В отличие от иерархического и дисциплинарного типа сообщества, тусовка являет собой сообщество сетевое, с создающими социальное поле энергетическими узлами и динамично и беспорядочно мечущимися между ними потоками. Вот почему художественная эпоха, совпавшая с возникновением тусовки, не знает художественных направлений или школ, харизматических авторитетов и творческих гениев: единой системы ценностей и конвенциональной этики. Нет ничего более архаичного и отжившего для тусовки, чем категория общественного мнения. Тусовка — это наиболее очевидный симптом постидеологической культуры.
В тусовке бросается в глаза ее повышенная динамичность. В самом деле, если официальная культура, богема и андеграунд — это порождение стабильных обществ, то тусовка — характернейший симптом общества, охваченного динамикой преобразований. А потому не только структура, но и социальная динамика тусовки есть прямая реакция на кризис символического порядка. А потому каждое ее проектное усилие неизбежно становится проектом нового символического порядка. Наиболее естественное состояние для тусовки — пребывать в постоянной экспансии.
Тусовке неведома очевидная для любой выстроенной культуры разведенность частного и целого: здесь Проект чего-то конкретного есть одновременно и проект всеобщего. Поэтому, когда задумывается коммерческая галерея, то это одновременно и музей, и издательство, и журнал и т.д. Когда же создается некоммерческий центр, то он одновременно стремится породить и журнал, и музей, и артистический ресторан, и даже артель по раскрашиванию чайных кружек.
Деятели тусовки чувствуют дискомфорт в жестко заданных корпоративных рамках, им присуще стремление нарушать стабильность идентичностей: галерист стремится быть и куратором, и теоретиком, и идеологом, и политиком, и имиджмейкером; газетный критик мнит себя и теоретиком, и философом, и куратором; философ хочет быть и художником, и куратором, и литератором, он хочет быть одновременно и академическим авторитетом, и популярной поп-звездой. Разрушая установившиеся цеховые границы, тусовка захватывает зоны, пребывавшие ранее за пределами узко художественной компетенции: деятели художественного сообщества начинают функционировать в сфере архитектуры, дизайна, шоу-бизнеса, журналистики, политики и т.п.
Тусовке не свойственно чувство пропорции, она всегда склонна к переизбытку: если вынашивается периодический художественный проект, то это непременно Международный фестиваль или Московская бьеннале; если речь идет о каком-то художественном учреждении, то это по меньшей мере будущий Центр Помпиду, а если о журнале, то это непременно русский Flash Art. Аналогично любая инициатива стремится к количественному разбуханию. Масштабно задуманная периодическая экспозиционная акция, начавшись с 10, должна достигнуть затем 50, 100, даже 1000 выставок. Точно так же галерист стремится приписать своей галерее геометрически разрастающееся количество художников, а радикальный лидер — называть преувеличенное количество своих сподвижников.
Априорная фантасмагоричность и несбыточность подобных инициатив, а также качественная уязвимость их конечных результатов еще больше усиливает их динамику и нестабильность. Нереализованность одного проекта может быть компенсирована лишь другим проектом, еще более грандиозным и фантастическим.
В ситуации, когда любое проектное усилие неизбежно принимает формы нового проекта, диалог этих проектов не может не принять конфронтационные формы, борьбы — не на жизнь, а на смерть. Так, если создается некий художественный центр, то предназначен он непременно «на смену другому», уже существующему. Если в тусовке присутствуют два философа, то один из них непременно подлинный, а другой поверхностный, из двух кураторов один — личность, а другой — проходимец, а галерей может быть только одна-две, от силы пять, а все остальные не имеют права на существование.
Присущие тусовке экспансия и конфронтационность определяют ее фундаментальное отличие от других художественных сообществ. Для официальной культуры, богемы и андеграунда системообразующими были как раз не внутренняя, а внешняя конфронтационность: противостояние буржуазному вкусу конституировало богему, противостояние дилетантизму — официальную культуру, тогда как противостояние официальной культуре характеризовало андеграунд. Именно противостояние внешнему определяло границы этого сообщества, делая более значимой не столько экспансию вовне, сколько внутреннюю артикулированность. Официальная культура, богема и андеграунд в равной мере (хотя и по-своему) блюли свою корпоративную целостность. Тусовка же являет собой посткорпоративный тип художественного сообщества.
Самая главная особенность дискурса тусовки — его неспособность к самоанализу. Тусовка не может увидеть себя со стороны, она не саморефлексивна. На это не способна ни одна из образующих структуру тусовки фигур этого сообщества. На это не способен даже эйфорический лидер тусовки: мысля себя носителем символического порядка, он считает себя свободным от самоанализа. Ведь символический порядок — это и есть источник порождения смыслов, он и есть предпосылка всех возможных высказываний. Самосознание же чревато для символического порядка концом и распадом. А потому высказывание от имени символического порядка освобождает тусовочного лидера от необходимости вскрывать методологию этого высказывания, аргументировать его, предъявлять доказательства. Данность конституирует себя в момент высказывания. Достаточно провозгласить, что после Нью-Йорка и Берлина Москва — это третья великая столица современной культуры, как она ею становится — не только в восприятии говорящего, но и художественного сообщества.
Дискурс же участника тусовки не может охватить сообщество в его целостности по иной причине: ведь тусовщик есть производное от чужих идентичностей. Он не способен на панорамный охват среды, так как его взгляд уперт в конкретные тусовочные персоналии. Он обречен метаться между этими персонажами, сравнивать их между собой, воспроизводить чужие мнения, оценивать их слабые и сильные стороны и т.д. Выявить связывающие структурные закономерности, дать им некую внетусовочную оценку он не способен. Даже анафемы тусовке не могут обойтись без поименного перечисления членов тусовочного сообщества со всеми их слабостями и грехами. Тусовка «говорит на языке эмоций» (А. Бренер).
Точно так же и тусовочное письмо непременно задается некими конкретными фактами или событиями — оно не исходит из каких-то общих дискурсивных предпосылок, а может быть только откликом и реакцией. Иными словами, письмо является частью персонализированного интерактивного обмена, не способного выйти за свои пределы. Поэтому за десять лет существования тусовка так и не родила «книги», а лишь собранные под одной обложкой газетно-журнальные статьи.
Дискурс тусовки есть производное от его укорененности в личном общении, во встречах. Письмо здесь является вторичным по отношению к устной речи. Тусовочные легенды и мифы доминируют над конкретными фактами, тусовочные репутации — над судьбами и работами. Поэтому тусовочное письмо, говоря о творчестве художника или позиции куратора, игнорирует их манифесты, теоретические и кураторские концепции и опубликованные интервью. Тусовка пренебрегает всем этим, а принадлежащие к ней художники не испытывают необходимости в систематическом досье или сводном полиграфически изданном каталоге.
И другие особенности дискурса тусовки порождены посткорпоративным характером этого сообщества. Так, описывающий какое-то художественное событие текст или высказывание стремится не столько встроить это событие в некую устоявшуюся систему представлений, дать ему определение, сколько подхватить его эйфорическую энергию. Акция в результате порождает не рефлексию, а новую текстовую акцию, еще более эйфоричную и конфликтную. Художественный объект, таким образом, порождает еще один, на этот раз текстовой объект. Даже в тех случаях, когда тусовочное письмо стремится к прозрачности и доступности, в нем все равно отсутствуют общепринятая терминология и методологические установки, а потому этот текст центрируется на личности пищущего и постоянных ссылках на него. Отсюда и предельно персонализированный характер этого тусовочного высказывания, вынужденного постоянно акцентировать авторское Эго в таких фигурах речи, как «я считаю...», «по моему мнению», «мои прогнозы...» и т.д. Нет ничего более далекого от тусовки, чем представление о Другом.
Поэтика тусовки есть прямое производное от конституирующей ее социальной по своей природе динамики встреч.
Впрочем, встреча укоренена в жизни любого сообщества, для каждого из них встреча санкционирована чем-то внеположеннным: поэтика богемы и официального искусства строится на идее шедевра (хотя и по-разному понимаемого), поэтика андеграунда — на идее антишедевра, но все эти три поэтики предполагают некий материальный носитель художественного опыта, то есть произведение. Ради этого и приходят на встречу— на встречу с произведением. Этот трансцендентальный фон и санкционирует музеи, институты современного искусства и художественный рынок.