После рассмотрения этих икон нужно перевести свой взгляд на икону из собрания С. Рябушинского. Тогда мы оценим всю высоту и все совершенство этого шедевра. Традиционная, каноническая схема подвергнута в ней творческому переосмыслению.
Что в этой иконе самое главное? Изображено множество людей: апостолы жестикулируют, но богоматерь сохраняет спокойствие, ангелы в белых одеждах поднимают руки к небу. Христос благословляет, ангелы по сторонам от него летят. В этой группе много трепета, движения, экспрессии. И вместе с тем в иконе из собрания С. Рябушинского — что очень существенно — живая, беспокойная группа как бы кристаллизуется, образует стройное построение. В иконе больше живости и экспрессии, чем в остальных трех иконах, но и больше архитектонической упорядоченности. Каждый представленный предмет воспринимается как изображение и вместе с тем он образует цветовое пятно, которое вплетается в живописную ткань целого. Схема построения иконы очень ясна. Фигура Христа не вырывается из медальона, как в кашинской иконе, она вписана в него. В этой части иконы изображение превращается в нечто вроде геральдического знака. Деревья не такие тяжелые, как в новгородской иконе, не такие кудрявые, как в кашинской, — эти четыре темных пятна служат связующим звеном между верхним ярусом и нижними группами. Внизу на земле, среди беспокойных апостолов больше свободы. Но и в них заметно, что живые фигуры приближаются к правильным геометрическим формам. Наиболее полно это сказывается в фигуре апостола Петра слева от богоматери. Сама по себе его фигура очень органична и гибка. Петр стоит, откинувшись назад. Но край его золотистого тона плаща образует правильный сегмент круга, он точно проведен по циркулю. Нужно это уловить, и тогда можно заметить и в других фигурах черты геометрической правильности, в частности красный плащ Павла образует ромб. Наконец, фигура богоматери, хотя в ней тонко передан выразительный жест ее рук, в большей степени подобна колонне, чем та же фигура в других иконах „Вознесение". В фигуре Марии есть и сдержанность и устремленность кверху, почти как в фигурах фресок Дионисия в Ферапонтовом монастыре, в частности в фигуре вдовицы в „Ленте вдовицы" и в фигуре богоматери в фреске „Стена еси девам" (М. Алпатов, Всеобщая история искусств, III, М., 1955, илл. 136.).
Особенно характерен в „Вознесении" из собрания С. Рябушинского интервал между апостолами, в котором находится фигура богоматери. Это нечто вроде ключа ко всей композиции. Мотив ангелов, присутствующих при вознесении, восходит к проповеди Иоанна Златоуста — его нет в евангельском тексте. Ангелы должны служить связующим звеном между небом и землей, между возносящимся Христом и покинутыми им апостолами. Но в русской иконописи они приобрели иной смысл. Белые одежды ангелов (которых не было в византийских иконах) образуют светлый пролет, на фоне которого фигура богоматери в темном мафо-рии приобретает большую значительность и становится чуть ли не главным персонажем сцены. Это как пронизанный светом алтарь, замыкающий полутемный средний неф храма. В иконе из собрания С. Рябушинского этот светлый интервал между фигурами Петра и Павла сам образует предметную форму — это подобие какого-то расширяющегося кверху сосуда. Нечто подобное чаше образует также интервал между фигурами боковых ангелов в „Троице" Рублева. Этим превращением не только предметов, но и пространства между ними в элементы композиции в изображение вносится второй смысл. Этот прием очень обогащает восприятие живописи. Можно не осознавать наличие этого, подобного миражу, сосуда. Во всяком случае, прямое изобразительное значение фигур как бы отступает, появляется возможность различного сопряжения элементов композиции. Это немного похоже на геометрический арабеск, в котором допустимо множество разночтений.
Такая композиция иконы „Вознесение" ведет к переосмыслению традиционного сюжета в духе Рублева. Изображение вознесения для мастера иконы продолжает оставаться изображением легендарного события, в истинность которого он свято верил. Но все же это не бесхитростное повествование, а нечто вроде притчи, имеющей кроме прямого еще потаенный второй смысл. „Вознесение" — это подобие „Преображения", но там упавшие фигуры апостолов противопоставлены славе божества, здесь взволнованность людей при виде покидающего их божества претворяется в такое состояние, при котором их группы по сторонам от богоматери сами образуют красивый венок или букет. Таким образом, независимо от буквального смысла легенды, в ней проглядывает закономерность, имеющая всеобщий человеческий смысл. Это и есть то самое торжество искусства в изображении легендарной темы, к которому тяготели лучшие мастера Возрождения.