Появление нормативных определений — своеобразная реакция на процесс сближения культурной антропологии и социологии; они входят в литературу по мере того, как в западном обществознании формулируется и упрочивается мнение, согласно которому специфическим предметом социологии является исследование коллективного (социального) поведения индивидов, т. е. примерно с 20-х годов. Под непосредственным влиянием социологии, культурные антропологи, по традиции никогда не делавшие различия между культурой и обществом, пришли к интерпретации культуры как суммы (а в последствии — как системы) человеческих поведений, осуществляющихся по особым правилам, образцам, моделям, которым стали приписывать основную роль в функционировании общества. Из культурной антропологии такое понимание культуры вошло в собственно социологию. Понимание культуры в терминах поведения рассматривается некоторыми исследователями как наиболее универсальный тип «структуралистических» (в классификации Кребера и Клакхона) определений, одинаково удовлетворяющих как социологов, так и этнологов. Следует заметить, что в послевоенные годы, наряду с определениями, фиксирующими лишь способы человеческого поведения (их иногда называют социологическими), появились и такие нормативные определения, где подчеркиваются и результаты, продукты человеческой деятельности. Это попытка еще большей универсализации понятия культуры, предпринятая в связи с тем, что описательная этнография по-прежнему продолжает концентрировать свое внимание на исследовании предметного содержания человеческой деятельности и исключение его из определения культуры противоречило бы устоявшейся традиции. Наиболее удачным образцом такого определения является, по мнению многих западных исследователей, определение известного американского антрополога и социолога Р. Линтона: «Культура — это уклад заученного поведения и результаты поведения, составные элементы которого являются общими для членов данного общества и передаются в его пределах» (Linton R. The Cultural Background of Personality. L.N.Y., 1945. Р. 31). Некоторые исследователи полагали, что по линии разделения этих «сфер влияния» проходит граница между традиционной этнографией, с одной стороны, и теоретической этнологией и социологией, с другой: этнография исследует продукты человеческой деятельности, этнология и социология — способы деятельности.
Большое место среди определений культуры, разрабатывающихся в русле тайлоровской этнологической традиции занимают определения, интерпретирующие культуру в терминах символического поведения, рассматривающие ее как «способность создания символов и надавания значений», «способность учения и научения», способность к созданию языка. Интерес ХХ века к лингвистической проблематике нашел отражение и в культурной антропологии, в том числе в эволюционизме. У Л. Уайта, видного представителя американской культурной антропологии, ее эволюционистской ветви, «культура — это совокупность явлений и действий (способов поведения), предметов (сделанных с их помощью орудий и вещей), идей (убеждений, знаний), чувств (отношений ценности), которые зависят от использования символов. Культура — это символический, непрерывный, кумулятивный и прогрессивный процесс» (American Sociological Review, 1947. Vol. 2. № 6. Р. 693) Здесь налицо самое широкое определение, где факты культуры организуются, упорядочиваются указанием на их зависимость от символической деятельности, что в конечном счете ограничивает как содержание культуры, так и область исследовательского интереса. В классификации Кребера и Клакхона символические определения отнесены к разряду «генетических», т. е. таких, которые фиксируют условия, повлиявшие на развитие культуры, ее причины. Дело, однако, в том, что те авторы, которые подчеркивают символическое происхождение культуры, как правило, делают символическую деятельность одновременно и главной характеристикой культуры. И с точки зрения содержания, эмпирической ценности символические определения можно располагать на одной плоскости с уже перечисленными.
Символические определения культуры можно разделить на две группы. К первой группе относятся те, которые не выходят за пределы объективистки ориентированной этнологии. В концепции Л. Уайта символ трактуется как «предмет, обладающий ценностью или значением, данным теми, кто им пользуется». Символический мир — это предметный мир, обладающий значимостью для человека. Здесь мы видим своеобразную попытку внедрения в этнологию аксиологического подхода, человеческого измерения: созданный человеком мир не безразличен ему; означивая его, человек тем самым оказывается способным сохранить его и передать по наследству. В тех случаях, когда знак и символ ассоциируются прежде всего с вербальной, словесной деятельностью человека, они так или иначе отсылают к предметному миру, миру вещей, это задается позитивистской установкой и этнологической традицией. Как бы ни определялись знак и символ (в концепции Л. Уайта это одно и то же), мир знаков и символов, а также стоящий за ними мир значений — это устойчивый мир, гарантирующий человеку возможность ориентации в нем.
Вторая группа определений — это определения, выходящие за пределы этнологической традиции. Долгое время они были не периферии этнологического знания и лишь к концу века заявили о себе со всей определенностью, хотя большинство антропологов их не принимает и сейчас, полагая, что они подрывают научный статус культурной антропологии. Это интерпретации, для которых характерен отказ от предметной трактовки символов. В частности, такой подход характерен для этнометодологии. Этнометодология — это направление в американской социологии, оказавшее влияние и на этнологию, на ее поиски «природы» человека. Здесь мы видим отказ от позитивистского объективизма: символы не отсылают к предметному миру, стоящему за ними, а своеобразным образом конституируют предметное поле человеческой деятельности. Этнометодология сложилась под влиянием феноменологии жизненного мира Гуссерля и Шюца. Человек в этих концепциях изначально является понимающим человеком и задача исследователя состоит в том, чтобы понять, как в разных культурах (и культуре «вообще») осуществляется это понимание. Основные усилия в этнометодологии нацелены на изучение рутины, которую люди используют в своей повседневной жизни и которая в конечном счете и порождает «чувство принадлежности к миру», т. е. понимание. Общество, считают этнометодологи, скрепляют не ценности, не нормы, не знаки (слова и предметы) сами по себе, а применяемые индивидами «методы» понимания обыденной жизни: устойчивость мира определяют не объективные, а субъективные структуры — символические системы, которые лишены устойчивых значений и носят как бы игровой характер. Мир значений, общих для всех, в этнометодологии (что отличает ее от концепции Шюца) не является изначально данным для индивидов. Он постоянно конституируется, задается заново и это всегда другой мир. Он поддерживается не стабильностью языка, а стабильностью процедур («методов»), связанных с его использованием. Общими могут быть лишь те смыслы, которые задаются этими процедурами. Для многих этнометодологов человеческие отношения и словесные отношения — это одно и то же, подлежащее одинаковым правилам. При этом не язык как таковой, а его использование в речи, болтовне, разговоре обусловливает реализацию человеческих взаимодействий, т. е. понимание. Таким образом, основной коммуникативной единицей является здесь не символ (слово, знание), а схема использования символа (символ символа).
В литературе есть попытки сочетания этого подхода с классическими объективными методами исследования чужих культур. В частности, можно сослаться на опыт известного французского социолога П. Бурдье, который в качестве антрополога (он начинал свою деятельность как антрополог) изучал чувство чести у крестьян-кабилов (Алжир). Пытаясь как бы изнутри понять содержание чувств и мыслей кабилов, Бурдье обратил внимание на сложный ритуализм в их поведении, за которым не было никаких устойчивых значений. Он пришел в выводу, что это своего рода «символический капитал», обеспечивающий социальный порядок и взаимопонимание. Многие свои выводы Бурдье использовал и в своей социологической практике, перенеся их на исследование французского общества, поскольку социология в его интерпретации также ориентирована на исследование природы человека и специфики коллективной формы его бытия.
Краткий обзор определений культуры в «усовершенствованной» редакции позволяет отметить, что отказавшись от свойственного Тайлору комплексного подхода, многочисленные его последователи и интерпретаторы стали на точку зрения абсолютизации отдельных форм и проявлений человеческой жизнедеятельности, что в конечном счете обусловило и односторонность в решении вопроса о природе человека. Причина этого — онтологизация исследовательских перспектив, с которой, как известно, западная мысль боролась, но которая постоянно воспроизводилась в культурной антропологии и этнологии в силу их ориентации на изучение конкретных форм бытия. Понятие культуры, несмотря на все попытки уточнения его эмпирического содержания, было понятием — идеализацией, с помощью которой каждый раз заново систематизировались факты культуры, одни при этом выдвигались на первый план, другие оказывались на периферии. Именно с помощью таких идеализаций западные социологи и антропологи надеялись охватить всю полноту проявлений специфически человеческого и создать на этой основе единое понятие и единую теорию культуры. Как уже указывалось, эти попытки не удались, хотя, безусловно, имели и позитивное значение.
Следует, однако, заметить, что даже вместе взятые эти определения не отвечают претензиям на полноту охвата форм деятельности человека. Свойственная человеку способность передачи общественного наследия как в виде предметов, так и в виде норм и правил поведения — необходимое условие функционирования и развития общества. Благодаря процессу символизации человек не начинает каждый раз заново свой диалог с природой, но, будучи включенным в ту или другую культуру, усваивает опыт предшествующих поколений и той группы, в которую он включен, преодолевая тем самым ограниченные возможности собственной натуры. Символизация, безусловно, один из главных механизмов человеческой деятельности. Многие из форм социального поведения человека, прежде всего, институциональное поведение, предписаны нормами и ценностями. Однако этим не исчерпывается поведение человека в группе. Человек прежде всего действует непосредственно, практически. И вопрос о том, что генетически первично: непосредственная деятельность или символическая остается открытым до сих пор. На антропологию большое влияние оказала гипотеза антрополога-лингвиста Е. Сэпира о том, что язык предшествовал наипервейшим изобретениям человека, таким как умение разжигать огонь, обрабатывать камень и т.д. Однако многими исследователями, исходящими из очень различных теоретических и философских принципов, эта гипотеза опровергается, они доказывают тесную связь языковых форм с непосредственной практической деятельностью. Описание технологии получения стали не может заменить труд сталевара. Тот факт, что ни одна сложная система действий, охватывающих элементы «непосредственной культуры», не может обойтись без связи с элементами культуры символической, не снижает ее роли в структуре других видов человеческой деятельности. Культурная антропология прошла мимо проблемы взаимодействия символической и непосредственной деятельности и в частности проигнорировала тот факт, что культура может передаваться и передается не только символическим, но и непосредственным путем.