А. И. Беленкова
В историческом архиве Эстонии г. Тарту в фонде семьи Бергов бережно сохранены 10 писем Е.А. Энгельгардта, написанных им в период с 1816 по 1820 год. Адресованы они мадам Вильгельмине де Берг и отосланы из Царского Села в Дерпт. Первое письмо датировано 20 июня 1816 года, когда в Лицее еще учился А.С. Пушкин и лифляндцы В. Кюхельбекер, А. Горчаков, сыновья прибалтийских немцев: А. Дельвиг, К. Данзас и М. Корф, которым остался год учебы до счастливого дня выпуска. Три месяца пробывший в должности директора, Е.А. Энгельгардт писал: «Прошу сделать мне, как старому школьному товарищу, [1] одолжение говорить … везде, чтобы мне присылали много очень молодых кандидатов. У этих еще то преимущество, что они могут поступить сразу в лицей, где их воспитание ничего не стоит родителям. Примите мои заверения в высоком уважении к Вам, имею честь быть Вашим покорным слугой» Г. Энгельгардт [2].
Этот «призыв» начинающего директора был услышан: с первого набора в 1811 году и до последнего, в 1917, каждый третий-четвертый лицеист был выходцем из Прибалтики. Документы представлены семьей в срок, и следующее письмо адресовано матери полноправного пансионера из Лифляндии Александра Берга (Александр фон Фридрих Георг): «Добро пожаловать, моя глубокоуважаемая подруга, Вашему маленькому питомцу, и я буду искренне рад, если Вы со временем увидите, что мы Ваше доверие действительно заслужили. За добрую волю и усердие с моей стороны и со стороны моих сотрудников я ручаюсь» [3 ]. «Маленькому питомцу» к этому времени 13 лет. Это сообразительный, любознательный и вполне самостоятельный подросток, который имеет желание учиться. «Сотрудниками», о которых пишет Егор Антонович, были многие из тех, кто учил А. Пушкина и его друзей: А.П. Куницын, кем «чистая лампада возжена», блестящий знаток античной литературы Н.Ф. Кошанский, математик-эрудит Я.И. Карцев, строгий и требовательный учитель истории И.К. Кайданов, один из любимых лицеистами профессоров − И.П. Шульгин, справедливый, деликатный и скромный П.Е. Георгиевский. Слова о поклоннике с 30-летним «стажем» говорят о том, что госпожу Вильгельмину он знает с 13 лет, то есть семьи Эрмес и Энгельгардт были дружны между собой и знакомы еще со времени жизни Энгельгардтов в Риге. Новоявленный питомец времени зря не терял: в Петербурге старший брат нашел ему учителей, и мальчик осваивал русский язык очень быстро. Переписка с домом была регулярной. В архиве Бергов несколько тысяч страниц писем детей родителям, родителей - детям. Александр писал домой часто, сообщая о своей учебе и очень осторожно — об успехах, а они были налицо. Если дети из лифляндских семей Вейссов и Гельмерсенов были забраны родителями уже через год после начала учебы, так как трудности с русским языком показались непреодолимыми, то Александр себе поблажек не давал. В письме \маме он сообщал: «Порусскому я продолжаю мои частные уроки. Я должен учителю декламировать стихотворение, затем излагать его в прозе. После этого делаю переводы с немецкого на русский... Возвратившись в свою комнату, занимаюсь сам...» [4]. Как тут не вспомнить стихи почти ровесника - А.С. Пушкина:
Все тихо в мрачной келье: Защелка на дверях, Молчанье, враг веселий, И скука на часах!... [5].
Возможно, не так безнадежно, но весьма тоскливо описывал первые дни трудной учебы начинающий пансионер. В свою очередь, Е.А. Энгельгардт не забывал отправлять письма — отчеты в Дерпт: «Когда Вы, глубокоуважаемая подруга, доверили мне Вашего наследника и поручили дать ему необходимые частные уроки... я тут же организовал их. Он [Александр] учит русский язык до потери сознания... Я доволен его усердием и поведением и не могу его ничем упрекнуть, кроме возраста, который давит и на него, и на нас»... [6].
Это письмо директор отправил 20 сентября 1817 года, а ровно через месяц, 21 октября, в «Краткой ведомости о состоянии Лицея» в отделе «Происшествия» отмечено, что Лицей посетили недавно выпущенные из него A. Пушкин, И. Пущин, И. Малиновский, B. Кюхельбекер, В. Вольховский и другие первокурсники [7]. Очень возможно, что юный пансионер встретил эту компанию молодых людей, представителей единой и неделимой «лицейской республики». Сколько восхищения и... зависти было во взгляде тех, кто учился в Лицее и пансионе! Не мог любознательный Александр Берг не заметить своего тезку — молодого поэта Пушкина, хозяйски разгуливавшего по аллеям парка, прилетевшего на время « в лицейский уголок всесильной сладостной мечтою» [8]. Рассудительный и исполнительный Саша (так называла в письмах мама своего сына) пока шел теми же жизненными тропами, что и А. Пушкин. В письмах домой Александр Берг прописывает буквы русского алфавита, хвастаясь успехами, делится впечатлениями. Иногда это рассказ о событиях, которые выглядят забавно со стороны, хотя взрослые вкладывают в них так много своей привычной серьезности: «Несколько дней назад был здесь министр Козодавлев...[9]. Он прибыл, когда ученик в нашем классе доказывал у доски теорему, но, услышав о приезде министра, учитель сразу вызвал другого, лучшего ученика, чтобы в случае вопросов тот смог ответить на них. Однако министр ни о чем не спросил и удалился» [10]. Воспитанник догадлив и наблюдателен: его иронию вызвал испуг учителя перед начальством и боязнь произвести плохое впечатление. Насмешка сменяется более важным для Александра сообщением: сегодня, 13 января, день его рождения, поэтому именинника ждет сюрприз, который готовят ему соученики. Это давняя традиция, сохраняемая лицеистами: для ставшего на год старше Александра Берга будут играть сочиненную в его честь комедию. Известно, что лицеист А.Пушкин в доме Е.А. Энгельгардта встретил любезную, остроумную, весьма привлекательную молодую вдову Марию Смит и начал ухаживать за ней. Поначалу все выглядело безобидно. Молодые люди обменялись модными куплетами на общую тему «предстоящего свидания». Из писем Александра Берга ясно, что он часто бывал в гостях у мадам Смит, то есть «пушкинские места» осваивал с успехом. Сообщая маме о посещении дома мадам Смит, он добавляет: « только не надо об этом писать Энгельгардту». Егор Антонович, так и не узнавший о маленьких тайнах ученика, писал в Дерпт: «Дела Вашего сына идут хорошо и лучше, чем я ожидал при его возрасте и учитывая привычку жить дома и в свободе. Он подчиняется нашему порядку, так как сознает, что этот порядок хорош и нужен, ...ноя настоятельно прошу сказать его брату, чтобы он не брал его на каникулы в Петербург» [11]. Брат, который живет в Петербурге, - это 23-летний Федор (Фридрих Вильгельм Ремберт), в свое время оставивший Дерптский университет ради участия в военных событиях 1812 года. За смелый переход с войском в брод через Вислу он получил чин поручика лично от Александра I. Как мог взрослеющий младший Берг не смотреть с восторгом на старшего?
Энгельгардту стало известно, что Федор Берг - лучший друг А. А. Бобринского, в дом которого, в конце Галерной улицы, и ездил Александр с братом. Кстати, в этом доме не раз будет бывать А.Пушкин. Опять возможность встречи! Документальных подтверждений этому нет, но уж очень часто дороги двух Александров пересекались, и встречи не могли не состояться. Вернувшись от брата из Петербурга в Царское Село, Александр получил мамино письмо с извещением о смерти друга семьи Бергов - Барклая де Толли. Это имя, так часто упоминаемое в письмах лицеиста В. Кюхельбекера, которые он писал матери в Дерпт, встречаем и в посланиях Александра Берга.
Следующие «отпускные дни» Александр опять проводит с братом и А. Бобринским. Историю семьи Бобринских он знал еще в Лифляндии. Замок Оберпален, где Александр бывал вместе с родителями, Екатерина П купила для своего незаконнорожденного сына Алексея Бобринского, отцом которого был Григорий Орлов. Александр рад очередному случаю посетить известные дома Петербурга, побывать с братом и его другом в роскошных салонах, но в марте 1820 года в Дерпт приходит такое грустное сообщение: «... в воскресенье меня в Петербург не отпустят, потому что я в рождество опоздал. Я буду ежедневно заниматься по несколько часов...» [12] Директор оказался прав, а исполнительный пансионер старается загладить свой проступок, и, видимо мир был восстановлен, так как вскоре Саша пишет: «Энгельгардт передает Вам привет. Когда я буду опять в Лифляндии, то привезу ему пряники, которые он очень любит...» [13]. Оказывается, и у Егора Антоновича есть «слабости».
Директор умел «разглядеть» своих подопечных: хорошо известны характеристики, данные им А. Пушкину и его лицейским товарищам, в которых Энгельгардт умело подметил многое в своих воспитанниках. Об уроженце г. Гапсаль (Хаапсалу) А.Горчакове он писал: «Сотканный из тонкой духовной материи, он легко усвоил многое и чувствует себя господином там, куда многие еще с трудом стремятся... старается во всем найти поддержку своему тщеславию» [14]. Живший в местечке Авинорм (Авинурме), до Лицея учившийся в г. Верро (Выру), В.Кюхельбекер охарактеризован был так: «имеет много таланта, много прилежания, много сердца и много чувств,... верная невинная душа» [15]. Для А.С. Пушкина он «брат родной по музе, по судьбам». О сыне прибалтийского немца, А. Дельвиге, так любившем древнегреческую литературу, Энгельгардт писал: «Когда Прометей вдохнул душу в ту глину, из которой он его сделал, небесная искра была уже несколько остывшей, так как она только время от времени вспыхивает в Дельвиге жалким поэтическим огнем,... но в русской литературе он, пожалуй, самый образованный.» [16]. Воспитанникам последующих выпусков таких ярких характеристик директор не давал, тем более можно порадоваться за А.Берга, о котором достаточно часто выражал свое мнение Егор Антонович. Из Царского Села - в Дерпт: «Меня искренне обрадовало, что Вы остались довольны Вашим сыном. Это наша награда, которую мы получаем за свою приятную, но и тяжелую работу... Можете быть уверенной, что мы не упускаем ничего, что может служить формированию порядочных людей и полезных граждан. Это всегда наша цель, к которой мы cmpeмuмcя...» [17]. Письма из Царского Села наполнены не только сообщениями о делах учебных. Здесь много житейских, повседневных подробностей, вроде тех, что присылать в оплату за пансион надо только новые банкноты, так как старые Е. Энгельгардт не принимает. Замечательно описано получение посылки: «Пришедший мужик из Сангасте принес переданные Вами яблоки и орехи. Я едва успел открыть ящик, как комната наполнилась товарищами, которые меня поздравили с получением посылки. Около 25 яблок я выложил на стол, но если бы я и сотни выложил, то их бы в четверть часа не стало. Я вас за них благодарю, как и мои товарищи, которые обрадовались не меньше моего возможности внести разнообразие в свое питание» [18].