В комментарии к песне «Не дуй-ка, не дуй, мать погодушка, с высоких гор» (N 19) составитель указывает: «Эту песню в несколько измененном виде слышал я (здесь и далее курсив наш. - А. Б.) в Мезенском уезде Архангельской губернии. Вот этот вариант, записанный мною на месте в 1837-м году» (следует далее). Стало быть, автором комментария мог быть только А. И. Шренк, который, кстати, путешествуя в 1837 году «по тундрам самоедов», так же, как и в Сибири, интересовался фолклором: не исключено, что его бумаги хранят тексты старинных народных песен Русского Севера.
Неверная датировка рукописи Л. Е. Элиасовым, а также С. Красноштановым и В. Левашовым18 объясняется, по-видимому, тем, что они полагали, будто она была составлена незадолго до поступления в ИРГО, то есть в начале XX века. На авторские комментарии никто из исследователей (согласно архивному формуляру, с документом в разное время знакомились И. З. Ярневский, В. С. Левашов, М. М. Громыко, Ф. Ф. Болонев и другие) попросту не обратил внимания. Так и осталось неясным, почему Элиасов говорил о Восточной Сибири: ведь крайняя точка путешествий А. И. Шренка - западносибирский город Барнаул. Отметим, наконец, наличие в сборнике ровно восьмидесяти, а не «более ста» песен (Элиасов).
Подведем итог. В 1914 году в ИРГО была передана подлинная «западносибирская» рукопись А. И. Шренка. Можно предположить, что до этого момента тетрадь хранилась в личных бумагах Шренка-старшего; почти через 40 лет после смерти отца ее обнаружил Шренк-младший. Сборник оказался на целых 70 лет старше, чем думали, и поэтому является первым по времени из известных нам собранием песен сибирских казаков.
На этом, кажется, можно и закончить, если б не ряд весьма интересных подробностей.
Во-первых, здесь проливается свет на датировку и происхождение некоторых народных песен. Например, Г. Н. Потанин в 1850-х годах зафиксировал у семипалатинских казаков песню «Соберемтесь-ка, братцы, на зеленый луг»19, вошедшую затем в сборник народных исторических песен, изданный в советское время20. Как выяснилось по прочтении рукописи Шренка, данный текст представляет собой не что иное, как... несколько видоизмененный фрагмент его собственного сочинения 1840 года (N 49, «Уж и широка степь Киргизская»). В примечании к нему Александр Иванович пишет буквально следующее: «Эта песня должна быть исключена из собрания, так как ее сочинил я сам. Казаки подобрали к ней мелодию и пели в честь удачного завершения нашего похода летом 1840 года».
Во-вторых, в издании Л. Е. Элиасова и И. З. Ярневского некоторые тексты из сборника Шренка подверглись «художественной правке», что в ряде случаев искажает не только подлинный народный язык, но и географические названия, а также имена - порой до невозможности понять, о чем идет речь. Возьмем для примера песню «Тучи, тучи, тучи наши грозны» (N 7 по рукописи Шренка) и сопоставим с тем, как она воспроизведена Элиасовым и Ярневским (N 21), выделив различия:
Оригинал
Редакция Л. Элиасова и И. Ярневского
1Тучи, тучи, тучи наши грозныТучи, тучи наши грозны По поднебесью плывут,По поднебесью плывут, Как сибирские бравы казакиКак сибирские казаки Во поход скоро идут.Во поход скоро идут.5Идучи же они скорым маршем,Идут же они скорым маршем, Между собой говорят:Меж собою говорят: - Генерал-то Броневский идет с нами,- Генерал Броневский с нами, Нам и служба с ним легка.Нам и служба с ним легка, Он отец-то был нашим казакам,Он отец нашим казакам,10Нам и смерть с ним не страшна.Нам и смерть с ним не страшна. С Акмолинского вышли - солнце село,С Акмолинска вышли - солнце село, В Улутав к свету пришли.В Улутовск к свету пришли, Разоставил он посты-караулыРазоставил он посты-караулы Вокруг городу его;Вокруг городу его.15Разоставил он посты-караулы,Разоставил посты-караулы, Во Курган посла послал.Во Курган посла послал. Вот Сержан-то посла обращает,Вот сержант посла обращает На ответ писал письмо:На ответ писать письмо: - У кого есть пики, сабли остры -- У кого есть пика, сабли остры,20Тому городом владеть.Тому городом владеть. У казаченек пики, сабли остры -У казаченек пики, сабли остры - Им и городом владеть.Им и городом владеть. - Если Бог же нам, братцы, поможет- Если бог нам, братья, поможет Вот Сержана в полон взять,Вот сержанта в полон взять.25Агжалава, братцы, в полон взять,Агжалава, братцы, в полон взяти, Все знамена отобрать,А знамена отобрать. Все знаменички у них отобрать -Все знаменички у них отобраны - Государю отослать.Государю отослать. Государь наш, братцы, императорГосударь наш, братцы, император30За то щедро наградит.За что щедро наградит. Мы за этую, братцы, наградуМы за эту, братцы, награду Закричим: ура! ура! ура!Закричим: «Ура! Ура! Ура!»
Несмотря на то, что в оригинале «Сержан» - явно имя собственное, у Л. Элиасова и И. Ярневского оно заменено на «сержант». Сюжет тем самым превращается в полную бессмыслицу: генерал Броневский приводит отряд казаков к Улутаву, расставляет караулы, затем посылает посла в город Курган, что в 800 километрах к северу. Там некий сержант «обращает», то есть возвращает посла обратно - писать письмо (кому?). Казаки меж тем размышляют, как бы им пленить сержанта, сидящего в русском городе Кургане, и мечтают о царской награде.
Между тем, в оригинальном тексте легко прочитывается вполне конкретный исторический эпизод - поход русских против объединенного «скопища» кокандцев и казахов под водительством ташкентского кушбеги и уже упоминавшегося выше Саржана Касымова. Весной 1834 года их силы общим числом до 6 тысяч человек «с намерением произвести грабеж и возмущение против правительства»21 явились в район гор Улутау и выстроили там укрепление Курган. Кушбеги и Саржан разослали принявшим российское подданство казахским родам «возмутительные письма», а сами тем временем двинулись далее на север и принялись грабить казахские волости. Навстречу им был выдвинут отряд в составе тысячного сборного казачьего полка (командир есаул И. С. Карбышев), батареи из 6 конно-артиллерийских орудий (командир есаул Н. И. Симанов) и пехотной роты. Начальствовал над отрядом генерал-майор Семен Богданович Броневский, командующий Сибирским линейным казачьим войском. Кушбеги и Саржан при первом же известии, что на них идет сам «Земен Погданыш», как звали Броневского в степи, спешно отступили за реку Сарыcу, а затем и вовсе ушли в Голодную степь, оставив в крепости малый гарнизон. Броневский этого знать не мог, продолжил движение от Акмолинского укрепления к Улутау (Улутаву) и, скрытно приблизившись к крепости ночным маршем, осадил ее. Обнаружив поутру присутствие неприятеля, гарнизон открыл огонь из пушек и винтовок. Тем временем казаки одного из пикетов поймали «расфранченного и видного собою» кокандца, возвращавшегося из аулов в крепость от своей невесты. Именно его и отправил Броневский в крепость (во Курган посла послал) с предложением немедленно сдаться. Явившиеся вскоре от гарнизона парламентеры отвечали, что они «люди приязненного России кокандского владельца, что крепость построена на земле киргизской, всегда подвластной Кокании, и занесли по обычаю много другого вздора», одним словом, ответили в смысле «у кого есть пики, сабли остры - тому городом владеть». Броневский потребовал безусловной сдачи в течение двух часов, а по их истечении приказал батарее открыть по крепости огонь гранатами. Через полчаса там выкинули белый флаг...
Еще один любопытный факт: первые шесть строк совпадают с зачином песни о взятии Варшавы в 1831 году («Ночи темны(е), тучи грозны(е)»), известной во множестве вариантов (в которых вместо казаков фигурируют солдаты, гренадеры, командиры и так далее). То есть менее чем за 10 лет песня, сложенная в Европе во времена польского восстания 1830-1831 годов, достигла земель СКВ, где была приспособлена сибирцами для описания собственного военного похода. Строки 7-10 являются разновидностью устойчивого поэтического блока «командир - отец», часто встречающегося в русских военных песнях. А вот оставшаяся часть текста уже представляет собой продукт чисто местного творчества.
Наконец, третье: как и указывал В. И. Липский, для пяти из восьмидесяти песен в собрании Шренка приведены нотные записи. Нотирование народных песен собирателями - явление довольно редкое для первой половины XIX века. Вне зависимости от того, насколько мелодии, записанные Шренком, соответствуют оригинальным мотивам, сам факт фиксации им не только текстов, но и музыкальной составляющей вызывает уважение.
Имя Александра Ивановича Шренка осталось, таким образом, не только на ботанической карте Азии, увековеченное в названиях доброго десятка растений (например, тюльпан Шренка - Tulipa schrenkii, ель Шренка - Picea schrenkiana), но и на «фольклорной карте» Сибири.
За содействие в сборе материалов автор благодарен: московскому геологу Владимиру Кулешову; Nikola, участнику форума сайта «Всероссийское генеалогическое древо» (vgd.ru); Toomas Kukk, сотруднику редакции журнала «Eesti Loodus» («Природа Эстонии»). Отдельная благодарность - членам German Historical Research Society за бескорыстную помощь в расшифровке и переводе немецкого «неудобного готического шрифта».
Список литературы
1. Русские лирические песни Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1997. С. 12.
2. Потанин Г. Н. Юго-западная часть Томской губернии в этнографическом отношении // Этнографический сборник, издаваемый Императорским Русским Географическим Обществом. СПб., 1864. Вып. 6; [Плотников В.] Песни казаков Сибирского казачьего войска // Записки Семипалатинского подотдела Западно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического Общества. Семипалатинск, 1905. Вып. II. Семипалатинск, 1909. Вып. IV; Зобнин Ф. Казачьи песни // Записки Семипалатинского подотдела Западно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического Общества. Семипалатинск, 1903. Вып. I.