себя, создавать рядом с существующим миром новый, извлекаемый из глубины собственной души. В зависимости от темперамента, личных свойств человека и причин, лежащих в общественных условиях данного времени, преобладание получает то тот, то другой из обоих моментов. То центр тяжести переносится на объективную передачу действительности, на возможно точное и правдивое изображение "реального" мира, то все внимание сосредоточено на мире внутреннем, на передаче душевных движений, внутренних переживаний и настроений. Безусловной объективности в передаче природы достичь нельзя, и чем эта объективность больше, тем меньше в художественном произведении творческого элемента, т.е. искусства. Эпоха идейного реализма была эпохой первого типа, но задаче объективности мешала обязательная проповедническая тенденция. Не объективной правды искали идейные реалисты, а искали лишь поводов, удобных для проповеди. Неустанно поднимая злободневные, волновавшие всех вопросы и преподнося их широкой публике в форме, для нее наиболее доступной, они сыграли значительную роль в истории русской культуры. Но и русское искусство им обязано многим, ибо они впервые пробудили в обществе интерес к живописи, которая с этого времени становится уже некоторой потребностью, если не такой насущной, как литература, то все же не много меньшей, чем музыка. Только младшее поколение идейных реалистов стало браться от поры до времени за задачи простого изображения жизни и иногда строго объективно, а иногда и не без явного тяготения к субъективизму отдавалось всецело исканию жизненной правды.